ГРАММАТИКА

Большая советская энциклопедия (БЭС)

(греч. grammatike, от gramma — буква, написание)
        часть лингвистики (См. Лингвистика), изучающая закономерности образования и употребления форм слов. Нередко Г. понимается и более общо — как синоним лингвистики. Такое расширение значения термина «Г.» было известно уже древним грекам и сохранилось до наших дней в сочетаниях сравнительная Г., историческая Г., стратификационная Г. и др. В современном языкознании термин «Г.» чаще употребляется в более узком значении, хотя круг явлений, относящихся к Г., очерчивается разными лингвистическими школами не вполне одинаково. Наиболее общепринятым является деление науки о языке на фонологию (См. Фонология), грамматику и лексикологию (См. Лексикология). Согласно традиционному подходу, первые два раздела имеют дело с общими категориями (типа Гласные, Согласные, Глагол, Сказуемое и т.п.), в то время как лексикология занимается отдельными словарными единицами. Именно на этом основании фонология и собственно Г. иногда объединяются (под общим названием «Г.») и вместе противопоставляются лексике («словарю»). Более обычным в современной лингвистике является, однако, исключение фонологии из сферы Г. Термин «Г.» иногда употребляется при этом в широком смысле и определяется как «всё в языке за вычетом фонологии», соответственно как «наука, занимающаяся знаками, в противоположность фонологии, занимающейся составными элементами знаков» (см. Пражский лингвистический кружок). К Г. в более специальном смысле относится только часть явлений знакового уровня. Эта часть выделяется на основе различных критериев, применение которых иногда, однако, ведёт к совпадающим в общем результатам. Так, широко принятое противопоставление Г. лексике (внутри «знакового уровня») основано в некоторых лингвистических концепциях на признаке «протяжённости» соответствующих единиц: лексика занимается словами как целостными единицами словаря, а Г. — меньшими либо большими, чем слова, единицами. Соответственно сохраняется традиционное деление Г. на два раздела: морфологию (См. Морфология) (этимологически «наука о формах») и Синтаксис (этимологически «соположение, сочетание»), первый из которых исследует внутреннюю структуру слов, а второй — правила сочетания слов в предложении. Такое деление Г. связано с признанием слова основной грамматической единицей. В традиционной Г. считалось само собой разумеющимся, что «формы», изучаемые Г., являются формами слова и словами же являются следует ли относить к Г. всю морфологию единицы, которые сочетаются друг с другом. Многие представители современной лингвистики считают базисной единицей Г. не слово, а минимальный значимый элемент, обычно называемый морфемой (См. Морфема) или монемой, и не склонны считать принципиальным различие между сочетаниями морфем, образующими «слова», и комбинациями, образующими более сложные синтаксические единства (словосочетания (См. Словосочетание), предложения (См. Предложение)). При таком понимании снимается необходимость деления Г. на морфологию и синтаксис и Г. определяется как «значимая аранжировка форм» (Л. Блумфилд), как «морфотактика» (т. е. закономерности сочетаемости морфем), противопоставляемая «фонотактике» (т. е. закономерностям сочетаемости фонем, изучаемым фонологией) (Ч. Хоккет), и т. и. Границу между лексикой и Г. некоторые лингвисты проводят в этом случае на основе принадлежности соответствующих единиц к неограниченному или ограниченному инвентарю.
         Иногда противопоставление Г. лексике аргументируется тем, что категории Г. являются общими, так что утверждения о соответствующих явлениях относятся к целому классу грамматически однородных единиц, тогда как лексикологические утверждения носят специальный характер, имея отношение к каждой индивидуальной единице словаря в отдельности, Так, «неграмматичность» сочетаний типа «круглого столу под лежишь толстый книга» (вместо «под круглым столом лежит толстая книга») определяется их несоответствием общим правилам сочетаемости единиц русской грамматической системы, в то время как констатация ограниченной сочетаемости прилагательного «пеклеванный» (только с существительным «хлеб») является утверждением лексикологического порядка. Представлению об общем характере грамматических правил соответствует употребление терминов «грамматикализация» для явлений дальнейшего распространения правил с более узкой ранее сферой действия и Лексикализация для противоположного процесса.
         Критерием разграничения лексической и грамматической сферы является критерий, относящийся к характеристике выражаемых соответствующими единицами значений. Так, лексическим значениям приписывают вещественный, конкретный характер, а грамматическим значениям — формальный, абстрактный характер. Во многих случаях, однако, трудно интерпретировать различие между этими двумя типами значений в терминах «конкретности/абстрактности». Так, сомнительной является большая абстрактность обозначения количества по сравнению с обозначением качества или величины. Однако различие между значениями форм «дом» и «дома» считается грамматическим, а различие между значениями слов «хороший» — «плохой» или «домик» — «домище» признаётся лексическим. Многие лингвисты предпочитают поэтому говорить о различии между лексическим (или номинативным) и синтаксическим (или реляционным) значениями и о независимом от этого различия противопоставлении грамматического значения неграмматическому. Различие между номинативными синтаксическим значением сводится к тому, что первое непосредственно отражает («называет») внеязыковую действительность (предметы, события, признаки, отношения и т.д.), тогда как второе отражает лишь способность данной словоформы (См. Словоформа) вступать при построении фразы в определённые типы синтаксические связи с определёнными классами словоформ. С этой точки зрения словоформы «столы», «стол», «столик» обладают различным номинативным значением, а словоформы «столу» и «столом» (или «бегущий» и «бежит») — различным синтаксическим значением.
         Что касается противопоставления грамматических значений неграмматическим, то оно основано на свойстве обязательности, присущем первым и отсутствующем у вторых. Так, грамматическими являются общекатегориальные значения «частей речи» в тех языках, в которых говорящий обязан репрезентировать соответствующее внеязыковое содержание либо как «предмет», либо как «признак», либо как «действие» и т.п., т.е. принуждён сделать тот или другой выбор из ограниченного числа возможностей грамматического представления определённого содержания — даже тогда, когда различие между тем или иным способом репрезентации является для него несущественным. Так, одна и та же ситуация может быть выражена в рус. языке при помощи предложений «на улице мороз», «на улице морозно», «на улице морозит» — но название явления «морозности» должно быть непременно представлено либо как «предмет», либо как «признак», либо как «действие» — ввиду невозможности обозначения данного явления без соответствующей спецификации. Выбор того или иного грамматического представления, в свою очередь, имплицирует наличие некоторых обязательных (т.е. грамматических) значений. Например, значение числа у существительных является грамматическим в русском языке (поскольку любое русское существительное является либо формой единственного числа, либо формой множественного числа) и неграмматическим в китайском и японском — т.к. в этих языках имя может служить названием и одного и нескольких предметов, если соответствующее уточнение не входит в намерения говорящего. В соответствии с противопоставлением номинативных значений синтаксическим предлагалось деление исследования плана содержания на теорию номинации (или лексику, или ономатологию) и синтаксис. Поскольку грамматическими могут быть как номинативные значения (например, число у существительных в русском языке), таки синтаксические (например, род — число — падеж у прилагательных в русском языке), Г. должна занять промежуточное положение между лексикой и синтаксисом: она изучает и лексические, и синтаксические значения, но только те из них, выражение которых обязательно в данном языке. К морфологии при таком делении целесообразно отнести исследование способов выражения тех или иных значений. Представляется удачным сравнительно недавнее (но в общем соответствующее лингвистической традиции) предложение называть морфологическими такие способы выражения любых языковых значений, которые осуществляются в пределах слова (аффиксация, чередование, редупликация, инкорпорация и т. д.), и неморфологическими — способы выражения значений вне пределов слова (например, при помощи служебных слов (См. Служебные слова), порядка слов и т.д.). Давние споры о том, следует ли относить к Г. всю морфологию или только часть её (исключая, например, Словообразование), решаются, т. о., в зависимости от того, выражению какого значения — грамматического или неграмматического — служит данный морфологический способ. Свойство обязательности выражения грамматического значения представляется наиболее универсальным (не зависящим от типа языка) критерием определения области, относящейся к Г. в собственном смысле. Можно заметить, что принадлежность грамматических единиц к ограниченному инвентарю, а также общий и регулярный характер грамматических «правил», позволяющий сводить всё многообразие языковых высказываний к ограниченным совокупностям систем и структур, в сущности, являются следствием указанного свойства.
         Современные методы Г. берут своё начало в древнеиндийской филологической науке. Наиболее известным представителем её является Панини (4—3 вв. до н. э.). Система понятий и категорий современной «школьной» Г., вплоть до терминологии (название частей речи, падежей и т. д.), восходит к грамматическому учению древних греков (Аристотель, стоики, александрийская школа). Из римских грамматиков виднейшим является Варрон (116—27 до н. э.). Греко-римская грамматическая теория через позднелатинской грамматики была усвоена европейскими филологами Возрождения и эпохи Просвещения (первая Г. русского языка — М. В. Ломоносова, 1755; первые церковно-славянские грамматики — 1591, 1596); при этом в Г. новых языков были перенесены и понятия и категории лат. Г. В 17—18 вв. значительно возрастает интерес к логико-философским основам теории Г. (проблема «универсальной» или «всеобщей» Г.). Развитие типологических исследований и создание первых морфологических классификаций языков мира (начало 19 в.) дали толчок к созданию дифференцированных понятийных систем для описания языков разного строя; однако систематическая работа в этом направлении была начата лишь Х. Штейнмалем (См. Штейнталь) и продолжена младограмматиками. В описательные Г. конкретных языков идея «эмансипации» Г. новых языков от латинско-греческой грамматической системы проникла по существу только в начале 20 в. В частности, в Г. русской была использована грамматическая система, разработанная Ф. Ф. Фортунатовым.
         Основные линии развития Г. в 20 в. касались не столько методики описания конкретных языков (хотя и этой стороне уделялось достаточное внимание, например, в рамках дескриптивной лингвистики), сколько проблеме теории Г. О некоторых направлениях в трактовке Г. см. Языкознание.

         Лит.: Смирницкий А. И., Лексическое и грамматическое в слове, в сборнике: Вопросы грамматического строя, М., 1955: Кузнецов П. С., О принципах изучения грамматики, М., 1961; Мельчук И. А., О некоторых типах языковых значений, в кн.: О точных методах исследования языка, М., 1961; Матезиус В., О системном грамматическом анализе, в сборнике: Пражский лингвистический кружок, М., 1967; Зализняк А. А., Исходные положения, в его кн.: Русское именное словоизменение, Исследования по общей теории грамматики, М., 1968; Jakobson R., Boas’view of grammatical meaning, «American Anthropologist», 1959, v. 61, №5. р. 2 (Memoir № 89).
         Т. В. Булыгина.

Современная Энциклопедия

ГРАММАТИКА (греческое grammatike, от gramma - буква, написание), 1) строй языка, т.е. система морфологических категорий и форм, синтаксических категорий и конструкций, способов словопроизводства. Без грамматики (строевой основы языка) не могут быть созданы ни слова со всеми их формами, ни словосочетания, ни предложения (шире - высказывания) и их сочленения. 2) Раздел языкознания, изучающий строй языка, его законы. Грамматика объединяет морфологию, синтаксис и словообразование.

Идеографический словарь

^ строение (чего)
^ фраза, некоторый, естественный язык
грамматика - формальный строй языка; правила построения фраз.
категориальная грамматика.
морфология. | релационный.

Орфографический словарь Лопатина

грамм`атика, грамм`атика, -и

Словарь Ожегова

ГРАММ’АТИКА, -и, жен.
1. Формальный строй языка (словообразование, морфология и синтаксис), образующий вместе с фонетикой и лексикой его целостную систему.
2. Наука об этом строе. Теория грамматики.
3. Книга, описывающая этот строй. Академическая г. Учебная г.
прил. грамматический, -ая, -ое (к 1 и 2 знач.). Г. строй языка. Грамматические теории. Грамматическая форма (форма слова или синтаксической конструкции, заключающая в себе абстрактное морфологическое, синтаксическое или словообразовательное значение). Грамматическое значение (абстрактное значение, присущее ряду грамматических форм и объединяющее их в одну грамматическую категорию). Грамматическая категория (ряд грамматических форм, объединённых общим грамматическим значением, напр. категория рода, категория числа, категория падежа).

Словарь Ушакова

ГРАММ’АТИКА [ама], грамматики, ·жен. (·греч. grammatike). Учение о строении какого-нибудь языка или группы языков (линг.). Французская грамматика. Историческая грамматика. Сравнительная грамматика славянских языков.
Учебная книга, излагающая основы (правила) какого-нибудь языка. Я купил себе грамматику.

Толковый словарь Ефремовой

[грамматика]
ж.
1)
а) Система способов словообразования, морфологических категорий и синтаксических конструкций какого-л. языка.
б) разг. Правильность образования и употребления языковых форм и конструкций.
2)
а) Раздел лингвистики, связанный с изучением и описанием законов языка, включающий словообразование, морфологию и синтаксис.
б) Учебник, книга, содержащие такое описание грамматического строя языка.
3) перен. Основные правила, исходные положения какой-л. области знания.

Литературная энциклопедия

[от греческого grammata — «письмена», «писания»]. В первоначальном понимании слова Г. совпадает с наукой о языковых формах вообще, включая и изучение элементов звуковой формы — звуков или, как выражаются вплоть до начала XIX в., «букв»; это включение менее ошибочно, чем обычно принято думать, поскольку в языковом общении коллектива элемент звучания становится отличительным знаком значений, т. е. до известной степени грамматическим явлением (см. «Фонетика»). Это употребление термина Г. обычно не только у создавших его античных грамматиков и унаследовавших его от них грамматиков христианского средневековья и эпохи Возрождения, но и у арабских и еврейских грамматиков, менее зависящих от античной традиции. Исключение составляют только лингвистические учения древней Индии, с самого начала четко противопоставляющие учение о формах слов — Г. — учению о звуках — фонетике. На почве старого широкого понимания термина остаются: философская грамматика рационализма XVII—XVIII вв., стремящаяся свести грамматические категории яз. к логическим; сравнительная Г. XIX в., ставящая своей целью первоначально более отчетливое выявление «индивидуальности» каждого языка (Гумбольдт), а позднее — под влиянием натуралистической концепции яз. — восстановление древнейших, уже «вымерших» форм яз. (Шлейхер); историческая Г., изучающая «изменение языковых обычаев во времени» (Гримм) и тем самым устраняющая из Г. элемент нормативности, присутствующий в ней с самого начала благодаря ее генетической связи с филологией и стилистикой (см.). Более того: именно в исторической
691 и сравнительной Г. второй половины XIX в., выдвигающей на первый план изменения языковой системы во времени и объяснения этих изменений действием фонетических законов и аналогии (см. «Язык»), чисто грамматические исследования, — в особенности, после отказа от проблемы генезиса грамматических форм, — занимают очень скромное место; и в этом отношении особенно показательны труды младограмматиков (Бругман, Дельбрюк, Пауль), совсем не критически усваивающих старую грамматическую терминологию. Выделение фонетики из Г., проводимое в XIX в., связано не столько с углублением грамматической проблемы, сколько с развитием первой дисциплины, приобретающей (благодаря отсутствию социальной концепции языкового знака) характер естественно-научной дисциплины. Впрочем и в новейшее время широкое употребление термина Г. встречается не только в педагогической и методической литературе, но довольно обычно и в лингвистике, в применении к описанию конкретных языков или групп яз. Чаще однако в лингвистической лит-ре термин Г. употребляется в более узком смысле — для обозначения отдела лингвистики, посвященного изучению совокупности тех смысловых отношений между элементами целого высказывания (словосочетаниями, отдельными словами, частями слова), которые воспринимаются как видоизменения основного реального значения этих элементов и, благодаря постоянству соответствующих изменений звуковой стороны высказывания, выделяются в систему грамматических форм. В этом значении Г. противопоставляется, с одной стороны, фонетике (см.) — учению о звуковой системе языка, с другой — семасиологии (см.) — учению о реальных значениях слов. Далее, как дисциплины не грамматические выделяются этимология (см.) и лексикология (см.), изучающие, наряду со значениями «корней» слов, формы образования новых слов. В пределах же собственно Г. обычно противопоставляют друг другу морфологию как «учение о значении отдельных слов в зависимости от их состава и, следовательно, о значении частей слова» и синтаксис как учение о «значениях соединения слов», или (согласно другому не менее распространенному определению) морфологию как «учение о формах отдельного слова» и синтаксис как учение о «функциях этих форм в словосочетании и как учение о формах и функциях словосочетаний» (см. «Морфология», «Синтаксис»). Это деление грамматических дисциплин в значительной степени условно. Еще более условна классификация грамматических форм: в общем, до самого последнего времени лингвистика совершенно не критически пользовалась здесь старой терминологией, унаследованной еще от античных грамматиков и объединяющей группы грамматических единиц (выделяемых по общности тех или иных частичных звукозначений) в определенные категории (части
692 речи, члены предложения, парадигмы склонения и спряжения и т. д.) по комплексу меняющихся и различных признаков. Именно в традиционности и условности обозначений заключается удобство этой грамматической терминологии, позволяющей подводить наблюдаемые новые явления под уже известные категории без предварительного точного их определения; ибо, как мы увидим ниже, логически точное определение грамматических значений представляет часто значительные трудности. Анализ отдельных установленных традицией грамматических категорий и новейших попыток их более научного определения — см. «Части речи», «Предложение». Пересмотр грамматической проблемы в целом, классификации грамматических дисциплин и грамматических форм — достижения преимущественно новейшей лингвистики. Эти достижения связаны прежде всего с работами философов и психологов над материалами яз. (Вундт, Дитрих, Марти, Гиннекен и др.), далее — с усилением социологической концепции яз. (реабилитация статической Г. у де Соссюра и Сэшеэ, доказательства автономности грамматического развития у Мейэ и т. д.) и наконец со сближением лингвистики с историей материальной культуры, этнологией и родственными дисциплинами (возрождение проблемы генезиса грамматических форм у В. Шмидта и Н. Я. Марра). Важнейшими моментами пересмотра грамматической проблемы являются: раскрытие механизма грамматического анализа; признание взаимной обусловленности грамматических форм как элементов единой системы; вытекающий отсюда пересмотр понятия грамматической формы [в частности, указание на тот факт, что при наличии в системе языка грамматических форм самое отсутствие звуковой модификации может быть использовано для образования грамматической формы путем соотнесения с остальными звуковыми модификациями — факт, впервые отмеченный Ф. Фортунатовым в учении об отрицательной формальной принадлежности и в настоящее время осознанный большинством лингвистов (де Соссюр, Сэпир, Вандриес)]; признание необходимости новой классификации грамматических дисциплин (де Соссюр) и в особенности грамматических форм, свободной от гнета античной традиции (Сэпир, Нареен, Гиннекен); и — что особенно важно — осознание специфического характера грамматических значений, лишь частично совпадающих с логическими категориями. Благодаря более глубокому ознакомлению с формами мышления народов первобытной культуры (так наз. «дологическим мышлением») и более детальному анализу грамматических значений современная лингвистика начинает осознавать, что в грамматических формах, помимо логических значений, обычно находят выражение смысловые различия, несущественные с точки зрения логики, но зато теснейшим образом связанные с социальной
693 оценкой соответствующих явлений и фактов, благодаря традиционному характеру лингвистического знака (см. «Язык»), часто отражающие глубоко архаичные формы общественного быта и психологии (Марр, В. Шмидт). Сюда относятся не только такие поздние явления, как дифференциация спряжения на формы почтительного, безразличного и пренебрежительного обращения (достаточно напомнить, что немецкий яз. прусского абсолютизма знал четыре формы второго лица: «Du», «Jhr», «Er» и «Sie»), как существование уничижительных, ласкательных и т. п. форм словообразования, но и такие архаические черты языковой структуры, как деление имен на классы или роды, ясно отражающее социальную неравноценность называемого, хотя и получающее в дальнейшем развитии языка грамматическое значение. Действительно: многие из грамматических форм, представляющиеся нам выражением чисто логических отношений, в палеонтологическом анализе раскрываются как выражение примитивного «дологического» мышления и лежащих в его основе первобытных форм общественности. Так, по мнению В. Шмидта, «богатство форм числа для личных местоимений и имен объясняется слабым развитием системы счисления, бессистемным счетом или счетом парами. Локальная экзогамия влечет за собой образование инклузивной и эксклузивной форм местоимения первого лица множественного (двойственного и тройственного) числа». По мнению акад. Марра, выделение (или точнее противоставление) единственного числа множественному, развитие притяжательных и личных местоимений отражают определенные стадии развития примитивного общества, противоставление индивида коллективу, появление собственности. И если справедливы указания Леви-Брюля на качественное, а не количественное различение времени и пространства в первобытном «дологическом» мышлении, то и, казалось бы, чисто релятивные значения падежа и времени приобретают иное содержание, подлежат истолкованию в освещении коллективной психологии, а не логики (указания на это можно найти у Марти и Гиннекена). В направлении культурно-исторического истолкования грамматических форм наиболее полной, хотя и методологически спорной, представляется попытка В. Шмидта («Die Sprachfamilien und die Sprachenkreise der Erde»), наиболее близкими к марксизму, хотя и не приведенными еще в систему, — построения акад. Марра (Опыт систематического изложения его учения — «Введение в яфетидологию» И. И. Мещанинова не достаточно освещает именно грамматическую проблему). Однако и в настоящее время пересмотр грамматической традиции в целом только еще намечается. Вырастая из филологического анализа труднопонятного текста на яз., пользующемся особым уважением, часто «священном» (так александрийская Г. связана с изучением
694 Гомера, древнеиндийская — Вед, арабская — Корана, еврейская — Библии), Г., естественно, приобретает характер нормативности, поскольку только формы выражения, засвидетельствованные в соответствующих текстах, представляются допустимыми в системе лит-ого яз. Этому противопоставлению «правильного» и «неправильного» выражения сильно способствует классовый характер художественного и научного творчества соответствующих эпох, отражающего пренебрежительное или враждебное отношение господствующих классов к «грубым», «вульгарным» и «ошибочным» формам выражения широких народных масс (см. «Диалектология»). Устранению этого нормативного элемента из Г. способствует развитие историзма в лингвистике и освобождение ее от авторитарного оценочного подхода к явлениям языка и социальной диалектологии в частности. Однако потребность коллектива в однотипных формах выражения, в «клише» (см. «Стилистика», «Язык») способствует сохранению элемента нормативности в так наз. «школьной грамматике». Рассмотрение Г. лит-ого памятника яз. не как творческого оформления известного определенного смысла, не как конкретного и цельного высказывания, социально-исторически обусловленного и эстетически неповторимого, а как совокупности возможных форм выражения, приводит к стиранию границ между нормативной Г. и нормативной стилистикой. Одинаково возможные стилистически (т. е. одинаково засвидетельствованные в лит-ых памятниках) формы выражения одного и того же логически смысла признаются равными грамматически; отголоски этих учений, получающих особое развитие в эпоху расцвета философской Г. рационализма, можно отметить в современном «школьном» синтаксисе (учение о членах предложения, учение о сокращении придаточных предложений). Вместе с тем этот характерный для нормативной Г. подход к лит-ому произведению препятствует изучению индивидуальных модификаций грамматической формы как одного из компонентов художественного слова, их роли в структуре поэтического произведения как единого и цельного эстетического факта — социально-исторически обусловленного высказывания. Только XIX и XX вв. с их историзмом и психологизмом, а позднее и эстетизмом, выдвигают возможность изучения модификаций грамматических форм в их соотнесенности со структурой определенного поэтического произведения (подробнее о стилистическом значении отдельных грамматических форм см. «Морфология», «Синтаксис», «Части речи»). Характерный перегиб в сторону эстетической концепции грамматического факта — как индивидуального высказывания — с упущением его важнейшей коммуникативной функции (см. «Язык») — дают труды так наз. неофилологической школы (Фосслер, Шпитцер, Лорх, Лерх, Волошинов и другие).
695 Библиография: I. Ввиду невозможности дать исчерпывающую лит-ру предмета, мы ограничимся лишь указанием важнейших библиографических пособий. Обзор старых грамматических учений: Benfey, Geschichte der Sprachwissenschaft, 1869. Грамматические учения античного мира: Steinthal H., Die Sprachwissenschaft bei den Griechen und Romern. Грамматические учения древней Индии: Liebich, Zur Einfuhrung in die indische einheimische Sprachwissenschaft (Sitz. d. Heidelberg. Akad., 1919—1920) и Panini. Обзор грамматических учений XIX в.: Delbruck В., Einleitung in das Studium der indogermanischen Sprachen, 1919; Schrijnen-Fischer, Einfuhrung in das Studium der indogermanischen Sprachen, Heidelberg, 1921; Булич, Очерк истории языкознания в России (XVIII в. — 1825), СПБ., 1904; Краткий обзор важнейших грамматических направлений в русской лингвистике XIX в.: Петерсон М. Н., Очерк синтаксиса русск. яз., 1923. Библиография важнейших новых зап.-европейских работ по теории грамматики: Vendryes, Le langage, 1925. Хорошая библиография важнейших работ неофилологической школы: Проблемы литературной формы, Л., 1928; Волошинов, Марксизм и философия яз., Л., 1928. Библиография по яфетидологии: Mapp Н. Я., акад., Классифицированный перечень работ по яфетидологии, М. — Л., 1926. Грамматическая библиография ведется в «Bulletin de la societe linguistique de Paris», «Anzeiger der indogermanischen Forschungen», «Indogermanisches Jahrbuch» и др. Хороший обзор грамматической лит-ры по отдельным яз. и группам яз.: Schmidt W., Die Sprachfamilien und die Sprachenkreise der Erde, Heidelberg, 1925. См. также труды перечисленных в тексте авторов и лит-ру по статьям, на к-рые даны ссылки в тексте. II. Работы по грамматикам русских поэтов: Щерба А. В., Опыт лингвистического толкования стих. «Воспоминание» Пушкина, «Русская речь», П., 1923; Виноградов В., Стиль петербургской поэмы «Двойник». Опыт лингвистического анализа «Достоевский», сб. под ред. Долинина, «Мысль», П., 1922; Гроссман Л., Заметки о языке Достоевского, «Семинарий по Достоевскому», Гиз, М., 1923; Виноградов В., О символике А. Ахматовой, «Лит-ая мысль», I, П., 1922; Арватов Б., Синтаксис Маяковского, «Печать и революция», 1923, I (перепеч. в сб. «Социологическая поэтика», М., 1928); Истомин В., Главнейшие особенности языка и слога произведений Лермонтова, Варшава, 1894 (из «Русск. филологич. вестн.»); Стефановский И., Язык произведений Пушкина и Лермонтова, Фил. зап., 1899, 3—4, Статьи о языке и стиле Лермонтова в V т. Акад. издания; Будде Е., Опыт грамматики языка Пушкина, Сб. отд. русск. яз. и словесности Акад. наук, LXXVII, 1904; Карский Е., О влиянии творческой деятельности Пушкина на развитие русского литературного языка, Варшава, 1899 (РФВ); Истомин Н., Главнейшие особенности языка и слога произведений Гоголя, Фонвизина и Озерова, Варшава, 1897; Мандельштам И., О характере гоголевского стиля, Главы из истории русского лит-ого яз., Гельсингфорс, 1902; Будде Е., Значение Гоголя в истории русского литературного языка, Журн. МНП, 1902, № 7; Карский Е., Значение Гоголя в истории русского языка, «Русск. филологич. вестн.», 1909, № 2. Р. Шор

Воровской жаргон

гармонь

Лексикон прописных истин

Обучать детей грамматике с самого раннего возраста как предмету ясному и нетрудному.

Если вы желаете блеснуть знаниями в беседе или привести аргумент в споре, то можете использовать ссылку:

будет выглядеть так: ГРАММАТИКА

будет выглядеть так: Что такое ГРАММАТИКА