Слово, значение которого вы хотите посмотреть, начинается с буквы
А   Б   В   Г   Д   Е   Ё   Ж   З   И   Й   К   Л   М   Н   О   П   Р   С   Т   У   Ф   Х   Ц   Ч   Ш   Щ   Ы   Э   Ю   Я

РОМАНТИЗМ

Большая советская энциклопедия (БЭС)
(франц. romantisme)
        идейное и художественное направление в европейской и американской духовной культуре конца 18 — 1-й половины 19 вв. Французский romantisme ведёт родословную от испанского romance (так называли в средние века Романсы испанские, а затем и Рыцарский роман) через английский romantic (романтический), передаваемое по-французски romanesque, а затем romantique и означавшее в 18 в. «странное», «фантастическое», «живописное». В начале 19 в. слово «Р.» становится термином для обозначения нового литературного направления, противоположного Классицизму.
         В советском литературоведении термину «Р.» нередко придают и другой, расширительный смысл. Им обозначают противостоящий реализму (в широком смысле) тип художественного творчества, в котором решающую роль играет не воспроизведение действительности, а её активное пересоздание, воплощение идеала художника. Такому типу творчества присуще тяготение к демонстративной условности формы, к фантастике) гротеску, символике.
         Р. — в традиционном, конкретно-историческом значении этого слова — явился как бы высшей точкой антипросветительского движения (см. Просвещение), прокатившегося по всем европейским странам; его основная социально-идеологическая предпосылка — разочарование в буржуазной цивилизации, в социальном, промышленном, политическом и научном Прогрессе, принёсшем новые контрасты и антагонизмы, а также «дробление», нивелировку и духовное опустошение личности. «... Установленные „победой разума“ общественные и политические учреждения оказались злой, вызывающей горькое разочарование карикатурой на блестящие обещания просветителей» (Энгельс Ф., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 19, с. 193). Неприятие буржуазного образа жизни, протест против пошлости и прозаичности, бездуховности и эгоизма буржуазных отношений, наметившиеся в недрах самого просветительства и нашедшие первоначальное выражение в Сентиментализме и Предромантизме, обрели у романтиков особую остроту. Действительность, реальность истории оказалась неподвластной «разуму», иррациональной, полной тайн и непредвиденностей, а современное мироустройство — враждебным природе человека и его личностной свободе.
         Разочарование в обществе, которое предвещали, обосновывали и проповедовали (как самое «естественное» и «разумное»!) лучшие умы Европы, постепенно разрослось до «космического пессимизма» (особенно у поздних западноевропейских романтиков); принимая общечеловеческий, универсальный характер, оно сопровождалось настроениями безнадёжности, отчаяния, «мировой скорби» («болезнь века», присущая героям Ф. Р. Шатобриана, А. Мюссе, Дж. Байрона, А. Виньи, А. Ламартина, Дж. Леопарди, Г. Гейне и др.). Возможности социального совершенствования казались утраченными навсегда; мир предстал «лежащим во зле»: материальный мир затемнён силами распада, в человеке воскресает «древний хаос», в практике торжествует «мировое зло». Внутренняя тема «страшного мира» (с его слепой властью материальных отношений, иррациональностью судеб, тоской вечного однообразия повседневной жизни) прошла через всю историю романтической литературы, воплотившись наиболее явственно в специфическом «чёрном жанре» (в предромантическом «готическом романе» — А. Радклиф, Ч. Мэтьюрин, в «драме рока», или «трагедии рока», — З. Вернер, Г. Клейст, Ф. Грильпарцер), а также в произведениях Байрона, К. Брентано, Э. Т. А. Гофмана, Э. По и Н. Хоторна.
         Однако Р. глубоко осмыслил и ярко выразил идеи и духовные ценности полярные «страшному миру». По замечанию Ф. Шеллинга, у ранних немецких романтиков человеческий дух был раскован, считал себя вправе всему существующему противополагать свою действительную свободу и спрашивать не о том, что есть, но что возможно. От Р. в целом неотделим провозглашенный и пережитый «энтузиазм» — чувство сопричастности развивающемуся и обновляющемуся миру, включенности в стихийно-безостановочный поток жизни, в мировой исторический процесс, ощущение скрытого богатства и неисчерпаемых возможностей бытия. Глубине и всеобщности разочарования в действительности, в возможностях цивилизации и прогресса полярно противополагается тяга к «бесконечному», к идеалам абсолютным и универсальным. Романтики мечтали не о частичном усовершенствовании жизни, а о целостном разрешении всех её противоречий. Страстная, всезахватывающая жажда обновления и совершенства — одна из важных особенностей романтического миросозерцания. «Поскольку человечество движется, оно приближается к цели, объяснение которой нужно искать по ту сторону видимого» (А. де Виньи). Разлад между идеалом и действительностью, характерный и для предшествующих направлений, приобретает в Р. необычайную остроту и напряжённость, что составляет сущность так называемого романтического двоемирия. При этом в творчестве одних романтиков преобладала мысль о господстве в жизни непостижимых и загадочных сил, о необходимости подчиняться судьбе (поэты «озёрной школы», Шатобриан, В. А. Жуковский). В творчестве других (например, Байрон, П. Б. Шелли, Ш. Петёфи, А. Мицкевич, ранний А. С. Пушкин) преобладали настроения борьбы и протеста против царящего в мире зла.
         Одной из характерных форм противопоставления идеала и действительности была так называемая романтическая Ирония (Ф. Шлегель, К. В. Ф. Зольгер, Жан Поль, Л. Тик, Брентано, Байрон, Мюссе). Первоначально она означала ограниченность любой точки зрения (в том числе и собственно романтической, если она устремлена только к «бесконечному»), относительность всякой исторической действительности, кроме жизни и мира в целом, несоизмеримость безграничных возможностей бытия с эмпирической реальностью. Впоследствии в ней отразилось сознание неосуществимости романтических идеалов и даже взаимовраждебности мечты и жизни (отчасти Байрон и особенно Гофман и Гейне).
         Отвергая повседневную жизнь современного цивилизованного общества как бесцветную и прозаическую, романтики стремились ко всему необычному. Их привлекали Фантастика, народные предания и народное творчество вообще, минувшие исторические эпохи. Их волновали необыкновенные и яркие картины природы, жизнь, быт и нравы далёких стран и народов. Низменной материальной практике противопоставляли они сильные страсти (романтическая концепция любви) и жизнь духа, в особенности высшие её сферы: религию, искусство, философию.
         Наследуя традиции искусства средневековья, испанского барокко и английского Ренессанса, романтики раскрыли необычайную сложность, глубину и антиномичность внутреннего, субъективного человека, внутреннюю бесконечность индивидуальной личности. Человек для них — малая вселенная, микрокосмос. Напряжённый интерес к сильным и ярким чувствам, всепоглощающим страстям, к тайным движениям души, к «ночной» её стороне, тяга к интуитивному и бессознательному — сущностные черты романтического искусства. Столь же характерна для Р. защита свободы, суверенности и самоценности личности (в которой, по мысли Шеллинга, весь «пафос земного», вся «острота жизни»), повышенное внимание к единичному, неповторимому в человеке, культ индивидуального. Принцип личности служил как бы самозащитой от нараставшей нивелировки индивидов в буржуазном обществе, но одновременно и от безжалостной десницы истории и государства.
         Вслед за Дж. Вико и И. Г. Гердером романтики глубоко интересовались неповторимым в нации (своеобразными, первоосновными чертами национального характера, особенностями национального духа и культуры), а также своеобразием и самоценностью различных исторических эпох. Требование Историзма и народности искусства (См. Народность искусства), верного воссоздания колорита места и времени — одно из важнейших непреходящих завоеваний романтической теории искусства. Историзм мышления романтиков особенно наглядно и целостно реализовал себя в созданном ими жанре исторического романа (Ф. Купер, Виньи, В. Гюго и перераставший рамки романтизма В. Скотт), в трудах историков французской романтической школы (О. Тьерри, Ф. Гизо, Ф. О. Менье). Бесконечное разнообразие местных, эпохальных, национальных, исторических, индивидуальных особенностей имело в глазах романтиков определённый философский смысл: оно было обнаружением богатства единого мирового целого — универсума.
         В области эстетики Р. противопоставил классицистическому «подражанию природе» творческую активность художника, преображение реального мира. Художник создаёт свой, особый мир, более прекрасный и истинный, а потому и более реальный, нежели эмпирическая действительность, ибо само искусство, творчество являет собой сокровенную суть, глубинный смысл и высшую ценность мира, а значит и высшую реальность. Произведения искусства уподобляются живому организму, а художественная форма истолковывается не как внешняя оболочка содержания, а как нечто вырастающее из его глубин и неразрывно с ним связанное. Романтики страстно защищают творческую свободу художника, его фантазию и отвергают нормативность в эстетике, рационалистическую регламентацию в искусстве. Гений не подчиняется правилам, но творит их — эта мысль И. Канта усвоена теоретиками Р.
         Романтики обновили художественные формы: создали жанр исторического романа, фантастической повести, лиро-эпической поэмы (См. Поэма), реформировали сцену. Блестящего расцвета достигла в эпоху Р. лирика. Возможности поэтического слова были расширены за счёт многозначности, ассоциативности, сгущенной метафоричности, а также за счёт открытий в области стихосложения, метра, ритма. Романтики проповедовали разомкнутость литературных родов и жанров, взаимопроникновение искусств, синтез искусства, философии, религии. Они заботились о музыкальности и живописности литературы, смело смешивали высокое и низменное, Трагическое и Комическое, обыденное и необычное, тяготели к фантастике, Гротеску, демонстративной условности формы. Высшие художественные достижения Р. — гротескно-сатирическое изображение мира, открытие «субъективного» человека, проникновенное воссоздание природы и др. — были унаследованы Реализмом 19 в.
         Классической страной Р. была Германия. События Великой французской революции, ставшие решающей социальной предпосылкой интенсивного общеевропейского развития Р., были пережиты здесь преимущественно «идеально». Это способствовало перенесению общественных проблем в сферу спекулятивной философии, а также этики и особенно — эстетики. В эпоху, когда разочарование в буржуазных преобразованиях и их последствиях становится всеобщим, своеобразные черты духовной культуры Германии получают всеевропейское значение и оказывают сильнейшее воздействие на общественную мысль, эстетику, литературу, искусство других стран. Однако в конкретных национально-исторических условиях каждой страны идеи немецких романтиков нередко получают специфическую интерпретацию, обретают иной, иногда противоположный смысл.
         Основы романтического миросозерцания и романтической эстетики заложены были немецкими писателями и теоретиками иенской школы (В. Г. Ваккенродер, Новалис, братья Ф. и А. Шлегели, Тик; систематическую форму романтическая философия искусства получила в лекциях А. Шлегеля и трудах примыкавшего к иенцам Ф. Шеллинга). Иенцы же создали первые образцы искусства Р.: комедия Тика «Кот в сапогах» (1797), лирический цикл «Гимны к ночи» (1800) и роман «Генрих фон Офтердинген» (1802) Новалиса, ряд фантастических повестей. Прогрессивные национально-освободительные идеи и культ античности характерны для выдающегося поэта-романтика Ф. Гёльдерлина, стоявшего вне иенского содружества.
         Второе поколение немецких романтиков (гейдельбергская школа) отличает интерес к религии, национальной старине, фольклору. Важнейшим вкладом в немецкую культуру явился сборник народных песен «Волшебный рог мальчика» (1806—08), составленный Л. Арнимом и Брентано, а также «Детские и семейные сказки» (1812—14) братьев Я. и В. Гримм. Высокого совершенства достигла лирическая поэзия (И. Эйхендорф). Опираясь на мифологические идеи Шеллинга и братьев Шлегелей, гейдельбергские романтики окончательно оформили принципы первого глубокого, научного направления в фольклористике и литературоведении — мифологической школы (См. Мифологическая школа).
         В позднем немецком Р. нарастают мотивы трагической безысходности (драматургия и новеллистика Клейста), критическое отношение к современному обществу и ощущение разлада мечты с действительностью (рассказы и повести Гофмана). Идеи и художественные принципы Гофмана оказали сильное влияние на последующую литературу как реалистическую (О. Бальзак, Ч. Диккенс, Ф. М. Достоевский), так и символистскую (иррациональные и мистические мотивы). Демократические идеи позднего Р. нашли своё выражение в творчестве А. Шамиссо, лирике Г. Мюллера, в поэзии и прозе Гейне, справедливо называвшего себя «последним романтиком» (он выходит за рамки собственно Р. и подвергает его наследие критическому пересмотру).
         Для английского Р. характерна сосредоточенность на проблемах развития общества и человечества в целом, острое ощущение противоречивости, даже катастрофичности исторического процесса. Неприятие современного промышленного общества, идеализация старины, добуржуазных, патриархальных отношений, воспевание природы, простых, естественных чувств — основной мотивы поэтов «озёрной школы»: У. Вордсворта, С. Т. Колриджа, Р. Саути. Не веря в возможность разумного переустройства мира, они утверждали христианское смирение, религиозность, проникновение в иррациональное начало человеческой психики. Интерес к национальной старине, к устной народной поэзии отличает творчество Скотта — автора романтических поэм на средневековые сюжеты и основоположника жанра исторического романа в европейской литературе. Гимном красоте мира и прекрасной человеческой природе может быть названа поэзия Дж. Китса, входившего в группу «лондонских романтиков» (её составили также эссеисты и критики Ч. Лэм, У. Хэзлитт, Ли Хант).
         Настроениями борьбы и протеста проникнуто творчество Байрона и Шелли. Их объединяет политический пафос, резко отрицательное отношение к существующему общественному строю, сочувствие к угнетённым и обездоленным, защита прав человеческой личности, страстная устремлённость в будущее. Однако неясность политических идеалов и перспектив общественного развития рождала в творчестве Байрона чувство трагической безысходности, «мировую скорбь». Созданные им титанические образы мятежников-индивидуалистов оказали сильнейшее воздействие на всю европейскую литературу (так называемый байронизм).
         Во Франции, где особенно сильны были традиции классицизма, Р. встретил наибольшее противодействие и утвердился в литературе лишь к началу 1820-х гг. Его отличает связь с наследием Просвещения и с предшествующими художественными традициями, большая обращённость к современности, к актуальной социально-политической проблематике. Формирование французского Р. связано главным образом с жанром лирического интимно-психологического романа и повести: «Атала» (1801) и «Рене» (1802) Шатобриана, «Дельфина» (1802) и «Коринна, или Италия» (1807) Ж. Сталь, «Оберман» (1804) Э. П. Сенанкура, «Адольф» (1815) Б. Констана. В эпоху господства Р. блестящего расцвета достигает поэзия (Ламартин, Гюго, Виньи, Мюссе, Ш. О. Сент-Бёв, М. Деборд-Вальмор). В результате ожесточённой борьбы с защитниками старого искусства романтическая драма (А. Дюма-отец, Гюго, Виньи, Мюссе) прочно утверждается на театральных подмостках. Дальнейшее развитие получает жанр романа: психологического (Мюссе), исторического (Виньи, раннее творчество Бальзака, П. Мериме), социального (Гюго, Жорж Санд, Э. Сю). Романтическая критика представлена трактатами Сталь, теоретическими выступлениями Гюго, этюдами и статьями Сент-Бёва, родоначальника биографического метода (См. Биографический метод).
         Р. получил распространение и в других европейских странах: Италии (Н. У. Фосколо, А. Мандзони, Леопарди), Испании (Х. де Эспронседа, Соррилья-и-Мораль), Австрии (драмы Грильпарцера, поэзия Н. Ленау), Дании (А. Эленшлегер), Швеции (Э. Тегнер), Венгрии (Петёфи), Румынии (М. Эминеску); он составил целую эпоху в развитии польской литературы (А. Мицкевич, Ю, Словацкий, З. Красиньский, Ц. Норвид).
         Утверждение национальной независимости во многом определяло развитие Р. в США; его отличает большая, чем в европейских странах, близость к традициям просветительства, особенно у ранних романтиков (У. Ирвинг, Купер, У. К. Брайант), оптимистические иллюзии в ожидании будущего Америки, слабая реминисцентность относительно прошлых эпох (средневековья, Возрождения, барокко), заново открытых европейским Р. Для зрелого американского Р. (По, Хоторн, Г. У. Лонгфелло, Г. Мелвилл и др.) характерны большая напряжённость и многозначность поисков позитивных ценностей и большая усложнённость. Выделяется особое течение — трансцендентализм (Р. У. Эмерсон, Г. Торо, Хоторн), подвергший критике индустриализацию и урбанизацию и провозгласивший культ природы и простой жизни. Р. своеобразно преломился также в некоторых литературах Латинской Америки и Азии.
         Социально-исторические предпосылки зарождения Р. в России — обострение кризиса крепостнической системы, общенациональный подъём 1812, формирование дворянской революционности. Романтические идеи, настроения, художественные формы явственно обозначились в русской литературе на исходе 1800-х гг. Первоначально, однако, они скрещивались с разнородными доромантическими традициями сентиментализма (Жуковский), анакреонтической «лёгкой поэзии» (К. Н. Батюшков, П. А. Вяземский, юный Пушкин, Н. М. Языков), просветительского рационализма (поэты-декабристы — К. Ф. Рылеев, В. К. Кюхельбекер, А. И. Одоевский и др.). Вершиной русского Р. первого периода (до 1825) явилось творчество Пушкина (ряд романтических стихотворений и цикл «южных поэм»).
         После 1823 в связи с поражением декабристов романтического начала усиливаются, обретают самостоятельное выражение (позднее творчество писателей-декабристов, философская лирика Е. А. Баратынского и поэтов-«любомудров» — Д. В. Веневитинова, С. П. Шевырёва, А. С. Хомякова). Получает развитие романтическая проза (А. А. Бестужев-Марлинский, ранние произведения Н. В. Гоголя, А. И. Герцена). Вершиной второго периода стало творчество М. Ю. Лермонтова. Иное вершинное явление русского Р. и одновременно завершение романтической традиции в русской литературе — философская лирика Ф. И. Тютчева.
         Начиная с 1840-х гг. Р. в основных европейских странах уступает ведущее положение критическому реализму и отходит на второй план (см. Реализм). Однако традиции Р. остаются действенными на протяжении всего 19 в., обретя новые импульсы и силы в конце 19 — начале 20 вв. в так называемом неоромантизме. Термин «неоромантизм», не имеющий единого и устойчивого научного применения и не соответствующий какой-либо целостной эстетической программе, общей поэтической системе, относится скорее ко всему разнообразному комплексу умонастроений и художественных поисков, характерному для буржуазной гуманитарной культуры рубежа 19—20 вв. Неопределённость этого понятия усиливается сочетанием (иногда смыканием) неоромантических тенденций с тенденциями Неоклассицизма («идеальная» реакция на возросший антагонизм общества, на господствующий в идеологии позитивизм, отрицание натурализма в литературе и искусстве). И всё же неоромантизм тесно связан с Р.: не столько темами и мотивами, не столько их специфической трактовкой и формальным строем произведений, сколько умонастроением, общими принципами поэтики — отрицанием всего обыденного и прозаического, «раздвоенностью» рефлексирующего творческого сознания, обращением к иррациональному, «сверхчувственному», склонностью к гротеску и фантастике, обновлением художественной формы с установкой на главенство музыкального начала, тяготением к синтезу всех искусств и др. Так понимаемый неоромантизм объединяет разные явления Символизма в европейских литературах (творчество П. Верлена, С. Малларме, А. Рембо, Ж. Мореаса и других во Франции; М. Метерлинка и Э. Верхарна в Бельгии; Р. Рильке и Г. фон Гофмансталя в Австрии; С. Георге в Германии; Д. Мережковского, З. Гиппиус, К. Бальмонта, А. Ремизова, Ф. Сологуба и других в России), а также в разной мере близкие символизму «эстетизм» У. Патера и О. Уайльда в Англии, творчество Г. Ибсена и К. Гамсуна в Норвегии, Г. Гауптмана в Германии. Проступавшим в символизме и близких ему доктринах мотивам декадентства (См. Декадентство) (пессимизм, мистическая эзотеричность) в широких границах неоромантизма противостояли возникающие в эту эпоху как в импрессионизме, так и в реализме тенденции к романтическому преображению действительности, героической приподнятости, к утверждению действенности духовных ценностей (например, Г. Гауптман, Р. Хух — Германия, Дж. Пасколи, А. Фогаццаро — Италия, Э. Ростан — Франция). В строгом значении термин «неоромантизм» общепринят применительно к своеобразной линии английской литературы конца 19 — начала 20 вв., связанной с разработкой таких жанров, как приключенческий (Дж. Конрад, Р. Хаггард, Р. Киплинг), исторический (Р. Л. Стивенсон, А. Конан Дойл), детективный (Г. К. Честертон). Английский неоромантизм противостоит как символизму, так и натурализму.
         В дальнейшем традиции Р. оказались близки художникам, остро ощущавшим кризис буржуазного общества и буржуазной культуры. Прямое и опосредованное воздействие идейно-творческих установок Р. ощутимо в Экспрессионизме, отчасти в поэзии сюрреализма и некоторых др. авангардистских течениях.
         Романтический пафос преобразования жизни, высота романтических идеалов оказались близкими советскому искусству и обусловили обращение к наследию романтиков многих писателей социалистического реализма.
         В музыке Р. как направление складывается в 1820-е гг.; завершающий период его развития, получивший название неоромантизма, охватывает последние десятилетия 19 в. Ранее всего музыкальный Р. проявился в Австрии (Ф. Шуберт), Германии (Э. Т. А. Гофман, К. М. Вебер, Л. Шпор, Ф. Мендельсон-Бартольди, Р. Шуман, Р. Вагнер и др.) и Италии (Н. Паганини, В. Беллипи, ранний Дж. Верди и др.), несколько позднее — во Франции (Г. Берлиоз, Д. Ф. Обер, Дж. Мейербер и др.), Польше (Ф. Шопен), Венгрии (Ф. Лист). В каждой стране он обретал национальную форму; порой и в одной стране складывались различные романтические течения (лейпцигская школа и веймарская школа в Германии). В ряде стран Р., не получив целостного самостоятельного выражения, проявился в творчестве отдельных композиторов (А. А. Алябьев, А. Н. Верстовский, ранний М. И. Глинка, Н, А. Римский-Корсаков и другие «кучкисты», П. И. Чайковский и А. Н. Скрябин в России, Б. Сметана и А. Дворжак в Чехии, Э. Григ в Норвегии и др.). В Австрии и Германии важные романтические черты получили развитие в творчестве И. Брамса, А. Брукнера, Р. Штрауса и др.
         Наряду с общими для всего художественного Р. общественно-историческими предпосылками формирование музыкального Р. определялось также влиянием литературного Р. и всем ходом внутреннего развития музыки (См. Музыка). Если эстетика классицизма ориентировалась на пластические искусства с присущими им устойчивостью и завершённостью художественного образа, то для романтиков выражением сути искусства стала музыка как воплощение бесконечной динамики внутренних переживаний.
         Музыкальный Р. воспринял такие важнейшие общие тенденции Р., как антирационализм, примат духовного и его универсализм, сосредоточенность на внутреннем мире человека, бесконечности его чувств и настроений. Отсюда особая роль лирического начала, эмоциональная непосредственность, свобода выражения. Как и романтическим писателям, музыкальным романтикам присущ интерес к прошлому, к далёким экзотическим странам, любовь к природе, преклонение перед народным искусством. В их сочинениях были претворены многочисленные народные сказания, легенды, поверья. Народную песню они рассматривали как праоснову профессионального музыкального искусства. Фольклор был для них подлинным носителем национального колорита, вне которого они не мыслили искусства.
         Романтическая музыка существенно отличается от предшествующей музыки венской классической школы (см. Австрия, раздел Музыка); она менее обобщена по содержанию, отображает действительность не в объективно-созерцательном плане, а через индивидуальные, личные переживания человека (художника) во всём богатстве их оттенков; ей свойственно тяготение к сфере характерного и вместе с тем — портретно-индивидуального, при этом характерное фиксируется в двух основных разновидностях — психологической и жанрово-бытовой. Гораздо шире представлены ирония, юмор, даже гротеск; одновременно усиливается национально-патриотическая и героико-освободительная тематика (Шопен, а также Лист, Берлиоз и др.). Большое значение приобретают музыкальную изобразительность, звукопись.
         Существенно обновляются выразительные средства. Мелодия становится более индивидуализированной, рельефной, характеристичной, внутренне изменчивой, «отзывчивой» на тончайшие сдвиги душевных состояний; гармония и инструментовка — более богатыми, яркими, красочными; в противовес уравновешенным и логически упорядоченным структурам классиков возрастает роль сопоставлений, свободных сочетаний разнохарактерных эпизодов.
         В соответствии с общими тенденциями романтической эстетики многие композиторы-романтики стремились к синтезу искусств. Синтетические жанры, обновившись, приобрели в эпоху Р. особое значение. Так, скромную прежде песню (См. Песня) Шуберт, а позднее Шуман, Лист и Х. Вольф сделали носителем глубокого содержания и вывели на одно из самых почётных мест среди других жанров. В качестве разновидности песни большое развитие получает вокально-инструментальная Баллада. Складывается и достигает расцвета жанр песенного цикла («Прекрасная мельничиха» и «Зимний путь» Шуберта, «Любовь и жизнь женщины» и «Любовь поэта» Шумана и др.).
         Центром внимания многих композиторов стал наиболее синтетический жанр — Опера, основанная у романтиков главным образом на сказочно-фантастических, «волшебных», рыцарско-приключенческих и экзотических сюжетах. Первой романтической оперой была «Ундина» Гофмана; позднее большой вклад внёс Вебер (оперы «Вольный стрелок», 1820; «Эврианта», 1823; «Оберон», 1826, и др.); романтические оперы создали также Г. Маршнер и А. Лорцинг, Беллини и Верди, Берлиоз, Обер, Мейербер и др. Вагнер, романтически переосмысливая оперу, выдвинул идею «объединяющего все искусства произведения» (Gesamtkunstwerk) и пытался осуществить её в зрелых операх («Летучий голландец», 1841; «Лоэнгрин», 1848; тетралогия «Кольцо нибелунга», 1854—74; «Тристан и Изольда», 1859; «Нюрнбергские мейстерзингеры», 1867; «Парсифаль», 1882),
         В инструментальной музыке остались определяющими жанры симфонии, камерного инструментального ансамбля, сонаты для фортепиано и для других инструментов, однако они были преобразованы изнутри. Например, в сонатно-симфонических циклах стали главенствовать не драматическое напряжение и логика развития темы, а свободное сопоставление отдельных эпизодов, «картин настроений» (симфонии, камерные ансамбли и сонаты Шуберта и Шумана). Общая лирическая направленность обусловила в сонате и симфонии большую, чем прежде, роль песенности, напевного начала. В инструментальных сочинениях разных форм ярче сказываются тенденции к музыкальной живописи. Возникают новые жанровые разновидности, например симфоническая поэма, сочетающая черты сонатного аллегро и сонатно-симфонического цикла; её появление связано с тем, что музыкальная программность выступает в Р. как одна из форм синтеза искусств, обогащения инструментальной музыки через единение с литературой. Программность становится важной не только в симфонической музыке, но и в др. видах музыкального инструментализма, в том числе в фортепианной музыке. Новым жанром явилась также инструментальная баллада. Склонность романтиков к восприятию жизни как пёстрой череды отдельных состояний, картин, сцен обусловила развитие различного рода миниатюр и их циклов (В. Томашек, Шуберт, Шуман, Шопен, Лист, молодой Брамс).
         В музыкально-исполнительском искусстве Р. проявился в эмоциональной насыщенности исполнения, богатстве красок, в ярких контрастах, виртуозности (Паганини, Шопен, Лист). В музыкальном исполнительстве, как и в творчестве менее значительных композиторов, романтические черты нередко совмещаются с внешней эффектностью, салонностью.
         Романтическая музыка остаётся непреходящей художественной ценностью и живым, действенным наследием для последующих эпох.
         В театральном искусстве Р. сформировался в 1810—40-х гг. При всём национально-историческом различии творчество крупнейших актёров-романтиков — Э. Кина (Англия), Л. Девриента (Германия), Г. Модены и А. Ристори (Италия), П. Бокажа, М. Дорваль, Фредерика-Леметра (Франция), П. С. Мочалова (Россия), Э. Форреста, Ш. Кашмен (США), Г. Эгрешши (Венгрия) и др. — сближали глубокий гуманизм, ненависть к филистеру и буржуа, протест против царящей в мире бесчеловечности.
         Основой театральной эстетики стали воображение и чувство. Восстав против классицистского принципа «облагороженной природы», актёры сосредоточили внимание на изображении контрастов и противоречий человеческой жизни. Общественный пафос, страстность обличения, верность идеалу определили бурную эмоциональность, яркую драматическую экспрессию искусства актёров, стремительный жест. Однако романтическое мироощущение несло в себе и опасность творческого субъективизма (акцентирование исключительного, причудливого); эмоциональность иногда подменялась риторическими эффектами, мелодраматизмом.
         Романтический театр впервые утвердил сценическое переживание (непосредственность, правдивость и искренность игры) как основное содержание актёрского творчества. Р. обогатил выразительные средства театра (воссоздание «местного колорита», историческая верность декораций и костюмов, жанровая правдивость массовых сцен и постановочных деталей); его художественные свершения подготовили и во многом определили основные принципы реалистического театра. С традициями высокого, героического Р. связано в России искусство М. Н. Ермоловой, А. И. Южина, П. Адамяна, В. С. Алекси-Месхишвили, М. К. Заньковецкой, Г. Араблинского, позднее — Ю. М. Юрьева, А. А. Остужева, В. К. Папазяна, М. Касымова, Ш. Бурханова, А. Хоравы, А. Хидоятова, Н. Д. Мордвинова и др.
         В изобразительном искусстве Р. наиболее ярко проявился в живописи и графике, менее отчётливо — в скульптуре. (В архитектуре Р. получил слабое отражение, повлияв главным образом на садово-парковое искусство и архитектуру малых форм, где сказалось увлечение экзотическими мотивами, а также на направление т. н. ложной готики (См. Ложная готика).) В конце 18 — начале 19 вв. черты Р. в разной мере уже присущи: в Англии — живописным и графическим произведениям швейцарца И. Г. Фюсли, в которых сквозь классицистическую ясность образов нередко прорывается мрачный, изощрённый гротеск; живописи и графике (а также поэзии) У. Блейка, проникнутым мистическим визионерством; в Испании — позднему творчеству Ф. Гойи, исполненному безудержной фантазии и трагического пафоса, страстного протеста против феодального и национального гнёта и насилия; во Франции — приподнято-взволнованным портретам, созданным Ж. Л. Давидом в период Великой французской революции, ранним напряжённо-драматическим картинам и портретам А. Ж. Гро, пронизанным мечтательным лиризмом (порой экзальтацией образов) работам П. П. Прюдона и противоречиво сочетающим романтические тенденции с академическими нормами произведениям А. Л. Жироде-Триозона и Ф. Жерара.
         Наиболее последовательная школа Р. сложилась во Франции в период Реставрации и Июльской монархии в упорной борьбе с догматизмом и отвлечённым рационализмом официального искусства академического Классицизма. Основателем романтической школы явился Т. Жерико, смелый новатор в живописи, в творчестве которого всё более нарастали протест против окружающей действительности и стремление откликаться на исключительные события современности; признанным главой школы с 1820-х гг. стал Э. Делакруа, создавший ряд картин, проникнутых революционным пафосом, особенно полно и ярко воплотивший тяготение Р. к большим темам, эмоциональной насыщенности образов, поискам новых выразительных средств живописи. К ним примыкали А. Г. Декан, пейзажисты Ж. Мишель и П. Юэ, скульпторы П. Ж. Давид д'Анже, А. Л. Бари и Ф. Рюд. Отвергая в настоящем всё обыденное и косное, обращаясь только к кульминационным, драматически острым моментам современной истории, французские романтики находили темы и сюжеты в историческом прошлом, легендах и фольклоре, в экзотической жизни Востока, в произведениях Данте, Шекспира, Байрона, Гёте — создателей монументальных образов и сильных характеров. В портрете главным для романтиков было выявление яркой индивидуальности, напряжённой духовной жизни человека, движения его мимолётных чувств; отголоском человеческих страстей становится и романтический пейзаж, в котором подчёркивается мощь природных стихий. Отстаивая неограниченную свободу творчества, его раскрепощение от академических канонов, романтики стремились придать образам мятежную страстность и героическую приподнятость, воссоздать натуру во всех её неожиданных и неповторимых проявлениях, в напряженно-выразительной взволнованной художественной форме. Классицистическому «подражанию природе» и следованию античным образцам они противопоставили принцип преображения реальности, творческую активность художника, создающего новую, прекрасную и истинную реальность. В противовес классицизму, романтики придавали композиции повышенную динамику, объединяя формы бурным движением и, прибегая к резким объёмно-пространственным эффектам, использовали яркий, насыщенный колорит, основанный на контрастах света и тени, тёплых и холодных тонов, сверкающую и лёгкую, нередко обобщённую манеру письма. Французские романтики сделали более массовым искусство графики, создав новые гибкие формы в литографии и книжной ксилографии (Н. Т. Шарле, А. Девериа, Ж. Жигу и др.). С романтической школой связано и демократическое в своей идейной основе творчество крупнейшего графика-карикатуриста О. Домье, на живопись которого Р. повлиял особенно сильно. Разрыв между высокими идеалами и будничной жизнью, идеализация далёких от повседневности явлений, подчёркнутый индивидуализм мировосприятия, склонность к театрализации мотивов, свойственные Р. в целом, нередко переходили в трагический пессимизм, апологию средневековья, крайне субъективную окраску образов и их мелодраматическую патетику. Консервативные тенденции Р., порой приводившие к открытому культу монархии и религии, нашли проявление в творчестве многих французских романтиков (Э. Девериа, А. Шеффер и др.) и повлияли также на Ж. О. Д. Энгра, лидера враждебного Р. позднего классицизма, и его учеников (Т. Шассерио и др.). Особенно многочисленны были художники, придерживавшиеся «золотой середины» и эклектически соединявшие романтические принципы с академизмом, трактовавшие романтическую тематику в поверхностно-эффектном салонном и академическом духе (П. Деларош, О. Берне, Э. Месонье и др.). Романтическими веяниями по-разному было захвачено раннее творчество представителей реализма во французском искусстве — живописцев К. Коро, Т. Руссо, мастеров барбизонской школы (См. Барбизонская школа), Г. Курбе, Ж. Ф. Милле, Э. Мане, скульптора Ж. Б. Карпо; мистицизм и сложный аллегоризм, подчас присущие Р., нашли преемственность в символизме (Г. Моро и др.); характерные черты Р. вновь проявились в неоромантических тенденциях Постимпрессионизма.
         Ещё более сложным и противоречивым было развитие Р. в Германии. Ранний немецкий Р., которому свойственны повышенный интерес ко всему остро индивидуальному и неповторимому, меланхолически-минорная тональность эмоционального строя и как бы отстраненность образов, мистико-пантеистические настроения, связан главным образом с поисками в области портрета, аллегорических композиций (Ф. О. Рунге) и пейзажа (австриец И. А. Кох и К. Д. Фридрих). Религиозно-патриархальные идеи, стремление возродить религиозный дух и стилистические особенности итальянской и немецкой живописи 15 в. питали творчество так называемых назарейцев (См. Назарейцы) (Ф. Овербека, Ю. Шнорра фон Карольсфельда, П. Корнелиуса и др.), чья позиция стала особенно консервативной к середине 19 в. Для художников дюссельдорфской школы (См. Дюссельдорфская школа) (А. Ретель, В. Шадов, К. Ф. Зон, Т. Хильдебрандт и др.), в известной мере близкой Р., были характерны, помимо воспевания средневековой идиллии в духе современной романтической поэзии, поверхностная сентиментальность и сюжетная занимательность. Влияние Р. затронуло и творчество представителей Бидермейера (австриец Ф. Вальдмюллер, И. П. Хазенклевер, Ф. Крюгер), а также К. Блехена. С середины 19 в. линия немецкого Р. продолжалась, с одной стороны, в помпезной салонно-академической живописи В. Каульбаха и К. Пилоти, а с другой — в жанрово-повествовательных, камерных по звучанию работах Л. Рихтера, К. Шпицвега и австрийца М. Швинда. Так же, как и во Франции, поздний немецкий Р. (в большей мере впитавший здесь черты Натурализма, а затем «Модерна») к концу. 19 в. сомкнулся с Символизмом (творчество швейцарца А. Бёклина, Х. Томы, Ф. фон Штука и М. Клингера).
         В Англии в 1-й половины 19 в. известной близостью к французскому Р. и вместе с тем самобытностью отмечены пейзажи Дж. Констебла и Р. Бонингтона, романтической фантастикой и поисками новых выразительных средств (близких в будущем импрессионизму) — пейзажи У. Тёрнера. Религиозно-мистическими настроениями, привязанностью к культуре средневековья и Раннего Возрождения, тяготением к литературным реминисценциям, а также надеждами на возрождение ремесленного труда отличалось позднеромантическое движение прерафаэлитов (См. Прерафаэлиты) (Д. Г. Россетти, Дж. Э. Миллес, Х. Хант, Э. Берн-Джоне и др.), повлиявшее как на социально осознанное творчество У. Морриса, так и на мистико-символическую живопись Ф. Уотса и сложение стиля «модерн» (О. Бёрдсли и др.).
         В США в течение всего 19 в. романтическое направление представлено главным образом пейзажем (Т. Кол, Дж. Иннесс, А. П. Райдер). Романтический пейзаж развивался и в других странах, однако основное содержание Р. в тех странах Европы, где пробуждались идеи национального освобождения и национального самосознания, составляли интерес к героической истории своей страны, к национальному культурному и художественному наследию, темы народного быта и освободительной борьбы. Таково творчество Г. Вапперса, Л. Галле, Х. Лейса и А. Вирца в Бельгии; Ф. Айеса, Д. и Дж. Индуно, Дж. Карневали и Д. Морелли в Италии; Д. А. Сикейры в Португалии; Й. Манеса и Й. Навратиля в Чехии; М. Барабаша и В. Мадараса в Венгрии; А. Орловского, П. Михаловского, Х. Родаковского и позднего романтика Я. Матейко в Польше.
         В России Р. в разной степени проявился в творчестве многих мастеров. Романтическая приподнятость и взволнованная страстность образов характерны для произведений переселившегося в Россию А. О. Орловского, для ряда портретов О. А. Кипренского, увлечение романтическими мотивами — для некоторых работ Ф. П. Толстого. Существенное влияние Р. оказал на формирование русского пейзажа (творчество С. Ф. Щедрина, М. И. Лебедева и особенно М. Н. Воробьева и И. К. Айвазовского). Черты Р. противоречиво сочетались с академическим классицизмом в живописи К. П. Брюллова и Ф. А. Бруни (в то же время портреты Брюллова дают наиболее яркое выражение принципов Р. на русской почве). В известной мере влиянием Р. была затронута живопись П. А. Федотова и А. А. Иванова. В отличие от Р. других стран, русский Р. не образует прямой связи с неоромантизмом конца 19 — начала 20 вв. Во 2-й половине 19 в. тенденции Р. прослеживаются лишь в своеобразном религиозно-романтическом творчестве Н. Н. Ге и пейзажах А. И. Куинджи.
        
         Лит.: Гайм Р., Романтическая школа, пер. с нем., М., 1891; Замотин И. И., Романтизм 20-х гг. 19 столетия в русской литературе, т. 1—2, 2 изд., М., 1911—13; Жирмунский В. М., Религиозное отречение в истории романтизма, М., 1919; Обломиевский Д., Французский романтизм, М., 1947; Реизов Б. Г., Французский исторический роман в эпоху романтизма, Л., 1958; его же, Между классицизмом и романтизмом, Л., 1962; Елистратова А., Наследие английского романтизма и современность, М., 1960; Гуковский Г. А., Пушкин и русские романтики, М., 1965; Дьяконова Н. Я., Лондонские романтики и проблемы английского романтизма, Л., 1970; Боброва М. Н., Романтизм в американской литературе 19 в., М., 1972; Берковский Н. Я., Романтизм в Германии, Л., 1973; Европейский романтизм, М., 1973; Романтизм в славянских литературах, М., 1973; К истории русского романтизма, М., 1973; Walzel О., Deutsche Romantik, Bd 1—2, 5 Aufl., Lpz. — B., 1923—26; Strich F., Deutsche Klassik und Romantik oder Vollendung und Unendlichkeit, Bern, 1969; KIuckhohn P., Das Ideengut der deutschen Romantik, 4 Aufl., Tubingen, 1961; Schenk Н. G., The mind of the Europeen romantics, L., 1966; Korff Н. A., Geist der Goethezeit, [7 Aufl.], Tl 3—4, Lpz., 1966; Tieghem P., Le romantisme dans la litterature europeenne, 2 ed., P., 1969; Hoffman М. J., The subversive vision. American romanticism in literature, N. Y. — L., 1972; Вопросы романтизма в советском литературоведении. Библиографический указатель. 1956—1968 гг., ред. Н. А. Гуляев, Каз., 1970.
         Асмус В., Музыкальная эстетика философского романтизма, «Советская музыка», 1934, №1; Соллертинский И., Романтизм, его общая и музыкальная эстетика, в его кн.: Музыкально-исторические этюды, Л., 1956; Житомирский Д., Заметки о музыкальном романтизме. (Шопен и Шуман), «Советская музыка», 1960, № 2; Ванслов В., Эстетика романтизма, М., 1966; Istel Е., Die Blutezeit der musikalischen Romantik in Deutschland, 2 Aufl., Lpz. — B., 1921; Tiersot J., La musique aux temps romantiques, P., 1930; Darnerini A., Classicismo e romanticismo nella musica, Firenze, 1942; Einstein A., Music in the romantic era, N. Y., 1947; Chantovoine J., Guadefroy-Demombynes J., Le romantisme dans la musique europeene, P., 1955; Stephenson K., Romantik in der Tonkunst, Koln, 1961; Beitrage zur Geschichte der Musikanschauung im 19 Jahrhundert, hrsg. von W. Salmen, Regensburg, 1965.
         История западноевропейского театра, т. 3—4, М., 1963—64.
         Яворская Н. В., Романтизм и реализм во Франции в XIX веке, [М.], 1938; её же, Западноевропейское искусство XIX века, М., 1962; Вентури Л., Художники нового времени, пер. с итал., М., 1956; История русского искусства, т. 8, кн. 1—2, М., 1963—64; Всеобщая история искусств, т. 5, М., 1964; Мастера искусства об искусстве, т. 4, М., 1967; Кожина Е., Романтическая битва, Л., 1969; Живопись французского романтизма. Выставка произведений из собраний музеев Франции. Каталог, М., 1969; Искусство романтической эпохи. [Материалы научной конференции], М., 1969; Pauli G., Die Kunst des Klassizismus und der Romantik, B.; 1925; Rosenthal L., L'art et les artistes romantiques, P., 1928; Benz R., Schneider A. von, Die Kunst der deutschen Romantik, Munch., 1939; Reau L., L'ere romantique. Les arts plastiques, P., 1949; Brion М., Romantic art, L. — N. Y., [1960]; Courthion P., Le Romantisme, [Gen.], 1961; Keyser E. de, L'occident romantique. 1789—1850, Gen., 1965; Cogniat R., Le romantisme, Lausanne, 1966.
         The romantic movement bibliography. 1936—1970, v. 1—7, Ann Arbor, 1973.
         В. П. Большаков, А. М. Гуревич (Р. в литературе), Ю. Н. Хохлов (Р. в музыке), В. А. Марков (Р. в изобразительном искусстве).
        Ф. Айес (Италия). «А. Мандзони». 1841. Пинакотека Брера. Милан.
        К. Д. Фридрих (Германия). «Монастрыское кладбище под снегом». 1819. Картина не сохранилась. Фрагмент.
        О. А. Кипренский. «В. А. Жуковский». 1816. Третьяковская галерея. Москва.
        П. Михаловский (Польша). «Конная ярмарка». 1840-е гг. Художественно-исторический музей. Вена.
        А. Вирц (Бельгия). «Битва греков с троянцами за тело Патрокла». 1835—36. Музей изящных искусств. Льеж.
        Дж. Кром (Англия). «Сланцевые карьеры». Ок. 1805—06. Галерея Тейт, Лондон.
        Дж. М. У. Тёрнер (Англия). «Кораблекрушение». 1805. Галерея Тейт, Лондон.
        Ф. Рюд «Выступление добровольцев в 1792» («Марсельеза»). Рельеф на Триумфальной арке на площади де Голля в Париже. Камень. 1833—36. Франция.
        М. Н. Воробьёв (Россия). «Осенняя ночь в Петербурге». 1835. Третьяковская галерея. Москва. Фрагмент.
        К. Ф. Шинкель (Германия). «Просвет в скале». 1818. Музей Шинкеля. Берлин.
        Ф. Гойя (Испания). «Два монаха». Деталь росписей «Дома Глухого» близ Мадрида. 1820—23. Ныне в Прадо, Мадрид.
        А. Гро. «Наполеон в госпитале чумных в Яффе». 1803—1804. Лувр, Париж
        Т. Шассерио. «Туалет Эсфири». 1842. Фрагмент. Лувр, Париж.
        А. Л. Жироде-Триозон. «Погребение Аталы». 1808. Лувр, Париж.
        Э. Делакруа. «Ладья Данте». 1822. Лувр, Париж.
        Т. Жерико. «Раненый кирасир, покидающий поле боя». 1814. Лувр. Париж.
Мультимедийная энциклопедия
Три поколения, которые определяли характер интеллектуальной жизни западного мира между 1770 и 1850, вошли в историю под названием романтиков. Понятие "романтизм", как и другие понятия, возникшие в процессе борьбы идей (такие, как классицизм, Возрождение, пуританство, барокко), остается неопределенным. Подобно всем явлениям, характеризуемым этими терминами, романтизм должен трактоваться двояко: это, во-первых, некоторые устойчивые качества человеческого сознания, а во-вторых, эпоха, в которую эти качества становятся главенствующими в культуре. Чтобы понять романтизм в первом из этих значений (оставляя в стороне второе, относящееся к историческому периоду между 1770 и 1850), мы должны абстрагироваться от бытового смысла термина "романтичный". В действительности слово "романтизм" происходит от нескольких понятий, имеющих то или иное отношение к романскому миру. Прежде всего подразумеваются языки, на которых говорили народы, жившие на юге Европы после падения Римской империи, - все они возникли из классической латыни. Архитектурный стиль, преобладавший у этих народов в описываемую эпоху, тоже принято называть романским. Говоря о "романтической истории", имеют в виду рассказ, созданный на одном из этих живых языков: естественно, что такому рассказу свойственна простота изложения, - он стремился быть интересным для всех слушателей, и увлекательные приключения описывались при помощи узнаваемых деталей. Таким образом, эта словесность представляла собой нечто противоположное классике сразу в двух отношениях: ее простонародный язык противостоял классическому литературному языку, а будничный, правдоподобный материал народных баллад и сказаний контрастировал с благородной, "возвышенной" тематикой, характерной, например, для классической трагедии. Лишь при том условии, что нам известен характер этих отступлений от классических норм, может быть понят великий культурный сдвиг, когда классицизм 17 - начала 18 вв. сменяется в конце 18 - первой половине 19 в. романтизмом. Преобладающий интерес переместился из области высокого, благородного, классического по стилю в сферу общепонятного, правдоподобного, романтического по характеру стиля и тематики. Те, кто возвестил об этой новой тенденции, обладали вкусом к народным сказаниям, поэзии, музыке и начали с того, что обратились к жанрам, которые на протяжении полутора столетий пренебрежительно рассматривались как слишком мелкие и безыскусные. Таким образом, существенным качеством истинного романтизма является преобладающий интерес ко всему простому и естественному, любовное внимание к чувствам и переживаниям обычных людей, к повседневной жизни, которая заключает в себе истину, особенно если эта жизнь протекает в естественной среде, - словом, отказ от того искусственного, что неизбежно сопутствует городской цивилизации. Глубокие изменения вкусов и установок не происходят в одночасье, и поэтому для рассматриваемого периода характерна преемственность, которая соединяет классический 18 век и романтическое движение 1790-1800-х годов. Именно деятели т.н. Просвещения начали собирать и публиковать популярные в народе баллады, а дикорастущий английский сад предпочитали правильно разбитым французским паркам, именно они попытались вытеснить трагедию в стихах, изображающую образ жизни высокой аристократии, предложив написанную прозой пьесу или сентиментальный роман, рисующий семейные отношения, причем особенно их привлекало все чувствительное, сопровождающееся бурными слезами и объятиями. Их восхищали искусственно стилизованные руины в готическом духе, резко выделяющиеся на фоне безукоризненной правильности классицистского стиля в архитектуре. Что-то искусственное заключалось в самом побуждении, продиктовавшем этот возврат к простоте и правде чувств. Однако оставалась неподдельной потребность воплотить такие переживания и мысли, которые долгое время подавлялись или игнорировались. Обращаясь к предтечам романтизма, мы убеждаемся, что их мышлению были присущи особенности, не сочетающиеся друг с другом. Так, С.Джонсон, будучи в полной мере человеком 18 столетия, утверждает, что Лондон способен одарить всем, чего ни пожелает душа, но вместе с тем он знает столь глубокие и искренние религиозные чувства, что его уже никак не отнесешь к числу "просветительских". Поэт и критик Г.Э.Лессинг высказывается о нравственных вопросах и о поэзии как убежденный классицист, однако, касаясь драмы, отстаивает "дикого", не признающего правил У.Шекспира, ставя его творения выше тщательно отделанных пьес Вольтера. Х.Уолпол, дилетант, обожающий пересуды в гостиных, на первый взгляд, кажется воплощением светскости и фривольности, тем не менее именно ему принадлежит первый готический роман Замок Отранто, произведение, преследующее цель вызвать у читателя ужас и использующее для этого самые фантастические поверья. Всплески чувств, не нашедших воплощения в литературе, порождают также мистификации Т.Чаттертона, а затем Дж.Макферсона, Поэмы Оссиана которого заставили позабыть о классической эпике на полстолетия. Во Франции Д.Дидро возглавляет Энциклопедию, это детище Просвещения, и вместе с тем стремится укрепить авторитет прозаической драмы, а также объявляет поучительными романы С.Ричардсона с выраженными в них моральными переживаниями. Наконец, Ж.Ж.Руссо, первым открыто порвавший с просветительскими доктринами, и в творчестве, и в самой своей жизни осуществляет почти все устремления нового движения. Произведениями Руссо впервые с необходимой полнотой выражено новое представление о человеке и достойной его жизни. Не являясь ни бунтом против предшественников, ни формой реакции на их взгляды, романтизм предстает как радикальное осуществление тех начал просветительства, которые можно было бы назвать его оборотной стороной. Этим объясняется и тот факт, что событие, значительное для всей европейской истории - Французская революция, - является апогеем Века разума, но в то же время неиссякающим источником коллизий и проблем, характеризующих собственно романтизм. Дата 1789 может рассматриваться как рубеж, разделяющий предромантизм и период полного расцвета романтической культуры. Это была в полном смысле слова новая культура, так как революция разрушила и смела старые формы мышления: не только монархические и феодальные, но и просветительские и классицистские. Те, кому к 1800 исполнилось от двадцати до тридцати лет, уже не были последователями и учениками своих прямых предшественников. Среди людей этого поколения был политический мыслитель Ж.де Местр, который, ненавидя революцию и все ее следствия, тем не менее не мог не принимать ее во внимание. Местр был романтиком-монархистом, другие романтики оказались приверженцами республиканского устройства, социализма, анархизма. Некоторые тяготели к консерватизму, других больше влекли либеральные или радикалистские тенденции. Одни пропагандировали ортодоксальную религиозность, другие были убежденными пантеистами или атеистами. Единство романтизму как определенному периоду истории культуры придает свойственная ему вера в необходимость переустройства, устремление к созиданию после гигантской встряски. Если у нас достаточно оснований аргументированно утверждать, что существует человек Возрождения, то их не меньше и для того, чтобы говорить о романтике как особом типе личности. Между людьми, которых разделяет три столетия, много общего: и 16, и 19 век нуждались в человеке сильных страстей и героических устремлений, решившемся создать новый порядок вещей на развалинах прежнего; и та, и другая эпоха ознаменованы великими свершениями во всех искусствах, но также и громадными неудачами и трагедиями; и для той, и для другой характерны ярко выраженный индивидуализм и огромное многообразие человеческих типов. Поэтому свойственный каждой из эпох тип личности подвержен модификациям, на что указывают биографии виднейших их представителей. Дж.Г.Байрон, например, был либералом и республиканцем, тогда как В.Скотт - консерватором и монархистом, однако дух творчества делает и того и другого романтиками. Если задачей Просвещения были критика, разрушение, насаждение истины, то романтизм утверждал творчество, новаторство, постижение. Есть и другое различие: просветители в своей деятельности опирались на мысль о том, что несколько простых разумных принципов могут применяться всегда и всюду. Философы предшествовавшего периода, как правило, были рационалистами типа Р.Декарта и И.Ньютона. Во имя торжества разума, обладающего универсальным значением, они и стремились подорвать основы, на которых держался прежний порядок вещей, на их взгляд, представлявший собой нагромождение нелепостей. Романтики сочли эти верования 18 столетия слишком наивными и отвлеченными. Их увлекала многоликость мира, абстрактные истины они стремились испытать и дополнить конкретными наблюдениями. Де Местр говорил, что ему доводилось иметь дело со многими людьми - французами, русскими, персами, - но никогда с Человеком. С этим суждением полностью согласились бы и два других романтика, которые, если ограничиться поверхностными наблюдениями, были антагонистами: Э.Берк, противник Французской революции, и Руссо, чьи идеи способствовали ее наступлению. Относительно того, что мир людей и явлений не может быть простым, единообразным, разумно устроенным, но предстает сложным, многоликим и нередко иррациональным, между романтиками не возникало расхождений. Этим объясняется интерес к истории, необычайно выросший в тот период. История побуждала изучать каждый народ по отдельности, прослеживая, как сформулировал Берк, его не прерывающуюся жизнь посредством следующих одно за другим новых рождений. В свою очередь, подобный взгляд способствовал подъему культурного самосознания народов, которое пришло на смену преобладавшим в 18 в. наднациональным верованиям и требованиям верности своему монарху. Примеры нового национального сознания явили немец И.Г.Гердер и итальянец Дж. Мадзини. Это сознание было культурным в том смысле, что воспринимало каждую нацию как уникальную сущность, ценя ее особенный вклад в культуру, составляющую достояние всей Европы. Еще не возникало мысли об абсолютном превосходстве той или иной культуры, не было ни гегемонистских, ни националистических побуждений; Европу воспринимали как букет, составленный из самых разных цветов. Интерес к национальному прошлому не мог не пробудить внимания к Средневековью, потому что каждый народ обнаруживал свои корни в этой эпохе. Романы Скотта, как шотландские, так и европейские, стали свидетельствами этой широко распространившейся моды на все средневековое, включая готическую архитектуру, исторические памятники, тексты, написанные старинным языком, поиски истоков, к которым восходят те или иные идеи и установления. Вернувшийся интерес к Средним векам совпал с мощным религиозным возрождением. Даже материалисты, атеисты и пантеисты отстаивали свои верования с необыкновенным жаром. Анемичный, надуманный, благовоспитанный деизм 18 в. более не находил опоры. Теперь считалось, что новый порядок отношений между людьми, каким бы он ни был, невозможен без веры, причем искренность, безраздельность религиозного чувства значила больше, чем догма. Уже беглое перечисление особенностей романтического мышления показывает, что оно не опиралось на те или иные положения, а скорее стремилось стать всеобъемлющим. Романтики не столько восставали против 18 столетия, сколько подвергли основательной ревизии взгляды своих духовных отцов. Особенно заметно это сказалось в той восторженности, с которой они воспринимали греческие и римские древности. В 18 в. античное наследие было окружено особой любовью, однако восхищение античностью не ослабевает и в 19 в., когда происходит открытие культуры Средневековья. Романтики высоко ценили, изучали и использовали в своем творчестве как античное, так и средневековое наследие. Стремление греков освободиться от турецкого ига пробудило живой отклик в сердцах большинства романтических художников. Байрон отдал борьбе за свободу Греции свое состояние и жизнь. Британский музей пополнился коллекцией мраморов Парфенона, вывезенных Т.Элгином, а Д.Китс написал Оду греческой урне. Можно заключить, что романтики не предали забвению материал классического искусства, но вложили в него новое чувство, придали новую атмосферу, и отныне он органично сочетался со многими интересами и веяниями, почерпнутыми из многообразия новой истории всех народов. Романтизм исходит из противоречивой природы человека, который и величествен и беспомощен, ему суждены и взлеты и крайние падения, им руководят и разум и иррациональная жизненная сила. Он не может отказаться от своих обязанностей на земле, поскольку, как указал в 17 в. Б.Паскаль, а в наше время сформулировали экзистенциалисты, человек "причастен", вовлечен в борьбу еще до того, как он осознает, что она действительно происходит. Поэтому романтики особенно дорожат качествами, способными помочь личности в этой борьбе, такими, как энергия, готовность к риску, способность накапливать жизненный опыт, отвага, интеллект, воображение. Независимо от религиозной ориентации, политических или национальных пристрастий романтиков, живших в эпоху, когда это движение находилось в своем апогее, для многих из них личностью, наиболее полно воплотившей все эти качества, был Наполеон. Начав с нуля, он сумел стать выдающимся государственным деятелем и полководцем, человеком, создавшим самого себя во времена, "благоприятствующие талантам, которые свершают свою карьеру"; более того, он воплощает черты гениальной личности - каковы бы ни были преследуемые им цели, он обладал тремя высшими качествами: воображением, позволяющим вынашивать грандиозные замыслы, умением правильно анализировать множество конкретных обстоятельств и неистощимой энергией, подчиняющей реальность его планам. Помимо многого другого, что ассоциируется с романтизмом, эта эпоха ознаменована расцветом литературы, первым неоспоримым качеством которой является увлечение политическими и общественными проблемами. По сути дела, с романтизмом в литературе утверждается реалистическое начало. Писатели- романтики тяготели к точности, конкретности, фактологической достоверности. Понятие "местный колорит", которое они сделали общепринятым, указывает на то, что они стремились тщательно отбирать используемые детали. В подтверждение сказанного достаточно назвать лишь несколько имен и указать на некоторые жанры. Романтические поэты были преимущественно лириками и поэтами природы. И.В.Гете, У.Вордсворт, В.Гюго, А.Мюссе, П.Б.Шелли, Байрон, Китс писали о том, что видели непосредственно - в самих себе и вокруг. Гете говорил, что у него нет строки, которая не была бы навеяна его собственным опытом, а Вордсворт в предисловии к Лирическим балладам (1800) охарактеризовал поэтическую революцию, осуществляемую им вместе с С.Колриджем: стихотворения отныне не будут представлять собой набор условных образов и мыслей, изложенных особой поэтической речью, они будут передавать, причем самым простым языком, все то, что действительно происходит в жизни или в сознании поэта. Жанр, который приобрел ведущее положение в эпоху романтизма и по сей день сохраняет свою притягательность, - это, разумеется, роман. Даже если, в отличие от произведений Скотта или А.Мандзони, роман впрямую не касается истории, он все равно глубоко связан с исторической жизнью, поскольку говорит о том, что и впрямь могло бы случиться с людьми, о которых мы знаем многое: их имена, привычки, жилища, материальный достаток, любовные переживания, - все это воссоздается с подробностями, вплоть до мельчайших. Присущая романтикам жажда истины нередко заставляла их пренебрегать жанровыми различиями. Они воспринимали роман как средство постижения истории, а историю - как способ проникновения в тайны психологии, знание которых, в свою очередь, использовалось в полемике по злободневным вопросам. У такого мыслителя, как, например, Гердер, задачам революционного обновления культуры служат и разрабатываемые им лингвистические доктрины, и история мифов, и философские концепции, и путевые заметки. Литераторов того времени более всего занимала мысль о том, как определить положение человека в обществе. В отличие от просветителей 18 в., они, обличая существующие пороки, не прибегали к аллегориям и другим формам иносказания. Свой протест они выражали в стихах, памфлетах и романах напрямую, добиваясь сильного драматического эффекта. В этом отношении консерватор Скотт столь же непримирим и последователен, как радикал Байрон. Монархисту Скотту свойственно острое чувство сострадания бедным и униженным, для которых он добивается справедливости. Байрон обливает презрением тиранов, венценосцев, надменных аристократов, преуспевающих филистеров, а в конце творческого пути создает широкую сатирическую панораму Дон-Жуан. Каждый писатель обличал те язвы, которые были ему известны лучше остальных. Начиная с У.Блейка и Р.Бернса вплоть до В.Гюго и А.С.Пушкина никто из великих поэтов-романтиков не считал, будто поэтическая муза выше невзгод, претерпеваемых рядовыми людьми. В этом смысле особенно интересен пример Шелли, у которого репутация мастера красивых слов и воспевания грез, однако же он упорно штудировал политические теории, философию, естественные науки, а его поэзия в значительной своей части непосредственно затрагивает экономические и политические коллизии тогдашней Англии. Во Франции романтические поэты, особенно Гюго и А.Виньи, постоянно обращались к проблемам, поставленным Французской революцией. Гюго, отдавший политике долгие годы, все более и более уверялся в необходимости обеспечить широким массам вначале политическое, а затем экономическое равноправие. Роялист в свои восемнадцать лет, он под конец жизни, в восемьдесят три года, выступает как социалист-республиканец. На середине его пути появляются Отверженные, роман, задуманный как своеобразная библия для угнетенных и вобравший сорок лет опыта участия в революционных начинаниях, близкое знакомство с нищетой, социальной несправедливостью, деспотизмом. На первый взгляд, на другом полюсе от Гюго, а на поверку расходясь с ним не больше, чем Байрон расходился со Скоттом, находится О.Бальзак, создатель большого цикла романов Человеческая комедия. Бальзак хотел, чтобы под сенью монархии властью обладала постоянно обновляющаяся аристократия, ряды которой будут пополняться даровитыми людьми. Гюго мечтал о демократическом самоуправлении. Между двумя этими полюсами могли бы расположиться все остальные европейские романтические поэты, историки, теологи, романисты и создатели политических теорий. В Англии должны быть упомянуты Т.Карлейль, Дж.Милль, Бернс, Блейк, Байрон, Шелли, Вордсворт, Колридж, Д.Г.Ньюмен, Т.Де Куинси и У.Хэзлит ; во Франции - Ф.Шатобриан, А.Ламартин, Гюго, Виньи, Мюссе, Т.Готье, А.Дюма, Ш.Фурье, К.А.Сен-Симон, Стендаль, П.Мериме и Ф.Гизо ; в Германии - Гете, Ф.Шиллер, И.Г.Фихте, Ф.В.Шеллинг, Ф.Гельдерлин, Г.В.Ф.Гегель, Ф.Шлейермахер, Г.Клейст и Г.Бюхнер ; в Италии - В.Монти, Мандзони, У.Фосколо, С.Пеллико, Дж.Леопарди ; в Испании - А.Ривас и Х.Эспронседа ; в Польше - А.Мицкевич ; в России - А.С.Пушкин, М.Ю.Лермонтов и Н.В.Гоголь. Естественные науки переживают в эпоху романтизма не менее плодотворный период, чем литература и социальная мысль. На эти годы приходится расцвет химии и вырабатывается единое представление о законах физической энергии, но еще существеннее, что это время т.н. "революции в биологии", т.е. огромный шаг вперед в области изучения живых форм. Если облик 17 и 18 вв. в интеллектуальном отношении определили труды математиков и астрономов (Г.Галилея, Декарта, Ньютона), то в 19 и 20 столетиях та же роль принадлежит биологическим дисциплинам и эволюционному учению. В эпоху романтизма считали, что идея эволюции не ограничивается только биологическими процессами. Любая область знаний об обществе, как и любая философская доктрина, основывалась на предположении, что в мире все подвижно и подвержено изменению - Становление существеннее, чем Бытие. Если классицизм и Просвещение тяготели к стабильности, упорядоченности, возвещая "вечные" истины, романтиков привлекали "истины в движении". Обращаясь к истории, они старались понять законы становления современного им общества. Социальные реформаторы предваряли свои схемы разъяснениями эволюции человечества от первых лет его пребывания на земле вплоть до новейшей стадии цивилизации. Такой метод был применен и основоположником социологии О.Контом, и создателями доктрины социализма Фурье и Сен- Симоном, а также Гегелем, объяснившим логику эволюции и разработавшим философию истории, из которой впоследствии многое почерпнул для своего учения о революции К.Маркс. В эпоху романтизма путешественники конца 18 в. собрали обширный материал об активно изучавшихся в ту пору южных морях и недавно открытой Австралии. Эту информацию в начале 19 в. попытались систематизировать, положив начало новым наукам этнологии и антропологии. Эти дисциплины изучали внешние формы жизни и деятельности человека. Другая тенденция, начало которой дала Исповедь Руссо, основывается на интроспекции как способе уяснения, чт собою на самом деле представляет человек. Наблюдения поэтов, романистов, творцов автобиографий, дополненные данными, собранными врачами и путешественниками, пытались прояснить некоторые побудительные мотивы наших поступков. То бессознательное, или дорефлективное, что заключено в нашей природе и навязывает некие желания и устремления, было отмечено как составная часть не только индивидуального, но и общественного поведения, причем сфера его действия не исчерпывается художественным творчеством, правовыми и моральными нормами, но охватывает также религиозные верования и предрассудки. Осознание важности этого фактора, который вслед за Руссо и поэтами, испытавшими его влияние, постигали А.Шопенгауэр, Э.Гартман, Ф.Ницше, Ф.М.Достоевский и З.Фрейд, - вероятно, самое ценное, чем обогатила нас романтическая мысль. Возможно, наиболее яркий пример синтетичности, присущей романтизму, дает жизнь и творчество Гете, который достиг главенствующего положения в просветительской философии. Он испытал воздействие Руссо и Шекспира, но не удовлетворился ролью их ученика и стал наставником новой литературы в Германии. Почитатель античного искусства и литературы, Гете вместе с тем в драме Фауст (основанной на легендах позднего Средневековья) создал прообраз романтика, стремящегося обосновать свои моральные убеждения на жизненном опыте и вернуть душевный покой, обретя индивидуальную веру. Поэт, драматург, критик, философ, Гете был и естествоиспытателем, его Опыт о природе - образец поэтической мысли, поднимающейся до философии. Единство эпохи романтизма предопределено сходством проблем, которые понимались как требующие непременного осмысления. Рационалист Д.Юм доказывал неспособность человеческого ума постичь истину. Позиция Юма представляла собой последнюю стадию рационалистской деструкции, когда разум ниспровергает самое себя. Философам следующего поколения, и прежде всего И.Канту, предстояло решать чисто романтическую задачу созидания на руинах прошлого. Кант разрешил дилемму, сформулированную Юмом, отделив явления, представляющие собой результат человеческого восприятия, от вещей-в-себе, составляющих неизменную, но непостижимую структуру вселенной. Сам факт, что вещи-в-себе остаются навеки недоступными разуму, не должен был вызывать отчаяние или даже скепсис. Кант утверждал, что человек всегда способен проникнуть в смысл явлений, так как все люди мыслят одними и теми же понятиями времени и пространства, причины и следствия, схожести и различия. Эти понятия надлежит именовать "категориями", в системе которых может быть интерпретировано все богатство опыта. Ни одно явление и никакой опыт не существуют вне деятельности человеческого сознания, устанавливающего, какой опыт предшествует данному факту и какой из него воспоследует, а также являются ли факты схожими или различными и т.п. Последователи Канта приняли этот подход к науке, однако разошлись относительно того, существуют ли вещи-в-себе и возможны ли источники познания, находящиеся вне сферы активности мыслящей личности. Лидером школы, принявшей эту точку зрения, стал Фихте, оказавший воздействие на таких писателей, как Карлейль, освободившийся от скептицизма 18 в. благодаря знакомству с произведениями Гете, Фихте и Шиллера. На противоположном полюсе по отношению к Фихте находятся т.н. натурфилософы. Само название школы дает понять, что для нее видимый мир воплощенных форм обладает большей важностью, чем воспринимающее сознание. В этом смысле натурфилософом был и Гете, и примечательно, что учение о природе, оказавшееся для него приемлемым, он нашел в трудах почти забытого в ту пору моралиста 17 в. Б.Спинозы. Его суть в том, что природа есть одно из проявлений Бога, "живое одеяние Божества", а также сколок человеческого сознания. Изучить природу в ее проявлениях - то же самое, что познать Бога и Его творение. Это романтическая трактовка "классического" ньютоновкого принципа, согласно которому изучение отвлеченных законов природы равнозначно постижению Бога. Доказательством того факта, что романтизм как духовное движение, общее для всей культуры Запада, обладает логикой и единством, служит американский романтизм. Не испытывая прямого немецкого или английского влияния, два поколения, представленные Р.У.Эмерсоном, Г.Д.Торо, Т.Паркером, Б.Олкотом, Маргарет Фуллер, Н.Готорном, Э.А.По, У.Уитменом, Г.Мелвиллом, а также художниками В.Олстоном, Т.Коулом и Э.Б.Дюраном, прошли через те же искания и создали несколько философских концепций жизни. Подобно своим европейским единомышленникам, они доверяли религиозному и поэтическому чувству, не примирявшемуся с абстракциями и пустыми догмами, и тайну существования стремились разгадать, обращаясь к природе, воспитывая в себе сильные моральные побуждения, стремясь как можно прочнее отгородиться от клана торгашей и искателей практических выгод. Наконец, они видели в человечестве единую сущность, которая, не до конца это сознавая, поглощена решением великой задачи, не имеющей ничего общего с обыденными заботами ремесла, мыслями о классовых интересах и национальной политике. Романтизм был эпохой познания мира и открытий, поэтому нет ничего удивительного в том, что Эмерсон, Карлейль, Колридж, Вордсворт, Шиллер, Гете и др. были увлечены философией в такой же мере, как и точными науками, а общественные проблемы занимали их столь же сильно, как вопросы веры. Всем им жизнь виделась как целостность, которую можно было расщеплять и изучать, однако существование в виде изолированных фрагментов оказывалось невозможным. "Мы умерщвляем, расчленяя", - сказал Вордсворт, и в этих словах нет враждебности к науке, они означают другое: поскольку перед нами всего лишь фрагмент, по нему никогда нельзя судить обо всем древе жизни. Образ древа выбрал и Гете, формулируя свое убеждение в том, что есть глубокое несоответствие между опытом, который обретен непосредственно, и абстрактными построениями: "Суха, мой друг, теория везде, а древо жизни пышно зеленеет". Эти слова говорят о романтическом восприятии жизни: скорее творческом, чем критическом, более конкретном, чем умозрительном, преимущественно синтетичном, а не аналитичном. ЛИТЕРАТУРА Ванслов В.В. Эстетика романтизма. М., 1966 Проблемы романтизма, тт. 1-2. М., 1967, 1971 Габитова Р.М. Философия немецкого романтизма. М., 1978 Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М., 1980 История всемирной литературы, т. 6. М., 1989 Виндельбанд В. Философия в немецкой духовной жизни. М., 1993 От абсолюта свободы к романтике равенства: Из истории политической философии. М., 1994 Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб, 1996 Романтизм и его исторические судьбы: Материалы международной научной конференции, ч. 1-2. Тверь, 1998
Идеографический словарь
^ склонность личности
^ к, идеализация
идеализм - доминирование идеальных представлений; стремление к идеалам.
идеалист. идеалистический.
романтизм. романтика.
романтик. романтический. романтичный.
поэзия. поэтичность. поэтизировать. опоэтизировать.
поэтичный. поэтический.
платонизм. платонический.
мечтательность.
мечтатель.
воздыхатель.
воспарить (# духом).
витать [парить] в облаках [в эмпиреях. между небом и землей].
рыцарь печального образа.
см. возвышенное, давать завышенную оценку, приверженность, добродетель
корысть, покончить с собой
Орфографический словарь Лопатина
романт`изм, романт`изм, -а
Словарь Ожегова
РОМАНТ’ИЗМ, -а, муж.
1. Направление в искусстве конца 18 первой четверти 19 в., выступающее против канонов классицизма и характеризующееся стремлением к национальному и индивидуальному своеобразию, к изображению идеальных героев и чувств.
2. Направление в искусстве, проникнутое оптимизмом и стремлением показать в ярких образах высокое назначение человека. Революционный р.
3. Умонастроение, мироощущение, проникнутое идеализацией действительности, мечтательной созерцательностью (книжн.).
прил. романтический, -ая, -ое.
Словарь Ушакова
РОМАНТ’ИЗМ, романтизма, мн. нет, ·муж. (·франц. romantisme).
1. Направление в литературе и искусстве первой четверти 19 века, боровшееся с канонами классицизма 18 века, выдвигавшее на первый план культ личности и чувства и использовавшее в своем творчестве исторические и народнопоэтические темы (лит.).
2. Умонастроение, характеризующееся преобладанием мечтательной созерцательности и чувства над рассудком, идеализацией действительности (·книж. ). «Романтизм есть не что иное, как внутренний мир души человека, сокровенная жизнь его сердца.» Белинский.
Толковый словарь Ефремовой
[романтизм]
1. м.
1) Направление в литературе и искусстве, возникшее в начале XIX в., боровшееся с канонами классицизма, выдвигавшее на первый план личность и чувства и использовавшее в своем творчестве исторические и народно-поэтические темы.
2) Направление в литературе и искусстве, проникнутое оптимизмом и стремлением в ярких образах показать высокое назначение человека.
2. м.
1) Мироощущение, характеризующееся идеализацией действительности, мечтательной созерцательностью и чувствительностью.
2) Эмоционально-приподнятое, возвышенное отношение к чему-л.
Социологический Энциклопедичечкий Словарь
РОМАНТИЗМ (от фр. romantisme) - англ. romanticism; нем. Romantismus. 1. Течение в западно-европейской и амер. философии конца XVIII - начала XIX вв. (Ф. Шлегель, Ф. Шеллинг, Ф. фон X. Новалис и др.). Основываясь на разладе идеала и соц. действительности, Р. противопоставил утилитаризму и нивелированию личности устремленность к безграничной свободе и "бесконечному", жажду совершенства и обновления, пафос личной и гражданской независимости. 2. Направление в европейском искусстве первой половины XIX в., выдвигавшее на первый план индивидуальность, наделяя ее идеальными устремлениями (Дж. Байрон, В. Гюго, 3. Т. А. Гофман, В. А. Жуковский). 3. Метод, предполагающий творческое художественное пересоздание действительности в соответствии с идеалами автора. 4. Мироощущение, к-рому свойственна идеализация действительности, мечтательность.
Антисери Д., Реале Дж. Западная философия от истоков до наших дней

Первая ласточка романтизма: «Буря и натиск»
    Разлом, произошедший на рубеже XVIII и XIX веков, был столь радикален, что ему трудно отыскать аналогию. В 1789 г. разразилась Великая французская революция, вызвавшая небывалый энтузиазм европейских интеллектуалов, однако се финал подействовал отрезвляюще. В 1792 г. во Франции монархия пала и была провозглашена республика. В июне 1793 г. король приговорен к смертной казни, а в августе все узнали, что такое террор: сотни неповинных голов на жертвенном алтаре революции.
    Гильотина (древнее приспособление для смертной казни, усовершенствованное медиком Гийотеном (Гильотеном), членом Учредительного собрания) — зловещий символ этой лихой поры — поставила крест на филантропических и пацифистских иллюзиях просветительского века Восхождение Наполеона на пик славы в 1804 г., провозглашение империи, военные походы, погрузившие Европу в пороховой дым и скрежет железа, перевернули старый континент, результатом чего стал новый деспотизм — живой укор просвещенному, «иллюминированному» разуму.
    Но еще ранее, в 1770—1780 гг., культурные «грозы» прогремели над Германией, заявив о необходимости переосмысления некоторых итогов. Артподготовка 70-х годов прошла под девизом «Sturm und Drang» — «Буря и натиск». Это название одной из драм Фридриха Максимилиана Клингера (1752—1831) использовал А. Шлегель в качестве наименования целого движения. (Имелась в виду «буря чувств», лавинообразный поток страстей: ведь и Клингер сначала назвал свою драму «Wirrwarr» — «Суматоха».)
    Романтизм заново открыл природу как всемогущую животворящую силу на пороге нового столетия. Гений творит, подобно природе, у него нет правил, навязанных извне, напротив, он сам себе правило. Деистическому понятию божественного как Интеллекта, высшего Разума, противопоставляется пантеизм, а религиозность обретает новые формы. Этот языческий титанизм в существенных чертах мы находим в гётевском «Прометее», некоторых персонажах Михаила Рейнгольда Ленца (1751—1792). Ненависть к тиранам, экзальтированная свобода, чувства сильные, страсти неукротимые, характеры цельные и бескомпромиссные — все это вошло в моду романтического века.
    На движение немало повлияли и английские поэты, например Джеймс Макферсон (1738—1796), который опубликовал «Отрывки старинных стихотворений», приписав их легендарному барду Оссиану. Через Лессинга немцы ближе узнали Шекспира. Руссо с его новым чувством природы, политическими и педагогическими идеями был столь же в моде, как и поэт Фридрих Готлиб Клогшггок (1724-1803).
    Но не Клингер и не Ленц (оба, кстати говоря, скончавшиеся в России) составили славу романтизма. Его символами стали Гёте, Шиллер, Якоби, Гердер. О романтизме заговорили с появлением Гёте в Страсбурге и позже во Франкфурте, с его переездом в Веймар (1775) движение пошло на спад.
От классицизма к романтизму
    Движение «Бури и натиска» иногда называют революцией на немецкий манер, репетицией Великой французской революции. Другие ученые, напротив, видят в нем реакцию, предвосхитившую эту революцию, своего рода аллергию на крайности Просвещения, завершением которого и стала революция. Так или иначе, ясно, что это была прелюдия к романтизму. «Штурмерцы» сумели выразить дух целого народа, состояние немецкой души в час исторического перелома Гердер, Шиллер, Гёте, Якоби — все они прошли через «Sturm», которое было воплощением безоглядной молодости. Классицизм — уже остепененная зрелость немецкой души. «Sturm» — это юность Гердера и Гёте, символ молодости нации, преодоление кризиса имело не только персональный, но и социальный контекст.
    Здесь классицизм выступает как корректив по отношению к движению «Штурма и натиска», однако нельзя не видеть в нем существенный компонент и диалектический полюс романтизма. Культ классики вовсе не чужд Просвещению, но ему явно не доставало жизни и души, что заметил уже Иоганн Винкельман (1717—1768) в своих работах об античном искусстве, призывая преодолеть пассивное воспроизведение древних идеалов классицистами. «Для нас есть единственный путь стать великими и, если возможно, неподражаемыми — это подражать древним». Но нужна такая имитация, которая позволит усвоить античный глазомер, каким он был у Микеланджело и Рафаэля, знавших «подлинный вкус родниковой влаги» и безупречное правило живописи не понаслышке. Поэтому естественно для Винкельмана, что такая «имитация» ведет не просто к природе, но и выводит за ее пределы, к Идее чистой красоты, творимой разумом, — это и есть истинная возвышенная природа. Если художник взял за основание греческий канон красоты, он непременно найдет себя на пути подражания природе. Понятия цельности и безупречности естества в античном понимании очищают идею природной сущности. Узнав красоту нашей натуры, он не замедлит связать ее с совершенно прекрасным. С помощью утонченных форм, в нем присутствующих, художник станет правилом самому себе. Такова точка зрения Винкельмана.
    Мы подошли к романтическому неоклассицизму. Возрождение классики в немецком духе и от немецкого же духа, благодати вечной молодости природы и духа — этим вдохновлялись лучшие писатели. От механической имитации греческого искусства к прорыву в новое, гениальное, питаемое греческим духом, — такова, по мнению известного историка немецкой литературы Л. Митгнера, органическая эволюция немецкого духа. Излить натуру в форму, а жизнь — в искусство, не повторяя, а обновляя греческие образцы, стало целью неоклассицизма.
    Лучшие представители «Sturm» классическим идеалом называли меру, предельность, равновесие. Именно этот, на первый взгляд странный, союз безмерной стихии и «предела» произвел на свет романтизм. И в философии мы видим новое обращение к классике: Шлейермахер не только перевел платоновские диалоги, но сделал их частью философского дискурса. Шеллинг уверенно использовал платоновскую теорию Идей и понятие мировой души. Да и гегелевская система появилась на свет после нового прочтения классики, осознания смысла «диалектики» и роли спекулятивного элемента (фрагменты из Гераклита Гегель широко использует в своей «Логике»).
Неоднозначность феномена романтизма и его основные характеристики
    Неблагодарное занятие — пытаться определить, что такое романтизм. Кто-то насчитал свыше 150 дефиниций, мы же напомним, что даже Ф. Шлегель, основатель кружка романтиков, отказался отправить почтой свое определение слова «романтик», в виду того что ему не хватило и 125 листов. Оставив парадоксы, наметим лишь перспективы, открывающие некоторые существенные черты этого феномена: 1) этимологический генезис термина с лексико-филологической точки зрения; 2) хронологические и географические рамки феномена; 3) романтизм как психологическое и моральное явление; 4) концептуальное наполнение, свойственное романтизму; 5) характерная форма искусства; 6) наконец, романтическая философия.
    1. Слово «романтик» имеет богатую историю. А. С. Baugh, историк английской литературы, пишет, что прилагательное «романтический» появилось в Англии около середины XVII века для обозначения чего-то экстравагантного, фантастического и нереального (как в рыцарских романах, например). Столетием позже им стали называть ситуации особо приятные, описываемые в «романтической» поэзии и прозе уже в нашем смысле слова. Постепенно его начали употреблять в значении оживления инстинктов или эмоций, не до конца задавленных рационализмом. Ф. Шлегель связывал романтизм с эпическим, средневековым, психологическим и автобиографическим романом. Для него современная форма искусства, взятая в его органическом развитии от средневековья до наших дней, обладала особой сутью, красотой и правдой, отличной от греческой.
    2. С историографической и географической точек зрения, романтизм — это не только поэзия и философия, но и музыка, и изобразительные искусства, бурным расцветом которых отмечены конец XVII и первая половина XVIII веков. Движение распространилось во Франции, Италии, Испании, Англии, Германии, приобретя национальные черты в каждой из этих стран.
    3. Некоторые константы психологического поведения романтического типа все же могут быть выделены в рамках этоса. Состояние внутреннего дискомфорта, душевные страдания и метания духа, ищущего и не находящего покоя, ведут к конфликту с реальностью, от которой романтический герой бежит. Не то чувство, что выше разума, или нечто от особой непосредственности, интенсивности или настоятельности, даже не меланхолическая созерцательность; скорее сам факт чувственности в своей незамысловатой простоте приведен в измерение крайней восприимчивости и раздраженности. «В романтической чувственности доминирует болезненная любовь к неразрешимости и двусмысленности, непреходящей безысходности, самолюбование в страданиях» (L. Mittner). «Sehnsucht» — «ностальгия», желание вернуться к некоему состоянию покоя и счастья, когда-то знакомому, но утраченному; это вместе с тем и желание, никогда не достигающее цели: «Sucht», «страсть» (болезненная страсть) + «Sehnen», тосковать, стремиться (желать) — недостижимое желание, цель которого неопределенна. Желать все и ничего в одно и то же время: «Sucht» близко к «Suchen», что значит «искать». Получается «желать желания», быть ненасытным в самом желании, которое становится самоцелью.
    4. Более того, психологизм и есть собственно наполнение романтизма, который сложно представить как систему понятий. Каждый романтик жаждет бесконечного. Эту тенденцию выражает слово «Streben», «вечный порыв», ведь человеческий опыт не знает ничего бесконечного. По этой причине гётевский Фауст спасен, ибо всю свою жизнь он растратил в подобном «Streben». И философия, и поэзия согласны в том, что бесконечное — смысл и исток всего конечного. Философия доказывает эту связь, поэзия реализует ее. Природу начинают толковать как жизнь, непрерывно творящую, и смерть — лишь средство иметь больше жизни. Природа — гигантский организм наподобие человеческого, подвижная игра сил: ее мощь божественна Шеллинг заявлял, что природа — окаменевший разум, дух, делающийся видимым. Мы можем узнать здесь и античный «фюзис», и ренессансную «натуру». Пантеистически звучат сентенции о чувстве бытия как органическом моменте тотальности. Быть единым со всем, говорил Гельдерлин, — значит жить среди богов, пребывать со всем, что живо, испытывая счастливое самозабвение. Гений и художественное творение подняты до степени высшего выражения Истины и Абсолюта У самой природы, полагал Новалис, есть художнический инстинкт, нельзя поэтому разделить натуру и искусство. Без гениальности существование прекратилось бы, во всем нужен гений. Поэзия зализывает раны, нанесенные интеллектом. Поэт лучше ученого понимает природу. Гений, по мнению Новалиса, — это все: магический кристалл, философский камень духа, он может и должен стать всем.
    Для романтиков характерен порыв к свободе. Быть всем, быть безусловно — это мастерство. Мастер — властелин бытия, его свобода — фермент сознания, индивидуальности, святой и неприкосновенной. Каждое движение мастера — откровение высшего мира, слова Божьего. И Фихте, и Гегель позже начнут с того же тезиса.
    Религия подвергнута романтиками переоценке. В отличие от просветителей, они увидели в ней мост от конечного к бесконечному. Почти все представители романтизма прошли через религиозный кризис той или иной степени интенсивности: Шлегель, Новалис, Якоби, Шлейермахер, Фихте, Шеллинг.
    5. Что касается романтического искусства, то указал на примат в нем «содержания» над формой Шлегель, подчеркивавший выразительность бесформенного наброска, фрагмента, чего-то незаконченного, где форма вторична.
    6. По поводу философии романтизма сказано немало вздора, однако мы напомним одно суждение Бенедетто Кроче: «Философский романтизм поднял знамя того, что иногда называют не совсем точно интуицией и фантазией, в пику холодному разуму, абстрактному интеллекту». Несомненно, обречены философские системы, пренебрегающие интуитивным, как бесплодны те, что игнорируют логические формы и элементарный порядок мышления. Заметим, что еще задолго до романтизма Вико внятно высказался в защиту интуитивного начала против крайностей картезианского интеллектуализма; идеализм в этом смысле всегда романтичен.
    Теперь, зная структуру, методы и содержание романтизма в общих чертах, мы можем отдельно поговорить о крупных его представителях.
Образование кружка романтиков, журнал «Атеней» и распространение романтизма
    Йена стала родиной романтизма, здесь на излете XVIII в. нашли друг друга братья Шлегели — Август Вильгельм (1767—1845) и Фридрих (о котором речь впереди), — Каролина Михаэлис (1763— 1809) (жена Шлегеля-старшего, впоследствии жена Шеллинга) и сам Шеллинг. Каролина была вдохновительницей кружка: Шиллер называл ее «мадам Люцифер». Повздорив с Шиллером, в 1797 г. Фридрих Шлегель уехал в Берлин, где начал издавать журнал «Athenaeum», первый номер которого вышел в мае 1798 г. Просуществовав всего два года, журнал стал необычайно популярен. Благодаря активности обоих Шлегелей, теоретические семинары состоялись в Дрездене (1798) и зимой 1799—1800 гг. в Йене. К движению примкнули поэты Новалис, Людвиг Тик (1773—1853), Вильгельм Генрих Ваккенродер (1773—1798). Шлейермахер сблизился с Шлегелем в Берлине. Автор «Гипериона» Гёльдерлин, хотя и держался в стороне от движения, не избежал романтизма в мыслях и стихах. Гёте и Шиллер, высказываясь против идеологических эксцессов романтиков, все же принадлежали к веку романтическому, дышали его воздухом.
    Нового слова, свежей мысли ждала не только Германия, но и вся Европа, поэтому романтизм распространился очень быстро. «Лирические баллады» Уильяма Вордсворта и Сэмюэля Тейлора Колриджа с предисловием, написанным в 1800 г. ко второму изданию, стали манифестом английского романтизма. Книга мадам де Сталь «О Германии» 1813 г. и «Полусерьезное письмо Златоуста сыну», написанное в 1816 г. Джованни Берше, говорят о том, что Франция и Италия не остались глухи к романтизму.
История философии. Энциклопедия
РОМАНТИЗМ, - сложное, внутренне противоречивое духовное движение в западной культуре рубежа 18-19 вв., затронувшее все сферы духовной жизни (философию, литературу, музыку, театр и т.д.). Сущностные черты Р. нашли свое наиболее полное выражение в творчестве немецких романтиков, прежде всего - Йенского кружка (братья Ф. и А.Шлегели, Новалис, Ваккенродер, Л.Тик, Шеллинг), гейдельбергских романтиков (А.фон Арним, Брентано, И.Геррес), а также Гёльдерлина, Г.Клейста, Гофмана и др. Р. нельзя назвать "школой" или "системой взглядов" как в силу его противоречивости, так и вследствие того, что в его основу легло принципиально новое мироощущение человека, чуждое прежней страсти к системосозидательству как некоему универсальному опосредованию связи между Я и миром. "Лучше уж суеверие, чем системоверие" (Ваккенродер) - один из девизов Р. Р. - это скорее "новый способ переживания жизни" (А.Блок) или попытка найти и дать адекватное осмысление новому характеру отношений между человеком и миром. Своего рода "общим местом" является утверждение, что Р. наряду с немецкой трансцендентально-критической философией явился духовной реакцией на негативные социальные последствия Великой французской революции. Это утверждение верно ровно настолько, насколько допустимо воспринимать саму революцию как некий кульминационный пункт в прогрессистском движении рационалистически-ориентированной европейской культуры и как симптом культурного сдвига, знак перелома эпох. Специфика Р. была предопределена переходным характером эпохи. Отчасти этим объясняется "эстетизм" романтиков, их тяготение к языку искусства как наиболее адекватной и плодотворной возможности созидания новой реальности, выстраивания "артистического ковчега спасения" (К.Свасьян) на обломках старой культуры. Это роднит эпоху Р. со всеми переходными эпохами, когда человек становится "художником по преимуществу", пытаясь внести гармонию в хаос, создать новый мир, пусть изнутри собственного Я. Несколько десятилетий Р. на рубеже 18-19 вв. обладал особым статусом. В нем нашел свое завершение тысячелетний цикл развития европейской культуры, все то, что в сознании людей именуется словом "классика". Риторическая культура, жившая единством слова, знания и морали, приходит к исчерпанию своих возможностей. С точки зрения романтиков, жизнь в культуре как мире "готовых слов", препятствует постижению бытия как такового, лишает человека непосредственной связи с миром. Всеобщая нормативность, заданность и зарегламентированность жизни лишает реализации свободы индивида. Между готовым смыслом риторической культуры и бытием самим по себе лежит пропасть, которую должно преодолеть. Но парадокс заключается в том, что сами они еще живут в реальности, где книга - самый естественный символ мира, пытаются идти к подлинности через слово, воспринимая весь мир как текст. (Это зафиксировано в самой истории возникновения самоименования "Р.", как происходящего от литературного жанра романа, который его представители трактовали как "жизнь в форме книги".) Движение к подлинности есть движение к цельности бытия, к единству, которое, по мнению романтиков, утрачено современной им культурой, а, следовательно, - движение к истокам. Именно эта причина предопределила интерес Р. к культуре классической Греции (в противовес классицистскому увлечению Римом). Поиски единства превращаются в попытки возродить пластически-поэтическое видение мира, которым жила античность. Это порождает особый интерес романтиков к поэзии (Гёльдерлин, Шеллинг) как некоей "прародине" философии, религии и искусства, как сфере изначального порождения смысла, "имянаречения", тождества между смыслом и бытием. Но движение к истокам есть движение и "вглубь" и "ввысь" одновременное. Поэзия - это и "лоно", из которого вышла вся духовная культура Запада, и океан, в который должны вернуться отдельные потоки, достигнув своего завершения. Это и "исток", и взыскуемый идеал. Глубже поэзии, согласно Р., залегает пласт мифологии, некий мир первообразов, где единство дано как живое единство, нерасчлененность бытия и сознания, значения и бытия. Поэтому одной из задач Р. является создание "новой мифологии" как средства преодоления антиномичности рефлексивной культуры. Следующая ступень нисхождения-восхождения к истокам открывает традиционные культуры Востока, традицию как изначальное состояние культуры и возможную финальную точку. Не создавая новой философской школы, романтики проблематизируют многие фундаментальные темы будущих исследований в области гуманитаристики: новое понимание мифа и поэтической речи и связанную с ними проблему языка, тему традиции и ритуала и, наконец, саму тему культуры как особого способа бытия человека, а также проблему единства и множественности культур. Но, как средневековые алхимики, они в каком-то смысле нашли не то, что искали. Они не обрели главного - искомой цельности и единства, поскольку их поиски разворачивались на принципиально иных по сравнению с человеком эллинского мира основаниях. В отличие от эллина, который "обустраивал" свое бытие внутри бесконечного мира, в какой-то мере "замыкая" космос на себе, внося во тьму хаоса оптически явленный и пластически зафиксированный порядок, человек 18 ст. идет к миру от бесконечности собственного Я. Эллинский логос и голос трансцендентального субъекта - явления генетически связанные, но не однопорядковые. Человек как бы вновь открывает бездны мира, но уже как коррелят и производное бездн собственной души. Отсюда проистекает и романтическая идея вечного обновления, понимание мира как вечного движения становления, соотносимого с бесконечностью мира свободы. В силу этого проблема единства перетекает в проблему выражения, поиск новой связи между Я и миром превращается в поиск нового языка. Р. - прямой наследник классической рефлексивной культуры с ее нарциссической тягой к самовыражению как самолюбованию. Тема выражения звучит и в эстетизме романтиков. Глобальная эстетизация бытия, стремление видеть в искусстве "метафизическую первооснову мира", а в природе - "бессознательное художественное произведение духа" уходит корнями в "Критику способности суждения" Канта. Но романтики не просто доводят до логического конца кантово понимание искусства как посредника между миром свободы и миром необходимости, но придают ему статус некой верховной реальности и универсального языка символов, снимающего ограниченность понятийного выражения. Символ раскрывает незримое в зримом, являет бесконечное в конечном. Романтики абсолютизируют художественное творчество как единственный путь полной реализации свободы, понятой как выражение многомерности и бездонности человеческого Я. Центральное место в эстетике Р. занимает учение о гении как творце художественного произведения. В нем явственно просматриваются новоевропейские корни Р. Художественное произведение - не откровение бытия и не "окно" в трансцендентное, а продукт бессознательной деятельности гения. Здесь опять же слышатся отзвуки кантовской эстетики. Гений предстает как трансцендентальный субъект "в гарольдовом плаще", а мир - холст для его выражения. Симптоматично в этом плане смещение приоритетов в мире искусства (от искусств пластических - к музыке), которое отражает понимание искусства как выражения личностных глубин, до конца непроясняемых и несводимых к строгим и законченным формам. Опираясь на формулу Шеллинга "только в личном - жизнь, а все личное покоится на темном основании", романтики уделяют особое внимание "ночным" сторонам человеческой души, игре света и тьмы, светотени как стихии человеческого Я. Но "размывание" пластики, в которой выражал себя мир классики, влечет за собой и размывание готового слова, риторической культуры. Движение к выражению внутренних глубин - это движение от языка, готовых речевых форм - через мистическую речь - к музыке как чистому звучанию. Именно звуковая стихия наиболее тонко передает мельчайшие душевные нюансы и является местом слияния бездн мира и бездн души. Музыка способна выразить несказанное и, более того, другие искусства определяются и оцениваются Р. по наличию в них музыкального начала. В отличие от пластических искусств, основанных на зрительных ощущениях, музыка опирается на слух и голос, а голос "исполнен страстей человеческих" (В.Ф.Одоевский), это коррелят воли. (Здесь уже намечается понимание музыки как выражения мировой воли, характерное для Шопенгауэра.) Но наиболее полно проблема выражения реализует себя в так называемой романтической иронии. Иронический дискурс - своего рода опознавательный знак Р. Один из теоретиков Р.Шлегель писал: "В иронии все должно быть шуткой и все должно быть всерьез. В ней содержится и она вызывает в нас чувство неразрешимости противоречия между безусловным и обусловленным, чувство невозможности и необходимости полноты высказывания...". Ирония - это постоянное самопародирование, притворство, возведенное в квадрат, фактически, это некая двойная рефлексия. Ирония возникает как результат дистанцирования от мира, она задана дистанцией, требует дистанции и создает дистанцию. "Она основывается на конечном синтетическом единстве личности... и определяется соразмерностью Я и представления" (Делез). Уход в иронию - попытка вырваться из пространства общезначимости, нормы, повседневности в мир чистой свободы. Иронический персонаж бесконечно меняет маски как знаки возможного, но всегда возвращается к себе как некой идентичности. "Ироник живет только своим Я, которому не удовлетворяет никакая реальность" (Кьеркегор). Итак, свобода оборачивается пустой возможностью свободы. Иронический дискурс ведет от соразмерности между Я и представлением к фиксации полного разрыва между ними. Р. намечает путь к новому языку, исчерпав до предела старые, подходит к краю культуры, за которым проглядывает неперсонифицированное Ничто. Вероятно, неспроста иронический персонаж "Ночных бдений" Бонавентуры произносит известный монолог: "Жизнь - это лишь шутовской наряд, одетый на Ничто, пусть звенят на нем бубенчики, все равно его порвут и выбросят. Кругом только Ничто, оно душит себя и с жадностью поглощает, и именно это самопоглощение создает обманчивую игру зеркал, как будто есть Нечто". Р. знаменует собой начало новой эпохи и поиск новых языков культуры. Романтики в той или иной степени оказали влияние на творчество таких мыслителей, как Кьеркегор, Шопенгауэр, Ницше, Хайдеггер, проблематизировав целый ряд тем, закрытых для осмысления в рамках классической философии. Особые судьбы ожидали романтические идеи на русской почве. В частности, влияние Шеллинга и йенских романтиков вдохновило творчество В.Ф.Одоевского, славянофилов, В.Соловьева и русских символистов рубежа 19-20 вв.
И. M. Наливайко
История философии. Грицианов
сложное, внутренне противоречивое духовное движение в западной культуре рубежа 18—19 вв., затронувшее все сферы духовной жизни (философию, литературу, музыку, театр и т.д.). Сущностные черты Р. нашли свое наиболее полное выражение в творчестве немецких романтиков, прежде всего — Йенского кружка (братья Ф. и А.Шлегели, Новалис, Ваккенродер, Л.Тик, Шеллинг), гейдельбергских романтиков (А.фон Арним, Брентано, И.Геррес), а также Гёльдерлина, Г.Клейста, Гофмана и др. Р. нельзя назвать ‘школой’ или ‘системой взглядов’ как в силу его противоречивости, так и вследствие того, что в его основу легло принципиально новое мироощущение человека, чуждое прежней страсти к системосозидательству как некоему универсальному опосредованию связи между Я и миром. ‘Лучше уж суеверие, чем системоверие’ (Ваккенродер) — один из девизов Р. Р. — это скорее ‘новый способ переживания жизни’ (А.Блок) или попытка найти и дать адекватное осмысление новому характеру отношений между человеком и миром. Своего рода ‘общим местом’ является утверждение, что Р. наряду с немецкой трансцендентально-критической философией явился духовной реакцией на негативные социальные последствия Великой французской революции. Это утверждение верно ровно настолько, насколько допустимо воспринимать саму революцию как некий кульминационный пункт в прогрессистском движении рационалистически-ориентированной европейской культуры и как симптом культурного сдвига, знак перелома эпох. Специфика Р. была предопределена переходным характером эпохи. Отчасти этим объясняется ‘эстетизм’ романтиков, их тяготение к языку искусства как наиболее адекватной и плодотворной возможности созидания новой реальности, выстраивания ‘артистического ковчега спасения’ (К.Свасьян) на обломках старой культуры. Это роднит эпоху Р. со всеми переходными эпохами, когда человек становится ‘художником по преимуществу’, пытаясь внести гармонию в хаос, создать новый мир, пусть изнутри собственного Я. Несколько десятилетий Р. на рубеже 18—19 вв. обладал особым статусом. В нем нашел свое завершение тысячелетний цикл развития европейской культуры, все то, что в сознании людей именуется словом ‘классика’. Риторическая культура, жившая единством слова, знания и морали, приходит к исчерпанию своих возможностей. С точки зрения романтиков, жизнь в культуре как мире ‘готовых слов’, препятствует постижению бытия как такового, лишает человека непосредственной связи с миром. Всеобщая нормативность, заданность и зарегламентированность жизни лишает реализации свободы индивида. Между готовым смыслом риторической культуры и бытием самим по себе лежит пропасть, которую должно преодолеть. Но парадокс заключается в том, что сами они еще живут в реальности, где книга — самый естественный символ мира, пытаются идти к подлинности через слово, воспринимая весь мир как текст. (Это зафиксировано в самой истории возникновения самоименования ‘Р.’, как происходящего от литературного жанра романа, который его представители трактовали как ‘жизнь в форме книги’.) Движение к подлинности есть движение к цельности бытия, к единству, которое, по мнению романтиков, утрачено современной им культурой, а, следовательно, — движение к истокам. Именно эта причина предопределила интерес Р. к культуре классической Греции (в противовес классицистскому увлечению Римом). Поиски единства превращаются в попытки возродить пластически-поэтическое видение мира, которым жила античность. Это порождает особый интерес романтиков к поэзии (Гёльдерлин, Шеллинг) как некоей ‘прародине’ философии, религии и искусства, как сфере изначального порождения смысла, ‘имянаречения’, тождества между смыслом и бытием. Но движение к истокам есть движение и ‘вглубь’ и ‘ввысь’ одновременное. Поэзия — это и ‘лоно’, из которого вышла вся духовная культура Запада, и океан, в который должны вернуться отдельные потоки, достигнув своего завершения. Это и ‘исток’, и взыскуемый идеал. Глубже поэзии, согласно Р., залегает пласт мифологии, некий мир первообразов, где единство дано как живое единство, нерасчлененность бытия и сознания, значения и бытия. Поэтому одной из задач Р. является создание ‘новой мифологии’ как средства преодоления антиномичности рефлексивной культуры. Следующая ступень нисхождения-восхождения к истокам открывает традиционные культуры Востока, традицию как изначальное состояние культуры и возможную финальную точку. Не создавая новой философской школы, романтики проблематизируют многие фундаментальные темы будущих исследований в области гуманитаристики: новое понимание мифа и поэтической речи и связанную с ними проблему языка, тему традиции и ритуала и, наконец, саму тему культуры как особого способа бытия человека, а также проблему единства и множественности культур. Но, как средневековые алхимики, они в каком-то смысле нашли не то, что искали. Они не обрели главного — искомой цельности и единства, поскольку их поиски разворачивались на принципиально иных по сравнению с человеком эллинского мира основаниях. В отличие от эллина, который ‘обустраивал’ свое бытие внутри бесконечного мира, в какой-то мере ‘замыкая’ космос на себе, внося во тьму хаоса оптически явленный и пластически зафиксированный порядок, человек 18 ст. идет к миру от бесконечности собственного Я. Эллинский логос и голос трансцендентального субъекта — явления генетически связанные, но не однопорядковые. Человек как бы вновь открывает бездны мира, но уже как коррелят и производное бездн собственной души. Отсюда проистекает и романтическая идея вечного обновления, понимание мира как вечного движения становления, соотносимого с бесконечностью мира свободы. В силу этого проблема единства перетекает в проблему выражения, поиск новой связи между Я и миром превращается в поиск нового языка. Р. — прямой наследник классической рефлексивной культуры с ее нарциссической тягой к самовыражению как самолюбованию. Тема выражения звучит и в эстетизме романтиков. Глобальная эстетизация бытия, стремление видеть в искусстве ‘метафизическую первооснову мира’, а в природе — ‘бессознательное художественное произведение духа’ уходит корнями в ‘Критику способности суждения’ Канта. Но романтики не просто доводят до логического конца кантово понимание искусства как посредника между миром свободы и миром необходимости, но придают ему статус некой верховной реальности и универсального языка символов, снимающего ограниченность понятийного выражения. Символ раскрывает незримое в зримом, являет бесконечное в конечном. Романтики абсолютизируют художественное творчество как единственный путь полной реализации свободы, понятой как выражение многомерности и бездонности человеческого Я. Центральное место в эстетике Р. занимает учение о гении как творце художественного произведения. В нем явственно просматриваются новоевропейские корни Р. Художественное произведение — не откровение бытия и не ‘окно’ в трансцендентное, а продукт бессознательной деятельности гения. Здесь опять же слышатся отзвуки кантовской эстетики. Гений предстает как трансцендентальный субъект ‘в гарольдовом плаще’, а мир — холст для его выражения. Симптоматично в этом плане смещение приоритетов в мире искусства (от искусств пластических — к музыке), которое отражает понимание искусства как выражения личностных глубин, до конца непроясняемых и несводимых к строгим и законченным формам. Опираясь на формулу Шеллинга ‘только в личном — жизнь, а все личное покоится на темном основании’, романтики уделяют особое внимание ‘ночным’ сторонам человеческой души, игре света и тьмы, светотени как стихии человеческого Я. Но ‘размывание’ пластики, в которой выражал себя мир классики, влечет за собой и размывание готового слова, риторической культуры. Движение к выражению внутренних глубин — это движение от языка, готовых речевых форм — через мистическую речь — к музыке как чистому звучанию. Именно звуковая стихия наиболее тонко передает мельчайшие душевные нюансы и является местом слияния бездн мира и бездн души. Музыка способна выразить несказанное и, более того, другие искусства определяются и оцениваются Р. по наличию в них музыкального начала. В отличие от пластических искусств, основанных на зрительных ощущениях, музыка опирается на слух и голос, а голос ‘исполнен страстей человеческих’ (В.Ф.Одоевский), это коррелят воли. (Здесь уже намечается понимание музыки как выражения мировой воли, характерное для Шопенгауэра.) Но наиболее полно проблема выражения реализует себя в так называемой романтической иронии. Иронический дискурс — своего рода опознавательный знак Р. Один из теоретиков Р.Шлегель писал: ‘В иронии все должно быть шуткой и все должно быть всерьез. В ней содержится и она вызывает в нас чувство неразрешимости противоречия между безусловным и обусловленным, чувство невозможности и необходимости полноты высказывания...’. Ирония — это постоянное самопародирование, притворство, возведенное в квадрат, фактически, это некая двойная рефлексия. Ирония возникает как результат дистанцирования от мира, она задана дистанцией, требует дистанции и создает дистанцию. ‘Она основывается на конечном синтетическом единстве личности... и определяется соразмерностью Я и представления’ (Делез). Уход в иронию — попытка вырваться из пространства общезначимости, нормы, повседневности в мир чистой свободы. Иронический персонаж бесконечно меняет маски как знаки возможного, но всегда возвращается к себе как некой идентичности. ‘Ироник живет только своим Я, которому не удовлетворяет никакая реальность’ (Кьеркегор). Итак, свобода оборачивается пустой возможностью свободы. Иронический дискурс ведет от соразмерности между Я и представлением к фиксации полного разрыва между ними. Р. намечает путь к новому языку, исчерпав до предела старые, подходит к краю культуры, за которым проглядывает неперсонифицированное Ничто. Вероятно, неспроста иронический персонаж ‘Ночных бдений’ Бонавентуры произносит известный монолог: ‘Жизнь — это лишь шутовской наряд, одетый на Ничто, пусть звенят на нем бубенчики, все равно его порвут и выбросят. Кругом только Ничто, оно душит себя и с жадностью поглощает, и именно это самопоглощение создает обманчивую игру зеркал, как будто есть Нечто’. Р. знаменует собой начало новой эпохи и поиск новых языков культуры. Романтики в той или иной степени оказали влияние на творчество таких мыслителей, как Кьеркегор, Шопенгауэр, Ницше, Хайдеггер, проблематизировав целый ряд тем, закрытых для осмысления в рамках классической философии. Особые судьбы ожидали романтические идеи на русской почве. В частности, влияние Шеллинга и йенских романтиков вдохновило творчество В.Ф.Одоевского, славянофилов, В.Соловьева и русских символистов рубежа 19—20 вв.
Новый философский словарь
сложное, внутренне противоречивое духовное движение в западной культуре рубежа 18-19 вв., затронувшее все сферы духовной жизни (философию, литературу, музыку, театр и т.д.). Сущностные черты Р. нашли свое наиболее полное выражение в творчестве немецких романтиков, прежде всего - Йенского кружка (братья Ф. и А. Шлегели, Новалис, Ваккенродер, Л. Тик, Шеллинг), гей-дельбергских романтиков (А. фон Арним, Брентано, И. Гер-рес), а также Гельдерлина, Г. Клейста, Гофмана и др. Р. нельзя назвать "школой" или "системой взглядов" как в силу его противоречивости, так и вследствие того, что в его основу легло принципиально новое мироощущение человека, чуждое прежней страсти к системосозидательству как некому универсальному опосредованию связи между Я и миром. "Лучше уж суеверие, чем системоверие" (Ваккенродер) - один из девизов P.P. - это скорее "новый способ переживания жизни" (А. Блок) или попытка найти и дать адекватное осмысление новому характеру отношений между человеком и миром. Своего рода "общим местом" является утверждение, что Р. наряду с немецкой классической философией явился духовной реакцией на негативные социальные последствия Великой Французской революции. Это утверждение верно ровно настолько, насколько допустимо воспринимать саму революцию как некий кульминационный пункт в прогресси-стском движении рационалистически-ориентированной европейской культуры и как симптом культурного сдвига, знак перелома эпох. Специфика Р. была предопределена переходным характером эпохи. Отчасти этим объясняется "эстетизм" романтиков, их тяготение к языку искусства как наиболее адекватной и плодотворной возможности созидания новой реальности, выстраивания "артистического ковчега спасения" (К. Свасьян) на обломках старой культуры. Это роднит эпоху Р. со всеми переходными эпохами, когда человек становится "художником по преимуществу", пытаясь внести гармонию в хаос, создать новый мир, пусть изнутри собственного Я. Несколько десятилетий Р. на рубеже 18-19 вв. обладают особым статусом. В них нашел свое завершение тысячелетний цикл развития европейской культуры, все то, что в сознании людей именуется словом "классика". Риторическая культура, жившая единством слова, знания и морали, приходит к исчерпанию своих возможностей. С точки зрения романтиков, жизнь в культуре как мире "готовых слов", препятствует постижению бытия как такового, лишает человека непосредственной связи с миром. Всеобщая нормативность, заданность и зарегламентированность жизни лишает реализации свободы индивида. Между готовым смыслом риторической культуры и бытием самим по себе лежит пропасть, которую должно преодолеть. Но парадокс заключается в том, что сами они еще живут в реальности, где книга - самый естественный символ мира, пытаются идти к подлинности через слово, воспринимая весь мир как текст. (Это зафиксировано в самой истории возникновения самоименования "Р.", как происходящего от литературного жанра романа, который его представители трактовали как "жизнь в форме книги".) Движение к подлинности есть движение к цельности бытия, к единству, которое, по мнению романтиков, утрачено современной им культурой; а, следовательно, - движение к истокам. Именно эта причина предопределила интерес Р. к культуре классической Греции (в противовес классицистскому увлечению Римом). Поиски единства превращаются в попытки возродить пластически-поэтическое видение мира, которым жила античность. Это порождает особый интерес романтиков к поэзии (Гельдерлин, Шеллинг) как некой "прародине" философии, религии и искусства, как сфере изначального порождения смысла, "имянаречения", тождества между смыслом и бытием. Но движение к истокам есть движение и "вглубь" и "ввысь" одновременное. Поэзия - это и "лоно", из которого вышла вся духовная культура Запада, и океан, в который должны вернуться отдельные потоки, достигнув своего завершения. Это и "исток", и взы-скуемый идеал. Глубже поэзии, согласно Р., залегает пласт мифологии, некий мир первообразов, где единство дано как живое единство, нерасчлененность бытия и сознания, значения и бытия. Поэтому одной из задач Р. является создание "новой мифологии" как средства преодоления антиномично-сти рефлексивной культуры. Следующая ступень нисхождения-восхождения к истокам открывает традиционные культуры Востока, традицию как изначальное состояние культуры и возможную финальную точку. Не создавая новой философской школы, романтики проблематизируют многие фундаментальные темы будущих исследований в области гумани-таристики: новое понимание мифа и поэтической речи и связанную с ними проблему языка, тему традиции и ритуала и, наконец, саму тему культуры как особого способа бытия человека, а также проблему единства и множественности культур. Но, как средневековые алхимики, они в каком-то смысле нашли не то, что искали. Они не обрели главного - искомой цельности и единства, поскольку их поиски разворачивались на принципиально иных по сравнению с человеком эллинского мира основаниях.-В отличие от эллина, который "обустраивал" свое бытие внутри бесконечного мира, в какой-то мере "замыкая" космос на себя, внося во тьму хаоса оптически-явленный и пластически-зафиксированный порядок, человек 18 ст. идет к миру от бесконечности собственного Я. Эллинский логос и голос трансцендентального субъекта - явления генетически связанные, но не однопорядко-вые. Человек как бы вновь открывает бездны мира, но уже как коррелят и производное бездн собственной души. Отсюда проистекает и романтическая идея вечного обновления, понимание мира как вечного движения становления, соотносимого с бесконечностью мира свободы. В силу этого проблема единства перетекает в проблему выражения, поиск новой связи между Я и миром превращается в поиск нового языка. Р. - прямой наследник классической рефлексивной культуры с ее нарциссической тягой к самовыражению как самолюбованию. Тема выражения звучит и в эстетизме романтиков. Глобальная эстетизация бытия, стремление видеть в искусстве "метафизическую первооснову мира", а в природе - "бессознательное художественное произведение духа" уходит корнями в "Критику способности суждения" Канта. Но романтики не просто доводят до логического конца кан-тово понимание искусства как посредника между миром свободы и миром необходимости, но придают ему статус некой верховной реальности и универсального языка символов, снимающего ограниченность понятийного выражения. Символ раскрывает незримое в зримом, являет бесконечное в конечном. Романтики абсолютизируют художественное творчество как единственный путь полной реализации свободы, понятой как выражение многомерности и бездонности человеческого Я. Центральное место в эстетике Р. занимает учение о гении как творце художественного произведения. В нем явственно просматриваются новоевропейские корни Р. Художественное произведение - не откровение бытия и не "окно" в трансцендентное, а продукт бессознательной деятельности гения. Здесь опять же слышатся отзвуки кантов-ской эстетики. Гений предстает как трансцендентальный субъект "в гарольдовом плаще", а мир - холст для его выражения. Симптоматично в этом плане смещение приоритетов в мире искусства (от искусств пластических - к музыке) которое отражает понимание искусства как выражения личностных глубин, до конца непроясняемых и несводимых к строгим и законченным формам. Опираясь на формулу Шеллинга "только в личном - жизнь, а все личное покоится на темном основании", романтики уделяют особое внимание "ночным" сторонам человеческой души, игре света и тьмы, светотени как стихии человеческого Я. Но "размывание" пластики, в которой выражал себя мир классики, влечет за собой и размывание готового слова, риторической культуры. Движение к выражению внутренних глубин - это движение от языка, готовых речевых форм - через мистическую речь - к музыке как чистому звучанию. Именно звуковая стихия наиболее тонко передает мельчайшие душевные нюансы и является местом слияния бездн мира и бездн души. Музыка способна выразить несказанное и, более того, другие искусства определяются и оцениваются Р. по наличию в них музыкального начала. В отличие от пластических искусств, основанных на зрительных ощущениях, музыка опирается на слух и голос, а голос "исполнен страстей человеческих" (В.Ф. Одоевский), это коррелят воли. (Здесь уже намечается понимание музыки как выражения мировой воли, характерное для Шопенгауэра). Но наиболее полно проблема выражения реализует себя в так называемой романтической иронии. Иронический дискурс - своего рода опознавательный знак Р. Один из теоретиков Р. Шлегель писал: "В иронии все должно быть шуткой и все должно быть всерьез. В ней содержится и она вызывает в нас чувство неразрешимости противоречия между безусловным и обусловленным, чувство невозможности и необходимости полноты высказывания...". Ирония - это постоянное самопародирование, притворство, возведенное в квадрат, фактически, это некая двойная рефлексия. Ирония возникает как результат дистанцирования от мира, она задана дистанцией, требует дистанции и создает дистанцию. "Она основывается на конечном синтетическом единстве личности... и определяется соразмерностью Я и представления" (Делез). Уход в иронию - попытка вырваться из пространства общезначимости, нормы, повседневности в мир чистой свободы. Иронический персонаж бесконечно меняет маски как знаки возможного, но всегда возвращается к себе как некой идентичности. "Ироник живет только своим Я, которому не удовлетворяет никакая реальность" (Кьеркегор). Итак, свобода оборачивается пустой возможностью свободы. Иронический дискурс ведет от соразмерности между Я и представлением к фиксации полного разрыва между ними. Р. намечает путь к новому языку, исчерпав до предела старые, подходит к краю культуры, за которым проглядывает неперсонифицированное Ничто. Вероятно, неспроста иронический персонаж "Ночных бдений" Бонавентуры произносит известный монолог: "Жизнь - это лишь шутовской наряд, одетый на Ничто, пусть звенят на нем бубенчики, все равно его порвут и выбросят. Кругом только Ничто, оно душит себя и с жадностью поглощает, и именно это самопоглощение создает обманчивую игру зеркал, как будто есть Нечто". Р. знаменует собой начало новой эпохи и поиск новых языков культуры. Романтики в той или иной степени оказали влияние на творчество таких мыслителей, как Кьеркегор, Шопенгауэр, Ницше, Хайдеггер, проблематизировав целый ряд тем, закрытых для осмысления в рамках классической философии. Особые судьбы ожидали романтические идеи на русской почве. В частности, влияние Шеллинга и йенских романтиков вдохновило творчество В.Ф. Одоевского, славянофилов, В. Соловьева и русских символистов рубежа 19-20 вв.
И.М. Наливайко
Философский словарь
(фр; romantisme; лат. romarius — римский) — идейное и художественное движение, охватившее самые различные области культуры, пришло на смену классицизму в Европе в начале 19 в. В Р. как в художественном методе ярко выражено отношение художника к изображаемым явлениям, что придает произв. искусства известную приподнятость, особую эмоциональную направленность. Одно из течений Р. представляло собой консервативную реакцию на победу буржуазного строя, выражая в то же время страх перед революционными и народными движениями. Эта тенденция проявилась в создании идеалов, представляющих собой апологию средневекового прошлого (Л. Тик, А. и Ф. Шлегель, Новалис, В. А. Жуковский и др.). Др. осн. течение Р. имело прогрессивную направленность (Дж. Байрон, В. Гюго, А. Мицкевич, Ш. Петефи, К. Ф. Рылеев, Э. Делакруа, К. П. Брюллов, Ф. Шопен,'Г. Берлиоз, Ф. Лист и др.). Хотя эстетические идеалы этого течения Р. нередко носили утопический характер, а образы романтиков отличались двойственностью, внутренней трагичностью. они все же выражали известное понимание противоречий буржуазного бщества. интерес к жизни широких народных масс и были направлены в будущее.
Философский энциклопедический словарь
РОМАНТИЗМ (от франц. romantisme) возрождение романтики, подражание романтическому духовному содержанию; часто слово «романтизм» употребляется в отрицательном смысле.
Если вы желаете блеснуть знаниями в беседе или привести аргумент в споре, то можете использовать ссылку:

будет выглядеть так: РОМАНТИЗМ


будет выглядеть так: Что такое РОМАНТИЗМ