ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ

Большая советская энциклопедия (БЭС)

(лат. intelligentia, intellegentia —понимание, познавательная сила, знание, от intelligens, intellegens — умный, понимающий, знающий, мыслящий)
        общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным, творческим трудом, развитием и распространением культуры. Термин «И.» был введён в обиход писателем П. Д. Боборыкиным (в 60-х гг. 19 в.) и из русского перешёл в другие языки. Вначале под И. понимались вообще образованные люди. Это слово нередко и сейчас употребляется в таком значении. В. И. Ленин включал в И. «...всех образованных людей, представителей свободных профессий вообще, представителей умственного труда (brain worker, как говорят англичане) в отличие от представителей физического труда» (Полн. собр. соч., 5 изд., т. 8, с.309, прим.). Разные группы И. принадлежат к различным общественным классам, интересы которых И. осмысливает, обслуживает и выражает в идейно-политической и теоретической форме. Социально-политическая неоднородность И. увеличивается по мере её развития. Предпосылкой появления И. в её первичных формах было отделение умственного труда от физического, когда рядом с огромным большинством, занятым исключительно физической работой, образовались социальные группы, освобожденные от прямого производительного труда и руководящие общественными делами, в том числе государственным управлением, правосудием, хозяйственными работами, занимающиеся науками, искусством и т. д. Эксплуататорские классы закрепили за собой монополию на умственный труд, однако она не носила абсолютного характера. Первичной группой И. явилась каста жрецов. В средние века место жречества заняло духовенство, верхушка которого входила в класс феодалов. Часть врачей, учителей, артистов и др. выходила из числа рабов, крепостных, из низших слоев свободных. В средние века роль И. угнетённых классов играли странствующие школяры, сказители, учителя, актёры, а также простонародные знатоки священных книг, временами занимавшие радикальные, антигосударственные позиции. В древности и в средние века умственная деятельность рассматривалась как привилегия имущих. Однако тогда же появляется служилая И., живущая за счёт продажи своих услуг представителям знати, — философы, врачи, алхимики, поэты, художники и т. д. В Китае эта часть И. — образованные чиновники — пользовалась наибольшим социальным престижем. В Европе по мере развития централизованных государств приближённые к монархам деятели И. пробивались на высокие государственные должности.
         С эпохой Возрождения связано значительное развитие научной, литературно-художественной и в меньшей степени инженерно-технической И. Культура и И. Возрождения приняли сугубо светский характер. Ряды И. пополняются в возрастающей степени из низших сословий: Леонардо да Винчи был сыном нотариуса; У. Шекспир, Б. Спиноза, Рембрандт, Б. Челлини и др. вышли из семей ремесленников или купцов. Деятельность И. Возрождения имела большей частью антифеодальный, гуманистический характер. Появляются люди, стремящиеся выйти за рамки умозрительной схоластической культуры (Н. Коперник, Г. Галилей, Дж. Бруно, Ф. Рабле и др.). Некоторые из них становятся идеологами низших, эксплуатируемых слоев (Т. Кампанелла, Я. Гус, Т. Мюнцер и др.). М. Лютер, Эразм Роттердамский, Ж. Кальвин, затем Вольтер, Ж. Ж. Руссо и др. мыслители-литераторы и философы создали идейную почву для Реформации и буржуазных революций.
         С утверждением капитализма начинается подлинная история И. В связи с ускорившимся развитием производительных сил растет потребность в работниках умственного труда и их численность, хотя даже в наиболее развитых странах доля И. в самодеятельном населении к началу 20 в. не превышает нескольких процентов (в США в 1900 — 4%). Юристы, учителя и врачи составляют наиболее многочисленные отряды И. этого периода. Машинная индустрия порождает потребность в инженерах, механиках, техниках, что кладет конец преимущественно гуманитарному характеру И. Представители инженерно-технической И., прямо или косвенно участвуя в производстве товаров, оказываются, по характеристике Маркса, частью «совокупного рабочего» (см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т.23, с. 431, 516—17; т. 26, ч. 1, с. 138, 421—22). Однако К. Маркс отмечал также особенность положения инженеров и техников, заключающуюся в том, что они осуществляют функции надзора за рабочими. Часть И., занятая в государственно-административном аппарате, прямо или косвенно осуществляет функцию подавления и угнетения трудящихся. Двойственность социального положения И. отмечал и В. И. Ленин, указывая, что И. примыкает «...отчасти к буржуазии по своим связям, воззрениям и проч., отчасти к наемным рабочим, по мере того, как капитализм все более и более отнимает самостоятельное положение у интеллигента, превращает его в зависимого наемника, грозит понизить его жизненный уровень» (Полн. собр. соч., 5 изд., т. 4, с. 209). В период домонополистического капитализма немалая часть И. продвигалась в ряды буржуазии, в том числе и крупной. Это было связано с тем, что спрос на услуги специалистов превышал крайне ограниченное предложение и И. имела возможность добиваться от капиталистов высокой оплаты и других социально-экономических выгод. В то же время ряды И. пополняли выходцы из привилегированных слоев (дворянская И. в Западной Европе, России, Польше). В целом тенденция к пролетаризации И. на начальных стадиях капитализма перекрывалась тенденцией к её обуржуазиванию.
         Хотя по найму в тот период уже работала большая часть И., немалая доля её относилась к самостоятельным предпринимателям (например, в США — 37,9% в 1870). Их было большинство среди юристов и врачей; отсюда пошло выражение «свободные профессии», которое и поныне нередко применяется в буржуазной социологии и статистике ко всей И. На практике в своём большинстве И. в тот период принадлежала к средним промежуточным слоям (сравни термин «прослойка», утвердившийся в марксистской литературе). Слабый контакт с рабочими, близость инженерно-технической И. к предпринимателям, распылённость, значительно более высокий, чем у массы рабочих, уровень доходов, буржуазный образ жизни большинства И. приводили к тому, что её мировоззрение было по преимуществу буржуазным и мелкобуржуазным. У И. того периода заметно развито ощущение «избранности», закрепляемое фактической монополией на умственный труд и сложностью доступа в её ряды. В то же время из среды И. выдвигаются революционно-демократические элементы, преодолевающие буржуазную идеологию и отстаивающие интересы трудящихся. Наиболее передовые представители И., овладевая объективными законами общественного развития, вырабатывают социалистическое сознание и вносят его в рабочий класс. Таким был путь К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина и многих других деятелей рабочего и социалистического движения. Учёные и изобретатели, писатели и художники эпохи капитализма внесли огромный вклад в сокровищницу человеческой культуры.
         На стадии империализма, с повсеместным развитием крупной машинной индустрии и особенно с началом научно-технической революции, рост И. резко ускоряется, что связано с повышением значимости нефизического труда для производства и экономики в целом, а также с ростом образовательного уровня населения. В США в 1970 И. составляла около 20% самодеятельного населения, причём эта доля постоянно возрастает. В странах, экономически менее развитых, она заметно ниже, хотя также повышается. Профессии умственного труда уже не отличаются привилегированностью положения, как прежде. И. ныне всё шире пополняется не только из имущих, но и из трудящихся слоев.
         Механизация и автоматизация производства, бурное развитие науки обусловливают особенно быстрый рост численности инженерно-технической И. и прежде всего научных работников (число последних удваивается примерно каждые 10 лет). В наиболее развитых странах эти группы уже составляют от 1/3 до 1/2 всей И. Удельный вес ИТР (30—50% и более занятых) особенно велик на крупных монополистических предприятиях, в новейших отраслях с высоким органическим составом капитала — в электронной, ракетной, ядерной, химической промышленности, в приборостроении, на производстве и при использовании ЭВМ и т. д.
         С отделением капитала-собственности от капитала-функции и с усложнением управления предприятиями, а также в связи с обострением капиталистической конкуренции в составе И. растет доля управляющих (менеджеров), др. высших служащих и их аппарата — инженеров, экономистов, кибернетиков, математиков. В условиях развития государственно-монополистических тенденций и разбухания государственного аппарата происходит бюрократизация И.: всё большая доля её оказывается на положении чиновников — в правительственной администрации, в управлении государственными предприятиями и службами. Многие видные представители И. (теперь уже не только юристы, но и научные работники и др.) привлекаются к участию в буржуазных правительствах. В результате классовой борьбы пролетариата и в связи с потребностями производства расходы на медицинское обслуживание, образование и др. социальные нужды закрепляются в ряде капиталистических стран как элемент стоимости рабочей силы. Это приводит к росту таких групп И., как врачи, преподаватели и т. д., которые обслуживают уже широкие массы населения, хотя и не в равной степени с верхними слоями общества. Особенно быстро растет резерв И. — студенчество (в 1950 — 6,3 млн. студентов в мире в целом, в 1968 — 23,1 млн.). Развитие средств массовой коммуникации (См. Массовая коммуникация) (телевидение, кино, радио, печать), переориентация политических организаций на массовую клиентуру, распространение «массовой культуры» (См. Массовая культура), а также активизация правящими кругами идеологической борьбы породили целую «индустрию сознания», а с ней — широкие отряды И., которые занимаются созданием и особенно утилизацией и распространением продуктов этой индустрии (журналисты, пропагандистский аппарат политических партий, социологи и психологи). В этом проявляется стандартизация и омассовление труда растущих групп И., что означает утрату ею положения и чувства избранности. В условиях современного капитализма теряют былую исключительность некоторые привилегированные профессии И. (например, юристы); относительно, а в ряде случаев и абсолютно, сокращается число актёров, художников, музыкантов. В связи с упадком влияния религии уменьшается общественный престиж и привлекательность профессии священнослужителей и сокращается их численность. Зато возникает другие профессии, например, социальные инженеры, специалисты по «человеческим отношениям», которые используют более изощрённые методы идеологической обработки трудящихся.
         Классовое положение И. в условиях современного капитализма неодинаково. Главная всё усиливающаяся тенденция заключается в её пролетаризации. Она проявляется прежде всего в переходе подавляющего большинства И. (80—90%) к работе по найму. Именно поэтому И. нередко, хотя это и неточно, отождествляется с понятием «служащие». Большинство наёмной И., продавая предпринимателям свою рабочую силу и подвергаясь капиталистической эксплуатации, сближается с рабочим классом. По найму работает уже не только почти вся производственно-техническая И., но и большая часть И. сферы услуг (юристы, врачи и т. д.). Да и те представители И., которые остаются формально независимыми, сохраняя собственность на свои конторы, врачебные кабинеты и т. д., оказываются во всё большем подчинении крупному капиталу (через банковский кредит, клиентуру, систему заказов и т. д.). Синоним этих групп И. — «свободные профессии» — становится анахронизмом. Часть И. нередко сочетает работу по найму с частной практикой. Это усиливает двойственность и противоречивость в её положении. Из рядов И. выдвигаются специалисты бизнесмены, создающие свои профессиональные предприятия (крупные юридические фирмы, частные клиники, научно-исследовательские корпорации), где работают по найму десятки и сотни специалистов. С ростом социально-экономического значения образования и общей культуры возрастает общественный престиж некоторых новых профессии И. и увеличиваются возможности продвижения для специалистов.
         В переходе от индивидуального труда к работе большими коллективами также проявляется сближение основной части И. с рабочим классом. Всё чаще инженеры и техники работают непосредственно у автоматической линии и других машин, выполняя функции рабочих высшей квалификации. Пролетаризация И. выражается и в сближении её с рабочим классом по материальному положению. Низшие слои И. нередко оплачиваются хуже, чем квалифицированные или даже полуквалифицированные рабочие, а ряд профессий нефизического труда страдает от безработицы. Растет разрыв по уровню жизни между высшими и низшими слоями И., однако пролетаризация И. — это не законченное состояние, а процесс, который зависит от уровня экономического развития той или иной страны. Удельный вес предпринимателей-капиталистов среди И. развитых капиталистических стран невелик (около 5%). К буржуазии следует отнести также специалистов-управляющих, чьи высокие оклады, дивиденды и т. п. превышают цену их рабочей силы. Самостоятельные работники, не использующие наёмного труда и принадлежащие к мелкой буржуазии, составляют в этих странах 5—10% И.
         В менее развитых капиталистических странах И. малочисленна, некоторые её группы (особенно ИТР), используя свою монополию на знания, приобретая собственность на средства производства, пополняют ряды буржуазии. В последние десятилетия И. оказывается главным источником формирования бюрократической буржуазии, которая заняла высшие должности в административном аппарате ряда молодых национальных государств, используя эти посты для личного обогащения. В развивающихся странах с более устоявшейся социальной структурой власти (Индия, Иран, Турция и др.) многие представители И., занимающие низшие должности на государственной службе (учителя и др.), ведут образ жизни, приближающийся к пролетарскому. Группы революционно-демократической И., например прогрессивное офицерство, нередко становятся во главе национальных революций, отстраняя от власти старую феодально-буржуазную верхушку.
         Роль И. в общественной организации труда определяется подчинением её буржуазии. Подлинно творческим трудом занята меньшая часть И.; в труде большинства И. преобладают элементы исполнительства. Эта тенденция отражается в росте удельного веса специалистов среднего и низшего звена — техников, лаборантов, медсестёр, фельдшеров, а также низших государственных служащих и т. п. Например, если в 1900 в США на 11 врачей приходилась 1 медсестра, то в 1967 на 1 врача приходилось 3 работника из среднего и младшего медперсонала. Уже в 1950 число лаборантов в США превысило число творческих научных работников. Эти изменения в профессиональной структуре И. свидетельствуют и о её социальной дифференциации.
         В связи с этим многие социологи всё чаще относят понятие И. лишь к верхнему её слою. В таком случае к И. причисляют тех работников умственного труда, которые занимаются высшими, наиболее сложными видами интеллектуальной деятельности. Слои И., в работе которых преобладают элементы исполнительства, всё более отождествляются с социальной группой «работники нефизического труда». Утрачивая в этом смысле основу как единое понятие, И. всё чаще истолковывается как историческая преходящая категория.
         Наряду с пролетаризацией И., при капитализме происходит и процесс создания рабочим классом собственной «рабочей интеллигенции» (см. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., 5 изд., т. 4, с. 269). К ней могут быть отнесены в капиталистических странах активисты коммунистических и рабочих партий, прогрессивных профсоюзов и др. организаций трудящихся. На современном этапе рабочая И. растет особенно интенсивно вследствие повышения культурного и образовательного уровня пролетариата, роста его политической сознательности.
         Непосредственные экономические интересы толкают И. ко всё более широкому участию в классовой борьбе трудящихся на стороне пролетариата, против буржуазии. Всё чаще разные отряды И. прибегают к специфически пролетарскому орудию классовой борьбы — забастовке. Пройдя этап создания организаций корпоративного характера (начало 20 в.), автономных профсоюзов (середина 20 в.), производственная И. всё шире вливается в общенациональные профсоюзные организации фабрично-заводского пролетариата.
         Мировоззрение И. крайне неоднородно. Оно определяется противоположными идейно-политическими функциями разных групп И. — от социальной критики до защиты и оправдания существующего строя. Отсюда — острота социальных и идейных конфликтов в среде И. Характерный для многих представителей И. индивидуализм связан с сё происхождением (в большинстве мелкобуржуазным или буржуазным) и традициями, специфичностью производственных функций и характера труда. Поскольку ряд профессий И. (прокуроры, судьи, священнослужители и т. д.) может бесперебойно функционировать лишь тогда, когда их представители придерживаются апологетических взглядов, эта часть И., как правило, стоит на защите капиталистического строя. Довольно широкие круги инженерно-технической и научной И. выступают за независимость и нейтралитет И. в социальных конфликтах, что объективно нередко способствует консерватизму. В этих кругах популярны выдвинутые ещё в 20-е гг. (Г. Уэллс, Т. Веблен и др.) концепции провиденциальной роли И. или отдельных её групп в настоящем и особенно в будущем (см. Технократия, Элиты теории). Некоторые социальные критики буржуазного строя (Ж. Бенда, Г. Маркузе, Ж. П. Сартр, Л. Мэмфорд, Т. Россак и др.), выступая против «общества потребления», обвиняют технократическую И., сотрудничающую с монополистической буржуазией, в предательстве дела прогресса и функции И. как создателя высших духовных ценностей.
         Пролетаризация и демократизация И. оказывают воздействие на её мировоззрение. Демократическое большинство И. в силу самого характера своего труда и общественной роли вступает в конфликт с капитализмом и его антигуманными целями и ценностями. В среде И. усиливается социальная критика, противопоставляемая всем видам апологетики. Обостряется конфликт между демократической и буржуазно-технократической И. Многие представители И. отказываются содействовать милитаризации общества и массовому отчуждению человеческой личности, выступают за мир и реальную демократию, эволюционируя в сторону социализма. Передовые представители И. связывают свою судьбу с борющимся пролетариатом и коммунистическими партиями (А. Франс, М. Андерсен-Нексё, Т. Драйзер, Г. Манн, П. Элюар, Ф. и И. Жолио-Кюри, П. Пикассо, Р. Гуттузо).
         Коммунистические партии капиталистических стран, ведя борьбу за создание широкого антимонополистического фронта во главе с рабочим классом, выступают за тесный союз с И., исходя из тезиса К. Маркса, что коммунизм — это союз науки и труда. Остро критикуя воззрения буржуазной И., помогая широким слоям демократической И. изживать индивидуалистические настроения, коммунисты подчёркивают, что коренным интересам И. соответствуют революционная борьба пролетариата и установление социалистического строя. Коммунисты критикуют антимарксистские взгляды и теории, как преувеличивающие, так и преуменьшающие роль И. в современном общественном развитии. Исходя из реальных фактов, коммунисты показывают утопический характер расчётов некоторых кругов И. на самостоятельную социальную роль, на сосредоточение в своих руках власти над обществом. Коммунисты борются также с сохраняющимися в некоторых отсталых слоях предубеждениями против И., разъясняя действительное социальное положение её основной массы. «Союзниками рабочего класса становятся широкие слои служащих, а также значительная часть интеллигенции, низводимые капитализмом до положения пролетариев и осознающие необходимость перемен в общественной жизни» (Программа КПСС, 1971, с. 38).
         Интеллигенция в социалистическом обществе. После свержения буржуазного строя широкие слои демократически настроенной И. активно втягиваются в социалистическое строительство. Под руководством партии рабочего класса развивается целенаправленный процесс приобщения старой И. к идеалам социализма, который придаёт И. сознание своей общественной полезности, открывает простор для беспрепятственного приложения её сил ко всем областям общественного развития. Одновременно в результате культурной революции, открывающей доступ всем слоям трудящихся и ранее отсталым народностям к образованию и культуре, формируется новая И., которая постепенно сливается со старой в единую социалистическую И. Эти процессы не проходят без сложностей и конфликтов. Партиям рабочего класса приходится вести борьбу как против люмпен-пролетарского недоверия к И. (см., например, Махаевщина), так и против высокомерного пренебрежения и враждебного отношения некоторых старых специалистов к власти рабочих и крестьян. Пришедшие к государственному руководству коммунистические партии вырабатывают вдумчивое, тактичное отношение к нуждам И., стремятся предоставить ей максимум возможностей для творческой работы, наладить с ней всестороннее сотрудничество, ибо «без руководства специалистов различных отраслей знания, техники, опыта, переход к социализму невозможен...» (Ленин В. И., Полн. собр. соч., 5 изд., т. 36, с. 178). Международное коммунистическое движение отвергает принижение роли культуры и И. в социалистическом строительстве и избиение И. под видом «культурной революции», имевшей место в Китае.
         Численный рост И. при социализме ускоряется по мере повышения экономического и культурного уровня общества, зачастую обгоняя рост других социальных групп. Особенно быстро растет число инженерно-технических и научных работников. Социалистическая И. пополняется за счёт рабочего класса и крестьянства и в меньшей степени путём самовоспроизводства. Предпосылкой её дальнейшего роста является непрерывное развитие культуры и образованности всего народа, в частности введение всеобщего среднего образования. Социологические исследования показывают, что в условиях социализма главным мотивом труда И. является ориентация на творчество, на его общественную полезность, тогда как непосредственные материальные выгоды здесь, в отличие от капитализма, отступают на второй план.
         По мере развития научно-технической революции и продвижения к коммунизму профессионально-квалификационная структура социалистической И. усложняется. В её состав входят инженерно-техническая и научная И., деятели литературы и искусства, работники просвещения, здравоохранения, аппарата управления. Можно различать также группы И. по степени творческого характера труда, уровню квалификации и ответственности.
         Характерное для периода перехода к коммунизму сближение всех классов и социальных групп, преодоление существенных различий между умственным и физическим трудом проявляются в повышении культурно-образовательного уровня массы рабочих и крестьян; росте удельного веса профессий, для которых необходимо как минимум среднее образование; увеличении числа рабочих мест, требующих сочетания физического труда с умственным; в растущем участии трудящихся масс в государственном и общественном управлении.
         Для социалистической И. характерны отсутствие социальной замкнутости, повседневная тесная связь с рабочими и крестьянами. Она активно участвует в общем созидательном труде, стоит на позициях социалистической идеологии. Между И. и остальной частью народа в социалистических странах нет антагонистических противоречий.
         В процессе перехода к коммунизму значение И. будет постоянно возрастать. И. как особая социальная группа сохранится «...впредь до достижения самой высокой ступени развития коммунистического общества...» (Ленин В. И., там же, т. 44, с. 351). Когда труд каждого человека приобретёт творческий характер, когда небывало поднимется научно-технический и культурный уровень общества, И. «...перестанет быть особым социальным слоем...» (Программа КПСС, 1971, с. 63).
         Е. А. Амбарцумов.
         Интеллигенция в дореволюционной России и в СССР. В период феодализма И. была численно небольшой и отражала в основном интересы класса феодалов. И. начала складываться уже в Киевской Руси (См. Киевская Русь), где появились первые учителя математики, врачи, летописцы (Нестор), авторы произведений светской литературы и среди них создатель «Слова о полку Игореве». На рубеже 14—15 вв. творили художники Андрей Рублёв, Феофан Грек, Даниил Чёрный, в 16—17 вв. архитекторы Барма, Постник, Федор Конь, военный техник Андрей Чохов, механики Ш. и А. Вирачёвы; появляются профессиональные актёры, значительная часть которых вышла из крепостных. В 17—18 вв. с целью подготовки И. создаются учебные заведения. Развитие капиталистических отношений вызывает значительный рост И. Главными центрами её подготовки в 19 в. становятся университеты (Московский, Петербургский, Киевский, Харьковский, Казанский и др.), технические и с.-х. институты и академии. Существенные изменения происходят в структуре И.: уменьшается удельный вес дворянской интеллигенции, растет доля И., вышедшей из буржуазной и мелкобуржуазной среды; к середине 19 в. складывается слой разночинной И.
         Большой вклад в 18—19 вв. внесла И. в развитие русской и мировой культуры: учёные М. В. Ломоносов, Н. И. Лобачевский, Д. И. Менделеев, К. А. Тимирязев, А. М. Бутлеров, Н. И. Пирогов, К. Д. Ушинский и др.; поэты и писатели А. С. Пушкин, А. С. Грибоедов, М. Ю. Лермонтов, Н. В. Гоголь, Н. А. Некрасов, И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой, М. Е. Салтыков-Щедрин, Т. Г. Шевченко и др.; композиторы М. И. Глинка, П. И. Чайковский, А. С. Даргомыжский и др.; художники К. П. Брюллов, А.А. Иванов, И. Е. Репин, В. И. Суриков и др.; актёр М. С. Щепкин. Передовая дворянская, а затем разночинная И. играла активную роль в борьбе с царизмом (А. Н. Радищев, декабристы, А. И. Герцен, В. Г. Белинский, Н. А. Добролюбов, Н. Г. Чернышевский и др.). В конце 19 в. в самодеятельном населении России И. составляла 2,7%, а И., работавшая в сферах материальной и духовной культуры, — 1,3%. По переписи 1897, И. насчитывала 870 тыс. чел. В сфере материального производства работало около 95 тыс. чел., в том числе 4 тыс. инженеров, около 3 тыс. ветеринаров, 23 тыс. служащих — в правлениях дорог и пароходных обществ, 13 тыс. — почтово-телеграфных чиновников; в сфере духовной культуры — 263 тыс. чел., в том числе свыше 3 тыс. учёных и литераторов, 79,5 тыс. учителей в учебных заведениях, 7,9 тыс. учителей ремёсел и искусств, 68 тыс. частных преподавателей, 11 тыс. гувернёров и гувернанток, 18,8 тыс. врачей, 49 тыс. фельдшеров, фармацевтов и акушерок, 18 тыс. художников, музыкантов и актёров. Самой многочисленной была И., служившая в государственном аппарате и в аппарате управления капиталистической промышленностью и помещичьими хозяйствами, — 421 тыс. чел., в том числе 151 тыс. служащих органов гражданской администрации, 43,7 тыс. генералов и офицеров.
         Развитие И. России в период империализма проходило нарастающими темпами. За 20 лет (1897—1917) численность И. удвоилась (свыше 1,5 млн. чел. в 1917). С 1896 по 1911 число врачей увеличилось на 61%, учителей начальной школы — на 70%. К 1913 почти вдвое выросло число инженеров (7,8 тыс. чел.). И. была крайне неравномерно распределена по разным районам страны. Например, в Средней Азии в 1913 на 10000 жит. приходилось врачей в 4 раза меньше, чем в Европейской России. Возрастала тенденция в сторону увеличения в составе И. выходцев из зажиточных слоев городской и сельской мелкой буржуазии. Так, среди сельских учителей число выходцев из крестьян и мещан в 1911 по сравнению с 1880 увеличилось в 6 раз и достигло 57,9% всех учителей. В составе И. уменьшилась доля «свободных профессий» и возрос удельный вес И., служившей в государственных и частных учреждениях и предприятиях.
         В социальном отношении И. не была однородна. В дворянско-помещичью И. входили чиновничьи верхи государственного аппарата и офицерского корпуса. Она занимала черносотенно-монархические позиции. Буржуазная И. включала верхушку научно-технической, медицинской, художественной И., журналистов, адвокатов и т. п. Эта И., как правило, стояла на позициях буржуазного либерализма, проводила политику сотрудничества с царизмом, в значительной мере составила кадры партии кадетов. Мелкобуржуазная И. (в основном народные учителя, средняя техническая и медицинская И., мелкие служащие учреждений и предприятий) составляла большую часть И. По своему происхождению, экономическому положению она была близка к массе городской мелкой буржуазии и крестьянства. Масса демократической И. участвовала в Революции 1905—07, шла, хотя и не без колебаний, за пролетариатом. После поражения революции значительная часть И. оказалась под влиянием либеральной буржуазии. В 1917 мелкобуржуазная И. поддержала борьбу народа в Февральской революции.
         Численно небольшим был слой пролетарской И. Он формировался из рабочих, которые смогли в условиях капитализма стать образованными людьми. Огромную роль в формировании и воспитании рабочей И. играла большевистская партия, вносившая в ряды пролетариата марксистско-ленинскую идеологию. В составе пролетарской И. были и те выходцы из буржуазной и мелкобуржуазной И., которые стали на позиции революционного марксизма. Пролетарская И. была последовательно революционной частью И.
         Великая Октябрьская социалистическая революция 1917 положила начало новому периоду в истории русской И. Большевистская партия стремилась к тому, чтобы масса И. стала союзником пролетариата в социалистической революции и социалистическом строительстве. Однако добиться этого удалось не сразу. Только некоторая, небольшая часть И., прежде всего члены большевистской партии, боролась за установление и упрочение Советской власти. Она составляла 1—1,5% всей И. России (5—7% состава партии к началу Октябрьской революции). После победы Октябрьской социалистической революции в аппарат управления стали выдвигаться многочисленные представители наиболее грамотных и преданных социализму рабочих и трудящихся крестьян. В первые же месяцы существования диктатуры пролетариата она получила поддержку ряда видных деятелей культуры и искусства (К. А. Тимирязев, К. Э. Циолковский, Н. Е. Жуковский, И. П. Павлов, А. А. Блок, В. Я. Брюсов, А. С. Серафимович и др.). Им противостояла И., входившая в контрреволюционные партии октябристов, кадетов, эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов, активно боровшаяся против Советской власти.
         Большая часть И. во время Октябрьской социалистической революции и первое время после неё проявила значительные колебания. Опыт первого года Советской власти, уроки интервенции и белогвардейщины обусловили начавшийся в конце 1918 поворот И. в сторону Советской власти. Это был длительный и сложный процесс. Большевистская партия стремилась помочь этой И. скорее преодолеть свои сомнения. Большое значение имела борьба В. И. Ленина против «левых коммунистов», рабочей оппозиции, пытавшихся насадить враждебное отношение к И. Коммунистическая партия воспитывала И. в духе марксизма-ленинизма. Результатом этой работы явилось активное участие И. в строительстве социалистической экономики и культуры, укреплении оборонной мощи Советского государства.
         Одним из главных результатов культурной революции в СССР является подготовка и воспитание многомиллионной армии народной, социалистической И. Эту задачу Коммунистическая партия решала на путях развития прежде всего высшей школы. Если в 1914/15 учебном году в стране было 127 тыс. студентов, то в 1940/41 — 812 тыс., а в 1971/72 — 4597 тыс. Большую роль в подготовке кадров И. сыграли средние специальные учебные заведения, число учащихся в которых возросло с 54 тыс. в 1914/15 до 4421 тыс. в 1971/72 учебном году.
         Советская И. как социальная группа отличается сложной внутренней структурой. В послевоенные десятилетия она не только быстро растет количественно, но и существенно изменяется качественно. В 1926 в СССР насчитывалось менее 3 млн. работников, занятых преимущественно умственным трудом, в 1971 — более 30 млн. чел. По данным переписей населения, инженерно-технических работников в 1939 было 1620 тыс., в 1959 — 4045 тыс., в 1970 — 8450 тыс.; число учителей начальных и средних школ в 1939 составляло 1206 тыс., в 1959 — 2023 тыс., в 1970 — 3033 тыс.; врачей в 1939 было 122 тыс., в 1959 — 338 тыс., в 1970 — 556 тыс. В дореволюционной России насчитывалось 11600 научных работников, в 1971 в СССР — 1002900 (в том числе 26,1 тыс. докторов, 249,2 тыс. кандидатов наук), или 1/4 часть всех научных работников мира. Среди специалистов, имеющих высшее и среднее образование, занятых в народном хозяйстве СССР, женщины составляли в 1928 29%, в 1940 — 36%, в 1971 — 59%. В 1928 в стране было агрономов, зоотехников. ветеринарных работников, имеющих высшее и среднее специальное образование, 58 тыс., в 1970 — более 1 млн. чел. Быстрыми темпами росла И. в национальных республиках. В Казахстане например, число врачей составляло в 1913 0,2 тыс., в 1940 — 2,7 тыс., в1950 — 6,4 тыс., в 1971 — 31,1 тыс.
         В СССР народная, социалистическая И. состоит из людей, в подавляющем большинстве вышедших из среды рабочих и крестьян. В составе И. представители всех национальностей СССР. Во всей деятельности И. руководствуется марксистско-ленинской идеологией. И. СССР внесла большой вклад в дело строительства социализма, в осуществление социалистической индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства, в решение задач культурной революции, в укрепление Вооружённых Сил Советского государства, в защиту Родины в годы Великой Отечественной войны 1941—45.
         И. вместе с рабочим классом и колхозным крестьянством участвует в коммунистическом строительстве. Велика её роль в создании материально-технической базы коммунизма, в дальнейшем расцвете социалистической духовной культуры, в развитии науки и техники (особенно в век быстро происходящей научно-технической революции), дальнейшем росте военного могущества страны, в решительной, непримиримой борьбе против буржуазной идеологии, в воспитании советских людей в духе марксизма-ленинизма.
         Самую передовую часть И. партия принимает в свои ряды. Партия на добровольных началах объединяет «...передовую, наиболее сознательную часть рабочего класса, колхозного крестьянства и интеллигенции СССР» (Устав КПСС, 1971, с. 3). В начале 1970 из 14 млн. членов КПСС было около 6 млн. инженеров, техников, агрономов, учителей, врачей и др. специалистов. В ходе строительства коммунизма классовая структура советского общества развивается в направлении к социальной однородности. Осуществляется постепенное стирание существенных различий между работниками умственного и физического труда. Культурно-технический уровень рабочих и крестьян всё больше поднимается до уровня И. В условиях научно-технического прогресса всё более возрастают удельный вес И., её социальная роль. Коммунистическая партия и Советское правительство, проявляя огромное внимание к И., укрепляют творческие союзы и организации И., повседневно заботятся о повышении её идейной закалки, деловой и политической активности, её роли в решении задач коммунистического строительства.
         Л. К. Ерман.

         Лит.: Маркс К., Капитал, т. 1, Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 23; его же, Теории прибавочной стоимости, там же, т. 26; Энгельс Ф., Анти-Дюринг, там же, т. 20; Ленин В. И., Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов, Полн. собр. соч., 5 изд., т. 1; его же, Проект программы нашей партии, там же, т. 4; его же, Что делать, там же, т. 6; его же, Шаг вперёд, два шага назад, там же, т. 8; его же, Партийная организация и партийная литература, там же, т. 12; его же, Ответ на открытое письмо специалиста, там же, т. 38; его же, О литературе и искусстве, [сб.], 4 изд., М., 1969; Калинин М. И., О задачах советской интеллигенции, [М.], 1939; Луначарский А. В., Об интеллигенции, М., 1923; его же, Интеллигенция в её прошлом, в настоящем и будущем, [М.], 1924; Лафарг П., Пролетариат физического и пролетариат умственного труда, Соч., т. 2, М.—Л., 1928; Грамши А., Интеллигенция и организация культурной деятельности, Избр. произв., т. 3, М., 1959; Программа КПСС, М., 1971; Материалы XXIV съезда КПСС, М., 1971; Лейкина-Свирская В. Р., Формирование разночинской интеллигенции в России в 40-х годах XIX в., «История СССР», 1958, № 1; её же, Интеллигенция в России во 2-й пол. 19 в., М., 1971; Константинов Ф. В., Советская интеллигенция, «Коммунист», 1959, № 15; Городские средние слои современного капиталистического общества, М., 1963; Структура рабочего класса капиталистических стран, Прага, 1962; Классы и классовая борьба в развивающихся странах, т, 1—3, М., 1967—68; Федюкин С. А., Советская власть и буржуазные специалисты, М., 1965; Советская интеллигенция (история формирования и роста 1917—1965 гг.), М., 1968; Классы, социальные слои и группы в СССР, М., 1968; Гаузнер Н. Д., Научно-технический прогресс и рабочий класс США, М., 1968; Кон И. С., Размышления об американской интеллигенции, «Новый мир», 1968, № 1; Мамардашвили М. К., Интеллигенция в современном обществе, в кн.: Проблемы рабочего движения, М., 1968; Румянцев А. М., Проблемы современной науки об обществе, М., 1969; Семенов В. С., Капитализм и классы, М., 1969; Ерман Л. К., В. И. Ленин о роли интеллигенции в демократической и социалистической революциях, в строительстве социализма и коммунизма, М., 1970; Надель С. Н., Научно-техническая интеллигенция в современном буржуазном обществе, М., 1971; Гэлбрейт Дж., Новое индустриальное общество, М., 1969; Mills Ch. W., White collar. The American middle classes, N. Y., 1951; Sozialismus und intelligenz, B., 1960; Le Parti communiste francaise, la culture et les intellectuels, P., 1962; Bon F., Burnier M.-A., Les nouveaux intellectuels, P., 1966; Coser L., Men of ideas, N. Y., 1965.
         Е. А. Амбарцумов, Л. К. Ерман.

Современная Энциклопедия

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ (от латинского intelligens - понимающий, мыслящий, разумный), общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным творческим, трудом, развитием и распространением культуры. Понятию интеллигенция придают нередко и моральный смысл, считая ее воплощением высокой нравственности и демократизма. термин "интеллигенция" введен русским писателем П.Д. Боборыкиным и из русского перешел в другие языки. На Западе более распространен термин "интеллектуалы", употребляемый и как синоним интеллигент. Интеллигенция неоднородна по своему составу. Предпосылкой появления интеллигенции было разделение труда на умственный и физический. Зародившись в античном и средневековом обществах, получила значительное развитие в индустриальных и постиндустриальных обществах.

Русская цивилизация

(лат. intelligentia - понимание, познавательная сила, знание, от intelligens — умный, понимающий, знающий, мыслящий), общественный слой людей, профессионально занимающийся умственным, преимущественно сложным творческим трудом, развитием и распространением культуры. Термин «интеллигенция» был введен в обиход русским писателем П.Д. Боборыкиным (1860-е) и из русского перешел в другие языки.
В нашей литературе много раз указывалась духовная оторванность русской интеллигенции от народа. По мнению Достоевского, она пророчески предуказана была уже Пушкиным, сначала в образе вечного скитальца Алеко, а затем Евгения Онегина, открывшего собой целую серию «лишних людей». И действительно, чувства почвенности, кровной исторической связи, сочувственного интереса, любви к своей истории, эстетического ее восприятия поразительно мало у интеллигенции, на ее палитре преобладают две краски: черная для прошлого и розовая для будущего (и, по контрасту, тем яснее выступает духовное величие и острота взора наших великих писателей, которые, опускаясь в глубины русской истории, извлекали оттуда «Бориса Годунова», «Песню о купце Калашникове», «Войну и мир»). История является, чаще всего, материалом для применения теоретических схем, господствующих в данное время в умах (например, теории классовой борьбы), или же для целей публицистических, агитационных.
Известен также и космополитизм русской интеллигенции. Воспитанный на отвлеченных схемах просветительства, интеллигент естественнее всего принимает позу маркиза Позы, чувствует себя гражданином, и этот космополитизм пустоты, отсутствие здорового национального чувства, препятствующее выработке национального самосознания, стоит в связи с всенародностью интеллигенции.
Интеллигенция еще не продумала национальной проблемы, которая занимала умы только славянофилов, довольствуясь «естественными» объяснениями происхождения народности (начиная от Чернышевского, старательно уничтожавшего самостоятельное значение национальной проблемы, до марксистов, без остатка растворяющих се в классовой борьбе).
Национальная идея опирается не только на этнографические и исторические основания, но прежде всего на религиозно-культурные, она основывается на религиозно-культурном мессианизме, в который с необходимостью отливается всякое сознательное национальное чувство. Так это было у величайшего носителя религиозно-мессианской идеи — у древнего Израиля, так это остается и у всякого великого исторического народа. Стремление к национальной автономии, к сохранению национальности, ее защите есть только отрицательное выражение этой идеи, имеющее цену лишь в связи с подразумеваемым положительным ее содержанием. Так именно понимали национальную идею крупнейшие выразители нашего народного самосознания — Достоевский, славянофилы, связывавшие ее с мировыми задачами Русской Церкви или русской культуры. Такое понимание национальной идеи отнюдь не должно вести к националистической исключительности, напротив, только оно положительным образом обосновывает идею братства народов, а не безродных, атомизированных «граждан» или «пролетариев всех стран», отрекающихся от родины. Идея народности, таким образом понимаемая, есть одно из необходимых положительных условий прогресса цивилизации. При своем космополитизме наша интеллигенция, конечно, сбрасывает с себя много трудностей, неизбежно возникающих при практической разработке национальных вопросов, но это покупается дорогою ценою омертвения целой стороны души, притом непосредственно обращенной к народу, и потому, между прочим, так легко эксплуатируется этот космополитизм представителями боевого, шовинистического национализма, у которых оказывается, благодаря этому, монополия патриотизма.
Но глубочайшую пропасть между интеллигенцией и народом вырывает даже не это, поскольку это есть все-таки лишь производное различие, основным различием остается отношение к религии. Народное мировоззрение и духовный уклад определяется христианской верой. Как бы ни было далеко здесь расстояние между идеалом и действительностью, как бы ни был темен, непросвещен народ наш, но идеал его — Христос и его учение, а норма — христианское подвижничество. Чем как не подвижничеством была вся история нашего народа, с давившей его сначала татарщиной, с этим многовековым историческим тяглом, стоянием на посту охраны западной цивилизации и от диких народов, и от песков Азии, в этом жестоком климате, с вечными голодовками, холодом, страданиями. Если народ наш мог вынести все это и сохранить свою душевную силу, выйти живым, хотя бы и искалеченным, то это лишь потому, что он имел источник духовной силы в своей вере и в идеалах христианского подвижничества, составляющего основу его национального здоровья и жизненности.
Подобно лампадам, теплившимся в иноческих обителях, куда на протяжении веков стекался народ, ища нравственной поддержки и поучения, светили Руси эти идеалы, этот свет Христов, и, поскольку он действительно обладает этим светом, народ наш — скажу это не обинуясь — при всей своей неграмотности духовно просвещеннее своей интеллигенции. Но именно в этом-то центральном пункте ко всему, что касается веры народной, интеллигенция относилась и относится с полным непониманием и даже презрением.
Поэтому соприкосновение интеллигенции и народа есть прежде всего столкновение двух вер, двух религий, и влияние интеллигенции выражается прежде всего в том, что она, разрушая народную религию, разлагает и народную душу, сдвигает ее с ее незыблемых доселе вековых оснований. Но что же она дает взамен? Она понимает их просветительски, т.е. прежде всего как развитие ума и обогащение знаниями. Впрочем, за недостатком времени, возможности и, что еще важнее, образованности у самих просветителей эта задача заменяется догматическим изложением учений, господствующих в данное время в данной партии (все это, конечно, под маркой самой строгой научности), или же сообщением разрозненных знаний из разных областей. При этом сказывается сильнейшим образом и вся наша общая некультурность, недостаток школ, учебных пособий и прежде всего отсутствие простой грамотности. Во всяком случае, задача просвещения в интеллигентском смысле ставится впереди первоначального обучения, т.е. сообщения элементарных знаний или просто грамотности. Для интеллигентских просветителей задачи эти связываются неразрывно с политическими и партийными задачами, для которых поверхностное просвещение есть только необходимое средство.
Все мы уже видели, как содрогнулась народная душа после прививки ей в значительной дозе просвещения в указанном смысле, как прискорбна была ее реакция на эту духовную опустошенность в виде роста преступности сначала под идейным предлогом, а потом и без этого предлога. Ошибочно думает интеллигенция, чтобы русское просвещение и русская культура могли быть построены на атеизме как духовном основании, с полным пренебрежением к религиозной культуре личности и с заменой всего этого простым сообщением знаний. Человеческая личность не есть только интеллект, но, прежде всего, воля, характер, и пренебрежение этим жестоко мстит за себя. Разрушение в народе вековых религиозно-нравственных устоев освобождает в нем темные стихии, которых так много в русской истории, глубоко отравленной злой татарщиной и инстинктами кочевников-завоевателей. В исторической душе русского народа всегда боролись заветы обители прп. Сергия и Запорожской Сечи или вольницы, наполнявшей полки самозванцев, Разина и Пугачева. И эти грозные, неорганизованные, стихийные силы в своем разрушительном нигилизме только по-видимому приближаются к революционной интеллигенции, хотя они и принимаются ею за революционизм в собственном ее духе; на самом деле они очень старого происхождения, значительно старше самой интеллигенции. Они с трудом преодолевались русской государственностью, полагавшей им внешние границы, сковывавшей их, но они не были ею вполне побеждены. Интеллигентское просветительство одной стороной своего влияния пробуждает эти дремавшие инстинкты и возвращает Россию к хаотическому состоянию, ее обессиливающему и с такими трудностями и жертвами преодолевавшемуся ею в истории. Таковы уроки последних лет, мораль революции в народе.
Отсюда понятны основные причины глубокой духовной распри, раздирающей Россию в новейшее время, раскол ее как бы на две несоединимые половины, на правый и левый блок. Разделение на партии, основанное на различиях политических мнений, социальных положений, имущественных интересов, есть обычное и общераспространенное явление в странах с народным представительством и, в известном смысле, есть неизбежное зло, но это разделение нигде не проникает так глубоко, не нарушает в такой степени духовного и культурного единства нации, как в России. Даже социалистические партии Западной Европы, наиболее выделяющие себя из общего состава «буржуазного» общества, фактически остаются его органическими членами, не разрушают цельности культуры. Наше же различение правых и левых отличается тем, что оно имеет предметом своим не только разницу политических идеалов, но и, в подавляющем большинстве, разницу мировоззрений или вер. Если искать более точного исторического уподобления в истории Западной Европы, то оно гораздо больше походит на разделение католиков и протестантов с последовавшими отсюда религиозными войнами в эпоху Реформации, нежели на теперешние политические партии. Достаточно разложить на основные духовные элементы этот правый и левый блок, чтобы это увидеть. Для тех, кому дорого было сокровище народной веры и кто чувствовал себя призванным его охранять, — прежде всего, для людей церкви, — создалась необходимость борьбы с интеллигентскими влияниями на народ ради защиты его веры. К борьбе политических и культурных идеалов при-мешалась религиозная распря, всю серьезность которой, вместе со всем ее угрожающим значением для будущего России, до сих пор еще не умеет в достаточной степени понять наша интеллигенция. В поголовном почти уходе интеллигенции из церкви и в той культурной изолированности, в которой благодаря этому оказалась эта последняя, заключалось дальнейшее ухудшение исторического положения. Само собой разумеется, что для того, кто верит в мистическую жизнь церкви, не имеет решающего значения та или иная ее эмпирическая оболочка в данный исторический момент, какова бы она ни была, она не может и не должна порождать сомнений в конечном торжестве и для всех явном просветлении церкви. Но, рассуждая в порядке эмпирическом и рассматривая русскую поместную церковь как фактор исторического развития, мы не можем считать маловажным тот факт, что русский образованный класс почти поголовно определился атеистически.
Из противоречий соткана душа русской интеллигенции, как и вся русская жизнь, и противоречивые чувства в себе возбуждает. Нельзя ее не любить, и нельзя от нее не отталкиваться. Наряду с чертами отрицательными, представляющими собою симптом некультурности, исторической незрелости и заставляющими стремиться к преодолению интеллигенции, в страдальческом ее облике просвечивают черты духовной красоты, которые делают ее похожей на какой-то совсем особый, дорогой и нежный цветок, взращенный нашей суровой историей; как будто и сама она есть тот «красный цветок», напитавшийся слез и крови, который виделся одному из благороднейших ее представителей, великому сердцем Гаршину.
Рядом с антихристовым началом в этой интеллигенции чувствуются и высшие религиозные потенции, новая историческая плоть, ждущая своего одухотворения. Это напряженное искание Града Божия, стремление к исполнению воли Божией на земле, как на небе, глубоко отличаются от влечения мещанской культуры к прочному земному благополучию. Уродливый интеллигентский максимализм с его практической непригодностью есть следствие религиозного извращения, но он может быть побежден религиозным оздоровлением.
Религиозна природа русской интеллигенции. Достоевский в «Бесах» сравнивал Россию, и прежде всего ее интеллигенцию, с евангельским бесноватым, который был исцелен только Христом и мог найти здоровье и восстановление сил лишь у ног Спасителя. Это сравнение остается в силе и теперь. Легион бесов вошел в гигантское тело России и сотрясает его в конвульсиях, мучит и калечит. Только религиозным подвигом, незримым, но великим, возможно излечить ее, освободить от этого легиона. Интеллигенция отвергла Христа, она отвернулась от Его лика, исторгла из сердца своего Его образ, лишила себя внутреннего света жизни и платится, вместе с своею Родиной, за эту измену, за это религиозное самоубийство. Но странно — она не в силах забыть об этой сердечной ране, восстановить душевное равновесие, успокоиться после произведенного над собой опустошения. Отказавшись от Христа, она носит печать Его на сердце своем и мечется в бессознательной тоске по Нем, не зная утоления своей жажде духовной. И эта мятущаяся тревога, эта нездешняя мечта о нездешней правде кладет на нее свой особый отпечаток, делает ее такой странной, неуравновешенной, как бы одержимой.
С.Н. Булгаков

Культурология. XX век. Энциклопедия

        (лат. intelligentia, intellegentia -понимание, познавательная сила, знание; от intelligens, intellegens — умный, знающий, мыслящий, понимающий)
        в современном общепринятом (обыденном) представлении общественный слой образованных людей, профессионально занимающихся сложным умственным (по преимуществу интеллектуальным) трудом. В соответствии с таким, в значит, степени социологизированным пониманием этого термина (сложившимся относительно поздно, в 19 в.) принято говорить, напр., о творческой и научно-технической; провинциальной и столичной; разночинной, дворянской, сельской, “рабочей”, “крепостной” И. и т.д. (при всей условности и даже нарочитости последнего деления И, по классово-полит. признаку). Однако генетически понятие И. является чисто культурологическим и означает прежде всего: круг людей культуры, т.е. тех, чьими знаниями и усилиями создаются и поддерживаются ценности, нормы и традиции культуры. Не утрачивается до конца в понятии И. и его изначальный смысл, заключенный в латинском термине: понимание, знание, познавательная сила, — именно эти свойства, присущие определенной категории людей, оказываются определяющими их деятельность, ведущими в их общественном значении и социокультурном статусе.
        Понятие И. по своему происхождению является категорией русской культуры, и в большинстве европ. яз. (фр., нем., англ. и др.) пришло из России в 19 в. Определенным аналогом рус. слова И. (но без значения собирательности) в западноевроп. культуре стал термин intellectuels (“интеллектуалы”), и попытки зап. деятелей культуры (напр., Бальзака) ввести в обиход слова, по-франц. наиболее адекватные будущему рус. И. (intelli-gentiels, intelligence), так и не прижились. Но для того чтобы понять специфически рус. смысл собирательного понятия И., важно понять его исходную семантику. Во вт. четв. 18 в. В. К. Тредиаковский переводил лат. слово intelligentia как “разумность”; проф. Петерб. ун-та А.И. Галич в “Опыте философского словаря” (1819) объяснял понятие И. в шеллингианском духе как “разумный дух” и “высшее сознание”. В аналогичном, филос. смысле употребляли слово И. в 1850-60-е гг. Н.П. Огарев, Н.Г. Чернышевский, кн. В.Ф. Одоевский, кн. П.А. Вяземский и др.
        Традиция подобного словоупотребления сохранилась в отечеств, элитарно-интеллектуальной среде надолго: еще в 1920-е гг. А.Ф. Лосев обращался к понятию И. в его отвлеченно-филос. значении. Так, в “Диалектике художественной формы” (1927), определяя “феноменолого-диалектическую природу сознания”, он опирался на дефиницию: “Сознание, интеллигенция есть соотнесенность смысла с самим собой”, и далее “Смысл сам в себе производит различение, отождествление и т.д. Он — для себя то, что он есть вообще”. И. в лосевском смысле — это “самосоотнесенность, самосозерцательность, адекватная самоданность” смысла (Лосев А.Ф. Форма. Стиль. Выражение. М., 1995. С. 22). А.Ф. Лосев до конца своих дней продолжал использовать понятие И. в значении “совокупность познаваемых идей” (напр., у Филона Александрийского, Плотина). Характеризуя философию Платона во втором томе своей фундаментальной “Истории античной эстетики” (“Софисты. Сократ. Платон”. М., 1969), Лосев специально оговаривал специфич. смысл используемого им понятия И.: “Средневековый термин “И.” является, конечно, неудобным и употребляется нами только за неимением другого, лучшего. Он обозначает собою то родовое понятие, видами к-рого являются сознание, самопознание и мышление вместе с соотнесенными с ними адекватными предметами”. А далее Лосев подчеркивал, что “центральными и важнейшими категориями И.” являются (в платоновском “Филебе”, представляющем собой, по Лосеву, теорию И.) “разумность и удовольствие”, диалектически взаимосвязанные между собой.
        Т.о., И. — это единство сознания и сознаваемых предметов, мышления и мыслимого содержания, разумного мироустройства и чистой духовности, получающей умственное и эстетич. удовольствие как от познания разумности мира, так и самосознания. Сохранение этого отвлеченно-филос. (неоплатонического) смысла в слове И. показательно для русской (а не античной или западноевропейской) культуры. Так, в русском словоупотреблении Нового времени сложилось и закрепилось представление об И. как о смысловом единстве познаваемых идей и избранного сооб-ва разумных людей, живущих этими идеями, как о тождестве носителей высшего сознания и духовности, способных к рефлексии культуры и саморефлексии, и самих форм духовной культуры, рефлектируемых софийным умом, — как о духовном образовании, воплощающем в себе самоценный смысл действительности, соотнесенный в самосознании с самим собой. Подобная интеллектуальная семантика имплицитно экстраполировалась на представления о соответствующем сословии (или страте) российского общества, специализирующемся на духовном производстве, познавательной деятельности и самосознании.
        Не подлежит никакому сомнению, что история рус. культуры неразрывно связана с историей рус. интеллигенции, к-рая выступала одновременно и ее носителем, и творцом, и теоретиком, и критиком, — фактически сама являлась средоточием, воплощением и смыслом рус. культуры. Драматическая, часто трагич. судьба рус. интеллигенции была не просто составной частью истории рус. культуры, но как бы концентрировала в себе ее собственную судьбу, также весьма драматичную (самоданность смысла). Внутр. противоречия рус. интеллигенции (включая пресловутую проблему “вины” и “беды”, поднимавшуюся то А.И. Герценом — в романе “Кто виноват?” и его эссеистике того же времени, — то Н.Г. Чернышевским — в “Русском человеке на rendezvous” и романе “Что делать?”, — то В. И. Лениным — в “Памяти Герцена” и др. статьях), очень осложнявшие ей внутр. жизнь, самосознание и самореализацию в деятельности, в культурном творчестве, лежали в основании ее собственного саморазвития и саморазвития всей культуры России. Исторический опыт рус. культуры откладывался в самосознании и деятельности И., порождая соответствующие противоречия и конфликты.
        Своеобразие рус. интеллигенции как феномена национальной рус. культуры, не имеющего буквальных аналогов среди “интеллектуалов” Зап. Европы, людей, занимающихся по преимуществу умственным трудом, представителей “среднего класса”, “белых воротничков” и т.д., являющееся сегодня общепризнанным (как известно, во всех словарях мира слово интеллигенция в близком нам смысле употребляется с пометкой: “рус.” — как специфическое образование русской истории, национальной общественной жизни). В этом отношении феномен русской И. совпадает с национальным менталитетом рус. культуры и оказывается в такой же мере источником, причиной ее становления и развития, в какой и результатом, плодом истории культуры России. Универсальность того смысла, какой заключает в себе русская И., объясняет многообразие притязаний на представительство И. в российском об-ве со стороны разных классов и сословий: дворянство и духовенство, крестьянство (в том числе даже крепостное) и городское мещанство, буржуазия и рабочий класс, советская партгосноменклатура и диссиденты, техническая (ИТР) и гуманитарная И. Принадлежность к И. в разные культурно-историч. эпохи была престижна по-своему, но исключительно в духовном и нравственном смысле: ни социально-политических, ни экономических, ни властных привилегий причастность к И. никогда не давала, хотя стимулы для пополнения рядов И. продолжали сохраняться даже тогда, когда наименование И. было равносильно политической неблагонадежности или оппозиционности властям.
        Долгое время считалось, что слова “интеллигенция”, “интеллигент” и “интеллигентный” ввел в повседневный обиход рус. языка и отечеств, журналистики прозаик, критик и публицист П.Д. Боборыкин (1866), к-рый сам объявил себя “крестным отцом” этих слов (в статьях 1904 и 1909). Писатель, использовавший еще в 1875 слово И. в значении философском: “разумное постижение действительности”, в то же время определял И. (в социальном значении) как “самый образованный, культурный и передовой слой общества”, или как “высший образованный слой общества”. Однако подобный смысл понятия И. выявляется сегодня в различных, и гораздо более ранних, источниках. С.О. Шмидт недавно доказал, что слово И. впервые употребил почти в современном его значении В.А. Жуковский в 1836 (в контексте: “лучшее петербургское дворянство... которое у нас представляет всю русскую европейскую интеллигенцию”. — Жуковский В.А. Из дневников 1827-1840 гг. // Наше наследие. М., 1994. № 32. С. 46). Показательно, что понятие И. ассоциируется у Жуковского: 1) с принадлежностью к определенной социокультурной среде; 2) с европ. образованностью; 3) с нравственным образом мысли и поведением, т.е. с “интеллигентностью” в позднейшем смысле этого слова (См.: Россия, Запад, Восток: встречные течения. СПб., 1996. С. 412-413). Т.о., представления об И. складывались в рус. об-ве уже в 1830-е гг. в среде Карамзина и деятелей пушкинского круга и были связаны прежде всего с идеалами “нравственного бытия” как основы просвещения и образованности и дворянским долгом служения России. В 1860-е гг. это представление было лишь переосмыслено в новом семантическом и социальном контексте и получило более активное и широкое распространение в об-ве.
        Смысловой оттенок умственного, духовного избранничества, элитарности, нравственного или филос. превосходства, сознательных претензий на “высшее” в интеллектуальном, образовательном, этическом и эстетич. отношениях сохранялся в словах “интеллигенция”, “интеллигентный” даже тогда (в 1860-е гг.), когда в рус. об-ве получили хождение взгляды на преимущественно разночинный, демократии, характер, поведение и убеждения И. (в этом отношении последовательно противопоставляемой дворянству и аристократии), а вместе с тем появилось и ироническое, насмешливо-презрительное отношение к тем “интеллигентам”, к-рые таковыми, в сущности, не являются, хотя претендуют на это престижное самоназвание (об этом свидетельствуют переписка В.П. Боткина, И.С. Тургенева, дневниковые записи А.В. Никитенко, В.О. Ключевского, статьи П.А. Лавровского, П.Д. Боборыкина, А.И. Герцена в периодической печати, “Толковый словарь живого великорусского языка” В.И. Даля и др.). Фактически с этого времени ведет свое начало борьба среди И. за отделение подлинных ценностей И. от мнимых, действит. представителей И. и ее внешних подражателей, за “чистоту рядов” И., кристаллизацию ее норм, традиций, идеологии. И. сама осуществляла различение и разделение смыслов И., постоянно вступая в смысловое соотношение с самой собой в процессе истор. саморазвития и саморефлексии и стремясь к качественному своему самосовершенствованию, интенсивному саморазвитию и росту.
        Речь шла, т.о., именно о духовном, ценностно-смысловом превосходстве И. над другими слоями и классами общества, — в том числе, напр., над дворянством (отличавшимся знатностью рода, историч. генеалогией, политико-правовыми и экономич. привилегиями), буржуазией (выделяющейся богатством, предпринимательской инициативой, практичностью, подчас нравственной неразборчивостью в отношении используемых средств финансово-экономич. самоутверждения в об-ве) и крестьянством (составляющим основную массу российского населения, живущим своим трудом и воплощающим собою народ как основную силу истории). Смысл духовного избранничества И. тем самым оказывается тесно связанным не только с усилением социальной дифференциации об-ва и разложением четкой сословие-классовой структуры феодального (или близкого ему) общественно-полит, строя (прежде всего — с типично российским явлением разночинства, т.е. с утратой сословиями и классами России своих смысловых и социальных границ и возникновением смешанных, маргинальных групп и слоев об-ва), но и с традицией наивно-просветительских представлений о посту-пат. характере социального и культурного прогресса, непосредственной детерминированностью историч. развития и распространением филос. и политич., нравственных и эстетич. идей, продуцируемых носителями высшего Разума — мыслителями, писателями, деятелями культуры. Отсюда — легко объяснимые притязания И. на выражение высшего историч. и нравственного смысла социальной действительности, на понимание и формулирование объективных закономерностей социокультурного развития, на выражение “гласа народа”, изъявление национальной воли, непосредственное созерцание истины, не наблюдаемой остальными представителями об-ва.
        Начиная с 1880-х гг. (фактически после акта цареубийства 1 марта 1881) в российском образованном об-ве складывается новый этап в смыслоразличении И. Независимо друг от друга, А. Волынский в цикле статей, в дальнейшем объединенных в книге “Русские критики”, и В. Розанов в цикле статей о наследстве 60-х и 70-х гг. поставили вопрос об ограниченности политич. и нравственных идеалов интеллигентов-“шестидесятни-ков”, об ущербности их материалистической и атеистич. философии, представляющей человека не целью, а средством общественного развития. Критикуемые с точки зрения “вечных истин” взгляды позднего Белинского, Чернышевского и Добролюбова, Писарева и др., слывших в общественном мнении мучениками в борьбе за идею, борцами за освобождение народа, смелыми новаторами-вольнодумцами, предстали опасными упрощениями и заблуждениями, дилетантизмом в науке и философии, тенденциозной пропагандой, граничащей с политич. демагогией, т.е. как огромный соблазн для российского об-ва. С этого времени И., как и ее духовные вожди, стали рассматриваться в рус. культуре как своего рода интеллектуальное “сектантство”, характеризующееся специфической идеологией и моралью, особым типом поведения и бытом, физическим обликом и радикальным умонастроением, неотделимым от идейно-политич. нетерпимости. Соответствующий облик И. сложился в результате ее идейного противостояния (в лице радикально настроенных поборников демократии в России) рус. самодержавию. И. ассоциировалась уже не с аккумуляцией всех достижений отечественной и мировой культуры, не с концентрацией национального духа и творческой энергии, а скорее с политич. “кружковщиной”, с подпольной, заговорщицкой деятельностью, этическим радикализмом, тяготеющим к революционности (вплоть до террора), пропагандистской активностью и “хождением в народ”. Принадлежность к И. тем самым означала не столько духовное избранничество и универсальность, сколько политическую целенаправленность — фанатическую одержимость социальными идеями, стремление к переустройству мира в духе книжно-утопических идеалов, готовность к личным жертвам во имя народного блага.
        Эта тенденция в самосознании рус. И. достигла своей кульминации в сборнике “Вехи” (1909), специально посвященном феномену рус. И. Будучи сами представителями рус. И., авторы “Вех” различали среди деятелей отечественной культуры “типичных” интеллигентов (левых радикалов) и высокодуховных интеллектуалов. П.Б. Струве (а вместе с ним и Н.А. Бердяев, и М.О. Гершензон, и С.Н. Булгаков) доказывали, что Новиков, Радищев и Чаадаев отнюдь не являются представителями И. или ее предшественниками; первый русский интеллигент — М.А. Бакунин и следующие за ним Белинский, Чернышевский; первые трое и вторые трое — вовсе не звенья одного ряда, а два “непримиримые духовные течения”. Вне И. оказались великие русские писатели — Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Тютчев, Фет, Достоевский, Л. Толстой, Чехов, даже Герцен, Салтыков-Щедрин и Г. Успенский; не относятся к И. и философы — Чаадаев, Хомяков и др. славянофилы, Бухарев, Чичерин, Вл. Соловьев, С. и Е. Трубецкие, Лопатин. Рус. И. разделилась сама с собой, признав собственно И. свою последовательно политизированную часть, деятелей, зараженных “мономанией”, умственным, нравственным и общекультурным декадансом, а потому вычленяющих в культуре “две истины” — полезную и вредную; а часть, свободную от борьбы с самодержавием и его атрибутами, духовно эмансипированную от политики, — носителями универсального сознания, объективной истины, общечеловеческой культуры и морали.
        Бердяев вслед за Н.К. Михайловским, различавшим “правду-истину” и “правду-справедливость”, доказывал, что “интеллигентская правда”, тенденциозная и субъективная, практически исключает “философскую истину”; поэтому И. чужда подлинной философии, к-рая на практике подменяется научным позитивизмом, заменяющим собой религию, и политизированной верой, приводящей к политизации и мысли, и действия. Б.А. Кистяковский выявил ущербность, “притупленность” правосознания И., что вызвано, во-первых, отсутствием правового порядка в повседневной жизни рус. народа, постоянными нарушениями прав личности и вытеснением личности в рус. истории и повседневности семьей, общиной, гос-вом, а, во-вторых, апологией революционного насилия, игнорирующего политич. и иные права, освященные авторитетом старого строя или враждебных классов. П. Струве писал о “безрелигиозном государственном отщепенстве” И. и разрушительном характере осуществленного в российской истории синтеза “политического радикализма интеллигентских идей” с “социальным радикализмом народных инстинктов”, что обусловило поражение рус. революции (1905-1907). М.0. Гершензон призывал И. к обретению органического, национально самобытного, а не заемного с Запада “жизненного разумения”, что только и может приблизить И. к народу; к преодолению безликой “общественно-утилитарной морали”, страдающей косным радикализмом и фанатической нетерпимостью; к освобождению от “тирании общественности” и принудительно-коллективного “смысла жизни”; к углублению творческого самосознания личности и обретению И. подлинного, а не мнимого плюрализма.
        С.Л. Франк в своих размышлениях об “этике нигилизма” рус. И. пришел к выводу, что одной из самых характерных черт типично-русского интеллигентского духа является “борьба против культуры”, к-рая ассоциируется с “ненужным и нравственно непозволительным барством”. В умонастроении И. нет места чистому понятию культуры: науку, искусство, культуру в целом рус. И. трактует утилитарно — как достижение благ материальной цивилизации, развитие народного образования, поднятие народного благосостояния или совершенствование политич. механизма. Причинами подобного “нигилистического морализма” рус. И., как полагал С. Франк, оказываются российская “историческая, бытовая непривычка к культуре” и “метафизическое отталкивание интеллигентского миросозерцания от идеи культуры” ради счастья большинства (народа). Служение И. последней цели подразумевает аскетическое самоограничение и пренебрежение к самоценным духовным запросам, отказ от любви к чистому знанию и предпочтение “живой любви к людям”, наконец, подмена альтруистического служения нуждам народа (“любви к ближнему”) — “религией абсолютного осуществления народного счастья” в формах революционного социализма (“любовью к дальнему”). Последняя метаморфоза народничества И. была чревата вытеснением любви ненавистью, созидания разрушением; отказ от творчества нового осуществлялся во имя справедливого распределения старого. Подобная культурная политика И., доказывал Франк, ведет к “увековечению низкого культурного уровня всей страны”, поскольку культурным эталоном И. становится темная мужицкая стихия, люди, “слабые, бедные и нищие телом и духом”. В статье, посвященной интеллигентной молодежи, А.С. Изгоев показал, что кризис И. и ослабление ее влияния на историч. процесс в России обусловлены жалким образованием И., ее уродливым воспитанием, низким уровнем самосознания и воли, отсутствием интереса к знаниям и расцветом показной политич. демагогии.
        Выход в свет сборника “Вехи” вызвал резкую полемику как справа, так и слева — от Д. Мережковского до А. Пешехонова и В. Ильина (Ленина). Вышли в свет четыре антивеховских сборника: “В защиту интеллигенции” (М., 1909), “По вехам. Сборник об интеллигенции и “национальном лице”” (М., 1909), “Интеллигенция в России” (СПб., 1910), “”Вехи” как знамение времени” (М., 1910), в к-рых с критикой “веховства” выступили П.Н. Милюков, Д.Н. Овсянико-Куликовский, И.И. Петрункевич, К.К. Арсеньев, Н.А. Гредескул, М.М. Ковалевский, М.И. Туган-Барановский и др. Были, правда и защитники “Вех” (с одобрением о знаменитом покаянном сборнике И. писали В.В. Розанов, А. Столыпин, А.А. Кизеветтер, А. Белый, Е.Н. Трубецкой, арх. Антоний Волынский и др.), но само заступничество нек-рых из них казалось компрометирующим. Главное, против чего восставали критики “Вех”, — это “ренегатство” либеральной И., осмелившейся произвести решительную переоценку ценностей, и прежде всего ценности демократической, радикально настроенной И. Собственно отсюда пошло и название сборника: вехи — это меты на пути, ориентиры движения и историч. развития, предназначенные либо для возвращения назад, либо для критич. обзора пройденного пути (что и предпринимают авторы сборника, — возвращаясь, чтобы переосмыслить пройденное). “Вехи” положили начало целой историч. традиции рус. И. (“веховской”) — критически переосмыслять свое недавнее прошлое и в соответствии с приобретенным опытом менять “вехи” (идейные ориентиры своего саморазвития). Так, вслед за “Вехами” появился сборник “Из глубины (сборник статей о русской революции)”, созданный в основном авторским коллективом “Вех” (1919), и почти одновременно в эмиграции “Смена вех” (1921) — также о рус. революции, но с антивеховской позиции. Много лет спустя группа диссидентов (среди к-рых И.Р. Шафаревич, А.И. Солженицын, М.К. Поливанов, М.С. Агур-ский и др.) подготовили сборник “Из-под глыб”, вышедший за рубежом в 1974 и соединивший в себе пафос предшествовавших сборников, обращенный на критику сов. тоталитаризма.
        От того, как мы осмысляем происхождение рус. интеллигенции, как мы определяем духовные истоки этого феномена культуры, социокультурные факторы его становления и развития, как мы объясняем его имманентные противоречия и проблемы, зависит в целом картина культурно-историч. процесса в России в ее эволюции на протяжении по крайней мере последних трех веков. Более того, от того, как и по каким основаниям мы датируем генезис рус. И., зависит наше понимание того, что такое рус. И., какова ее историч. роль в формировании рус. культуры и ее историко-типологического и национального своеобразия, чем обусловлены внутр. тенденции и закономерности ее истории, периоды подъема и спада, фазы расцвета и кризиса. Речь идет, по существу, о степени укорененности в истории отечественной культуры всех тех ее особенностей, проблем, принципов, комплексов, ценностно-смысловых установок, методов и форм деятельности, к-рые сказываются в ее классический период (19 в.) и в период “неклассический”, новейший (20 в.); об “исторической глубине” залегания важнейших черт и смысловых пластов рус. культуры, предопределивших ее судьбу и мировое значение, в том числе распространение явления и понятия И. в др. культурах Запада и Востока — под влиянием авторитета рус. культуры и рус. И.
        На самом деле все варианты историч. генезиса рус. И. являются взаимодополнительными смысловыми конструкциями и должны рассматриваться одновременно. Так, напр., одна из традиций отечественной культуры, наиболее отчетливо заявленная рус. народничеством, а затем и марксизмом — Н.К. Михайловский, Г.В. Плеханов, В.И. Ленин, — начинать историю рус. И. с возникновения разночинства в 40-е гг. 19 в. — в лице наиболее ярких ее представителей и идейных вождей — В.Г. Белинского и А.И. Герцена. Следующее поколение разночинной И. (Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов, Д.И. Писарев и др. “шестидесятники”) продолжило и радикализировало взгляды людей, представлявших не то или иное сословие или класс, но “чистую мысль”, дух (нации или народа), воплощенное искание истины, справедливости, разумной действительности. Т.о., “разночинное” обоснование рус. И. объясняет не только ее отвлеченную духовность, но и знаменитую ее “беспочвенность”, разрыв со всяким сословным бытом и традициями, ее социальную неукорененность, скитальчество, “отщепенство”. По словам Н.А. Бердяева, И. в России всегда была “идеологической, а не профессиональной и экономической группировкой, образовавшейся из разных социальных классов”, к-рая была объединена “исключительно идеями и притом идеями социального характера” (Бердяев И. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 17).
        Другая традиция истолкования генезиса рус. И. связывает его с истоками рус. вольномыслия (“вольтерьянства”, масонства, религиозной и политич. оппозиционности); в этом случае родоначальниками рус. И. оказываются А.Н. Радищев, И.И. Новиков (к этой точке зрения по-разному склонялись Ленин и Бердяев); Д.Н. Овсянико-Куликовский начинал свою историю рус. интеллигенции с момента публикации “Философического письма” П.Я. Чаадаева, положившего начало нац. нигилизму отечественных мыслителей (своего рода оборотной стороны рус. мессианской идеи). Именно острота постановки Чаадаевым проблемы нац. самобытности рус. культуры и российской цивилизации в контексте мировой культуры вызвала почти двухвековую полемику рус. “западников” и “славянофилов” вокруг вопроса о культурной самоидентичности рус. культуры и породила множество оригинальных гипотез и концепций культурно-цивилизационного своеобразия России и рус. культуры. Тем самым происхождение рус. И, связывалось, во-первых, с культурным европеизмом, распространением просвещения, развитием наук, искусств и вообще возникновением специализированных форм культуры (к-рых в Древней Руси с ее культурным синкретизмом не существовало) и обслуживающих их профессионалов; во-вторых, — с обретаемыми навыками религиозной и политич. свободы мысли, слова, печати — тем более трудными для России, что рождались они в жестком противостоянии политич. деспотизму и авторитаризму, традиционализму и религиозно-духовному догматизму, цензурным гонениям и запретам, — в отсутствии сложившегося общественного мнения, традиций гражданского об-ва, правового гос-ва (т.е. принципиально иных социокультурных условиях по сравнению с зап.-европ. свободами).
        Третья традиция (ее наиболее последовательно отстаивали в своих культурологических эссе Д. С. Мережковский и М.О. Гершензон) возводили истоки рус. И. ко временам петровских реформ и к самому Петру, признаваемому первым русским интеллигентом, стремившимся “по своему образу и подобию” сформировать Отряд послушных его воле “птенцов гнезда Петрова”. Сюда же относится традиция осмыслять успехи просвещения в России в связи с державной волей просвещенного монарха (Петр I, Екатерина II, Александр I). Эта традиция исследования генезиса рус. И. была плодотворна тем, что обозначала драматическую коллизию, сопровождавшую в дальнейшем всю историю рус. И., — сложные взаимоотношения И. с властью и гос-вом. С одной стороны, И. “рекрутирована” властью, ее деятельность мотивирована гражданским долгом перед Отечеством, его духовным благом и процветанием; с другой, И. сама творит себя, а не порождена властью, она самоопределяет смысл и цели своей деятельности, связанной с творчеством и распространением культуры, общечеловеческих ценностей, идеалов Разума и просвещения, а не служит лишь интеллектуальным, культурным орудием политич. воли самодержавного монарха и его бюрократич. аппарата. Сложившийся было в 18 в. альянс между правящей дворянской элитой (бюрократией) и духовной элитой (просвещенным дворянством) быстро распался из-за принципиального различия систем ценностей в них: если для правящей элиты высшей ценностью являлась политич. власть, участие в принятии гос. решений, то для элиты духовной высшей ценностью была личная независимость и свобода творчества, мысли, слова, совести и т.п. (ср. пушкинское “Ты царь: живи один”).
        Четвертая традиция осмысления культурно-историч. истоков рус. И. связана с поисками более глубоких, древнерусских корней И. Так, в многовековой — “пятиактной” — трагедии рус. И. Г.П. Федотов видел и многовековую же ее предисторию: целых два “пролога” к ней — “в Киеве” и “в Москве”. Иначе говоря, по Г. Федотову, первые “интеллигенты” на Руси — при всей условности их отнесения к интеллигенции — это православные священники, монахи и книжники Киевского и Московского периодов древнерус. культуры. В этом случае история (точнее — предистория) рус. И. уходит во мглу веков и теряется чуть ли не у истоков Крещения Руси. Однако такой, несколько метафорический подход к исследованию рус. И. раскрывает важные смысловые составляющие понятия И. — близость, органичность древнерус. “прото-И.” к народу (своим бытом, языком, верой) и вместе с тем отчужденность, оторванность от него, от народного творчества (культурный аристократизм, византинизация идеалов жизни, нравственности, эстетики); отрыв от классической, античной традиции (Киев, по словам Федотова, — “греческая окраина”, духовная периферия Византии), отсюда компилятивность и вторичность древнерус. философии, науки, богословия, отсутствие схоластических споров и университетов, “страшная немота” и косноязычие Древней Руси, проявляющиеся в иконописи — “умозрении в красках” (Е.Н. Трубецкой), а не в Логосе, и обращенность духовного взора на Восток, и замыкание в своей самобытности. Собственно, уже в Киеве, как полагал Федотов, было “заложено зерно будущего трагического раскола в русской культуре” (Федотов Г.П. Трагедия интеллигенции // О России и русской философской культуре. М., 1990. С. 410-415).
        “Клерикальные” истоки рус. И. раскрывают еще один важный смысловой пласт рус. И. — духовное подвижничество, искание “светской святости”. Один из авторов “сборника статей о русской интеллигенции” “Вехи” С.Н. Булгаков в своей “веховской” статье “Героизм и подвижничество” поставил и убедительно раскрыл вопрос о “религиозной природе” рус. И. Секуляризация затронула лишь внешние формы жизни и сознания И. Религ. воспитание, психология православия отразились в мировоззрении и деятельности “семинаристов”, включая вождей рус. И. — Добролюбова и Чернышевского: ригористические нравы, аскетизм, строгость личной жизни, бессознательно-религиозное отвращение к духовному мещанству, к “царству от мира сего”, к самодовольной успокоенности. К этому присоединялись боль от дисгармонии жизни и сострадание нуждающимся, эсхатологическая мечта о Граде Божием, о грядущем царстве правды, народолюбие и “социальное покаяние” перед народом, пролетариатом — все это черты религиозности, присущие И. в “снятом” виде. Даже знаменитый интеллигентский “атеизм” и естественнонаучный материализм, как показывает Булгаков (а вслед за ним и Бердяев, и др.) — это не что иное, как “вера”, извращенная форма религиозности, сформировавшаяся под влиянием зап.-европ. Просвещения “религия человекобожества и самообожания”. Далее, Булгаков доказывает, что максимализм и радикализм И., стоическое перенесение страданий и гонений, психология героизма и героич. экстаза, апология борьбы, опасности и гибели за идею, самопожертвования — все это некая замена религиозной святости, сублимация иноческого служения, духовного подвига веры. Более того, сами социализм и революция, трактуемые через призму религиозной природы И., суть эквиваленты всеобщего религиозного спасения, требующего духовного героизма, самоотверженности от каждого участника движения.
        У истоков рус. И. как движения — мечтательность, утопия радикального преобразования об-ва и всех социальных отношений через обновление культуры, через духовное творчество, через нравственно-эстетич. преодоление действительности, через религиозное (или религиоподобное) подвижничество, самоотречение; перед развязкой “трагедии интеллигенции” — вырождение духовности и культурного творчества, “срыв” в террор — индивидуальный или массовый, жажда практических преобразований, “жизнестроения”, мания “организации” (“общего дела”, коллективного труда, партий, вооруженного восстания, социалистического строительства и т.п.). Возражая тем публицистам и теоретикам, к-рые пытались оправдать большевизм как “самое последовательное выражение рус. И.”, интеллигентского “радикального сознания” (в какой-то степени здесь имелись в виду и “сменовеховцы”, и неупоминаемый Н. Бердяев), Г. Федотов справедливо писал, что “самая природа большевизма максимально противоположна русской интеллигенции: большевизм есть преодоление интеллигенции на путях революции” (О России и русской философской культуре. С. 439). В то же время это не отменяет того, что сам большевизм был порождением и составной частью рус. И. начала 20 в., впитав в себя черты атеистической религии, политич. утопии и нравственного ригоризма рус. И.
        Сама революция и радикальные в моральном и политич. отношении умонастроения — порождения все той же классической рус. И. Прагматизм, жесткая дисциплина, организованность, деловитость профессиональных рус. революционеров исходят из того же мировоззренческого корня, что идейный и нравственный их нигилизм, “народопоклонство”, апология коллективного разума, безответственность и интеллектуальная лень. Знаменитое интеллигентское безбожие, воинствующий атеизм не так уж далеки от религиозного фанатизма и мистической экзальтации (в частности “богоискательства” и “богостроительства”, столь распространенных в начале 20 в. в России). Н. Бердяев так объяснял это явление: “Именно русской душе свойственно переключение религиозной энергии на нерелигиозные предметы, на относительную и частную сферы науки или социальной жизни” (Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 9). В этом также проявлялась пресловутая “беспочвенность” рус. интеллигенции, — на этот раз идейная, мировоззренческая: религиозная природа рус. И. слишком “всеядна”, слишком универсальна.
        Пятая традиция трактовки И. в отечественной культуре связана с вкладом рус. марксизма, впитавшего в большевистском варианте идеологию “махаевщины” (доктрины, автором к-рой считается В.К. Махайский и к-рая объявляет И. классом, враждебным революции, в то время как основой революции оказываются деклассированные элементы, люмпен-пролетариат). Согласно этой интерпретации, И. не находит определенного места в социально-классовой стратификации общества: это не класс, а “прослойка” между трудящимися и эксплуататорами; И. “вербуется” из недр трудящихся, однако ее труд, знания, продукты умственного труда являются “товаром”, к-рый заказывается и оплачивается главным образом эксплуататорскими классами, превращаясь тем самым в превращенную форму идеологического обмана и самообмана трудящихся. И., т.о., предстает в качестве ученых “лакеев”, “приказчиков”, “прислуги “эксплуататорских классов (помещиков и буржуазии), а создаваемые ею произведения культуры в соответствии с поступившим “социальным заказом” оказываются опасными и вредными для народа, т.е. подлежат изъятию, исправлению, переосмыслению с новой классовой точки зрения, т.е. целенаправленной селекции. Отсюда — новая роль революционной цензуры, партийно-государственного контроля за И., ненадежной и продажной, лицемерной и склонной к политич. предательству.
        Эмиграция значительной части И. после революции и в ходе гражданской войны, насильственная высылка ряда ведущих представителей гуманитарной И. за границу, показательные политич. процессы против “буржуазных спецов”, якобы вставших на путь вредительства и диверсий, шпионажа и терактов (спровоцированные и инспирированные чекистами по заданию коммунистического центра) — все это должно было уверить массы в том, что И., некогда возглавившая революционную борьбу и называвшая себя “друзьями народа”, составляет после революции основу контрреволюционных и антисоветских движений и представляет собой “врагов народа”. Идеологами этой теории стали лидеры большевистской партии, сами вышедшие из рядов И., — В.И. Ленин, Л.Б. Троцкий, А.А. Богданов, В.В. Воровский, Н.И. Бухарин, А.В. Луначарский, Н.К. Крупская, П.И. Лебедев-Полянский и др. Не без влияния теории “пролетарской культуры” (основоположником к-рой был А.А. Богданов) утверждалось, что место уничтожаемой и изгоняемой “старой” И. должна постепенно занять “новая”, трудовая, революционная, советская (подбираемая по классовому принципу и социальному происхождению): только выходцы из рабочих могли создавать полноценную “пролетарскую культуру”, — отсюда селекционный принцип высшего образования, подбора кадров в науке и искусстве и т.д. Ирония истории состояла в том, что искусственно выращиваемая “советская И.” во многом воспроизводила основные черты дореволюционной рус. И.: рефлектирование культурных ценностей и смыслов само по себе способствовало формированию И. как смыслосозидающей и ретранслирующей общности “людей культуры”. Однако сохранение репрессивной политики сов. власти в отношении И. рождало внутренне противоречивое, раздвоенное самосознание И.
        Именно здесь находятся глубочайшие корни того явления, к-рое — уже в наше время — получило, под пером отечественного философа-диссидента 60-70-х гг. В.Ф. Кормера, название “принцип двойного сознания интеллигенции”, в равной мере отчужденной от Власти и от народа, но пытающейся “заигрывать” и с той, и с другим, избегая прямого соучастия в зле. Этой проблеме в конечном счете были посвящены и два знаменитых сборника статей — “Вехи” (“о русской И.”) и “Из глубины” (“о русской революции”). Диалектика сложных взаимоотношений рус. И. с рус. революцией, во многом выпестованной, воспитанной и принесенной ею на собственных плечах, лучше всего раскрывает трагедию “двойного сознания” рус. интеллигенции 20 в. — одновременно “беспочвенной” и “межеумочной”.
        Размышляя о рус. интеллигенции как специфическом феномене отечественной культуры, В. Кормер писал: “Исходное понятие было весьма тонким, обозначая единственное в своем роде историч. событие: появление в определенной точке пространства, в определенный момент времени совершенно уникальной категории лиц <...>, буквально одержимых еще некоей нравственной рефлексией, ориентированной на преодоление глубочайшего внутреннего разлада, возникшего меж ними и их собственной нацией, меж ними и их же собственным государством. В этом смысле И. не существовало нигде, ни в одной другой стране, никогда”. И хотя всюду были оппозиционеры и критики гос. политики, политич. изгнанники и заговорщики, люди богемы и деклассированные элементы, но, продолжал философ, “никогда никто из них не был до такой степени, как русский интеллигент, отчужден от своей страны, своего государства, никто, как он, не чувствовал себя настолько чужим — не другому человеку, не обществу, не Богу — но своей земле, своему народу, своей государственной власти. Именно переживанием этого характернейшего ощущения и были заполнены ум и сердце образованного русского человека второй половины XIX — начала XX века, именно это сознание коллективной отчужденности и делало его интеллигентом. И так как нигде и никогда в Истории это страдание никакому другому социальному слою не было дано, то именно поэтому нигде, кроме как в России, не было интеллигенции” (Кормер В. Двойное сознание И. и псевдокультура. М., 1997. С. 216-217).
        Фактически социокультурным “первотолчком” в возникновении И. была деспотическая власть российского централизованного гос-ва. Видим ли мы такой источник в реформах Петра, в его концепции насильственного просвещения (породивших первый выводок “птенцов гнезда Петрова”); или в просвещенной монархии Екатерины II, окружившей себя сонмом придворных поэтов, историков, журналистов и философов, совмещавших с интеллектуальной деятельностью почетную миссию гос. сановников и придворных льстецов; или в суровом абсолютизме Николая I, стимулировавшего оппозиционные настроения и жестокой расправой над декабристами, и строжайшей цензурой, и широкими полномочиями III Отделения Е.И.В. канцелярии, и общей тяжелой духовной атмосферой, воцарившейся в об-ве, и торжеством гос. бюрократизма, вытеснившего культуру в духовное подполье... Вспомним, что Белинский и Герцен, зрелый Пушкин и Гоголь, ранние западники и славянофилы, кружок Петрашевского и “натуральная школа” — все это плоды “николаевской реакции”, — если не прямые, то косвенные. Именно рус. самодержавие, со всеми характерными чертами внешне европеизированного восточного деспотизма, — настоящий “автор” этого противоречивого, амбивалентного явления рус. культуры — И., со всеми вытекающими отсюда чертами и последствиями. Главной из них стало двойственное отношение И. к власти, — одновременно сочувственное и возмущенное, доверительное и критическое. Все специфические особенности рус. И., и прежде всего ее раздвоенность, получили свое логическое завершение в советский период развития отечественной культуры.
        “... На всем бытии И., — писал В. Кормер, — лежит отпечаток всепроникающей раздвоенности. И. не принимает Советской Власти, отталкивается от нее, порою ненавидит, и, с другой стороны, меж ними симбиоз, она питает ее, холит и пестует; И. ждет крушения Советской Власти, надеется, что это крушение все-таки рано или поздно случится, и, с другой стороны, сотрудничает тем временем с ней; И. страдает, оттого что вынуждена жить при Советской Власти, и вместе с тем, с другой стороны, стремится к благополучию. Происходит совмещение несовместимого”. Здесь есть и черты конформизма (но этого мало), и приспособленчество (это точнее, но также недостаточно), это и лакейство (но осложненное страданием, сомнениями, “ужасом падения и наслаждения им”, с “достоевщинкой”). Проступающий в “двойном сознании” рус. И. дуализм — это не дуализм субъекта и объекта, не дуализм двух противоположных начал в объекте (“добра и зла, духа и материи”), но “дуализм самого познающего субъекта, раздвоен сам субъект, его этос” (Там же. С. 225-226). Вся жизнь и творчество рус. интеллигенции — особенно в 20 в. — это грубое соединение “веры в просветительство” и “отвратительного страха”, заигрывания с ненавидимой и презираемой Властью и легкомысленных надежд на просвещение государственной власти и ее дальнейшую либерализацию.
        “Вся история интеллигенции за прошедшие полвека (т.е. за время советской власти. — И. К.), — писал В. Кормер в 1969, — может быть понята как непрерывный ряд таких соблазнов, вернее, как модификация одного и того же соблазна, соблазна поверить, что исправление нравов наконец совершилось, что облик Власти начал меняться. Все эти годы интеллигенция жила не разумом, не волей, а лишь обольщением и мечтою. Жестокая действительность каждый раз безжалостно наказывала интеллигенцию, швыряла ее в грязь, на землю, разочарования были такой силы, что, казалось, от них никогда не оправиться, никогда снова не суметь заставить себя поддаться обману. Но проходило время, и интеллигенция снова подымалась в прежнем своем естестве, легковерная и легкомысленная, страдания ничему не научали ее” (Там же. С. 236). То это Блок, поверивший большевикам и призвавший И. “слушать музыку Революции”, то Маяковский — “сам” — пришел в Смольный (“моя революция!”), то Горький явился из своей добровольной эмиграции на зов Сталина, то Пастернак воскликнул: “Ты рядом, даль социализма!” А. Серафимович, Демьян Бедный, Д. Фурманов, А. Фадеев, А. Толстой, М. Шолохов, К. Федин и т.д. и т.п. — те и вовсе верой и правдой служили советской власти, большевикам, и не за страх (хотя и это было, пожалуй, у каждого!), а за совесть. Д. Шостакович, И. Бабель, Вс. Мейерхольд, С. Эйзенштейн, М. Зощенко, А. Платонов, И. Эренбург, А. Твардовский, К. Симонов, А. Туполев, С. Королев, Ю. Харитон были живым воплощением “двойного сознания” сов. интеллигенции... Причем даже самые независимые из русских интеллигентов 20 в. — М. Булгаков и М. Цветаева, О. Мандельштам и В. Гроссман, Н. Вавилов и А. Лосев — не избежали идейно-нравственной раздвоенности и творческих противоречий. Особенно ярко проявилась раздвоенность сознания И. в поколении “шестидесятников” периода хрущевской “оттепели” — времени наивных иллюзий относительно “социализма с человеческим лицом” и больших разочарований, неосуществленных надежд, задавленных начинаний.
        В то же время И. несла в себе огромный потенциал духовного противостояния тоталитаризму, всей созданной им атмосфере лжи и насилия. Здесь проявились в полной мере религиозно-подвижнические свойства рус. И., ее нравственная стойкость и политич. героизм, питавший и оппозиционную общественно-филос. мысль, и лит. творчество “в стол”, и диссидентское движение. Размышляя о феномене И. А. И. Солженицын в “Архипелаге ГУЛАГ” писал: “Интеллигент — это тот, чьи интересы и воля к духовной стороне жизни настойчивы и постоянны, не понукаемы внешними обстоятельствами и даже вопреки им. Интеллигент — это тот, чья мысль не подражательна” (Солженицын А.И. Малое собр. соч. М., 1991. Т. 6. С. 180). Страшное испытание ГУЛАГом, выпавшее на долю рус. И. в эпоху сталинского тоталитарзима, предельно сблизило опыт “простого народа” и И., привело к уникальному в мировой истории “слиянию опыта” верхнего и нижнего слоев об-ва (Там же. Т. 6. С. 304). Потрясение опытом ссылки и ГУЛАГа породило в среде рус. И. двух великих протестантов, своей деятельностью приблизивших конец тоталитаризма во всем мире и способствовавших краху рус. коммунизма, — А.Д. Сахарова и А.И. Солженицына.
        И. как феномен рус. культуры образуется весьма сложным смысловым конфигуратором, и для этого есть определенные исторические, социальные и ментальные основания. Рус. И. элитарна и вместе с тем ориентирована на массы; она органически связана с народом и его судьбой и в то же время оторвана от него, “страшно далека” от народа (поскольку сама идея и образ народа носили сконструированный, эстетизированный и нравственно идеализированный характер); она тесно связана с властью, надеется на нее влиять, вступить с нею в некий духовно-политич. альянс и одновременно отчуждена от нее, обличает ее, корит, критикует, отвергает, составляет ей оппозицию; она секулярна и одновременно религиозна; она проникнута радикальными, максималистскими умонастроениями и склонна к либерализму, к компромиссу с силами, против к-рых борется; она преисполнена героизма, самоотверженности и заражена социальным страхом; она вольнодумна и свободолюбива, но политически зависима, страдает сервилизмом и конформизмом; она тянется к высокой духовности, но видит все через призму утилитарности; она подражательна и вторична в своих начинаниях, ориентируясь на Запад, и в то же время самобытна, будучи к тому же преисполнена национальной гордыни и мессианских настроений. Во всех отношениях рус. И. является последовательно бинарным явлением культуры, выражая тем самым национально-русский менталитет. Феномен культуры, аналогичный рус. И., встречаем мы в 20 в. во всех тех регионах, где разворачиваются противоречивые процессы быстрой и привносимой извне модернизации (прежде всего в странах “третьего мира”).
        Но не одно двоемыслие, лицемерие, прислуживание режиму видим мы сегодня в “двойном сознании” рус. И., стремившейся соединить в вечном компромиссе вольнодумство и оппозиционность с лояльностью и компромиссом. Смысловая конфигурация И., как это показал Ю.А. Левада, помимо бинарности, содержит в себе и устойчивую тернарную структуру: она образуется треугольником отношений между компонентами — “народ”, “власть” и “культура”. И. является центральным, связующим звеном этих трех элементов; однако в треугольнике отношений существует не только притягивание и взаимосвязь этой триады, но и отталкивание, взаимное отчуждение, также поддерживаемое И. Культура — ценности, привносимые извне, средствами насильственной модернизации, — одинаково чужда народу и власти; народ — косная традиционная масса, внушающая любовь и страх и с трудом поддающаяся аккультурации; власть — жестокая и консервативная сила, использующая народ в борьбе с оппозиционной И. и культурной модернизацией, а И. — как средство управления народом, как орудие угнетения и подчинения средствами культуры. В парадоксальной гибкости, приспособляемости И. к невыносимым — в политическом, духовном, нравственном отношении — условиям существования и творчества, в ее искусстве соединения несоединимого и разделении нераздельного заключалась тайна выживания рус. культуры — при самодержавии и при тоталитаризме, во время революций и войн, в эмиграции и в концлагерях — вопреки очевидной ее, казалось бы, невозможности и невостребованности.

Лит.: Милюков П.Н. Из истории русской интеллигенции. СПб., 1902; Боборыкин П.Д. Русская интеллигенция// Русская мысль. 1904. № 12; Иванов-Разумник Р.В. Что такое “махаевщина”? К вопросу об интеллигенции. СПб., 1908; Боборыкин П. Подгнившие “вехи” // В защиту интеллигенции. М., 1909; Овсянико-Куликовский Д.Н. История русской интеллигенции: В 2 т. М., 1906-07; Иванов-Разумник Р.В. История русской общественной мысли. Пг., 1918; Боровский В.В. Русская интеллигенция и русская литература. Харьков, 1923; Интеллигенция и советская власть. Сб. ст. М., 1919; Интеллигенция и революция. Сб. ст. М., 1922; Сорокин Ю.С. Развитие словарного состава русского литературного языка, 30-90-е годы XIX века. М.; Л., 1965; Гэлбрейт Дж. Новое индустриальное общество. М., 1969; Глазов Ю.Я. Тесные врата: Возрождение русской интеллигенции. Лондон, 1973; Штранге М.М. Демократическая интеллигенция России в XVIII веке. М., 1965; Пантин И.К. Социалистическая мысль в России: переход от утопии к науке. М., 1973; Давыдов Ю.Н. Эстетика нигилизма: (Искусство и “Новые левые”). М., 1975; Лейкина-Свирская В.Р. Интеллигенция в России во второй половине XIX века. М., 1971; Китаев В.А. От фронды к охранительству. Из истории русской либеральной мысли 50-60-х годов XIX века. М., 1972; Боровой Л.Я. Путь слова: Очерки и разыскания. М., 1974; Лейкина-Свирская В.Р. Русская интеллигенция в 1900-1917 годах. М., 1981; Дуденков В.Н. Философия вехов-ства и модернизм: Критика антигуманизма и эстетизма в России рубежа XX в. Л., 1984; Интеллигенция и революция: XX век. М., 1985; Пантин И.К., Плимак Е.Г., Хорос В.Г. Революционная традиция в России: 1783-1883 гг. М., 1986; Савельев С.Н. Идейное банкротство богоискательства в России в начале XX века: Ист.-религиоведческий очерк. Л., 1987; Емельянов Б.В., Томилов В. Г. Русские мыслители: (Биографические и историографические очерки). Томск, 1988; Кругликов В.А. Образ “человека культуры”. М., 1988; Знаменский О.Н. Интеллигенция накануне Великого Октября. М., 1988; Овсянико-КуликовскийД.Н. Из “Истории русской интеллигенции” // Он же. Литературно-критические работы. Т. 2. М., 1989; Шпет Г.Г. Очерк развития русской философии // Он же. Соч. М., 1989; Богданов А.А. Вопросы социализма: Работы разных лет. М., 1990; О России и русской философской культуре: Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1990; Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990; Горький М. Несвоевременные мысли: Заметки о революции и культуре. М., 1990; Сахаров А.Д. Тревога и надежда. М., 1990; Гумилев Л.Н., Панченко А.М. Чтобы свеча не погасла: Диалог. Л., 1990; Народ и интеллигенция. М., 1990; Троцкий Л.Д. Литература и революция. М., 1991; Судьбы русской интеллигенции: Материалы дискус., 1923-1925. Новосибирск, 1991; Барбакова К.Г., Мансуров В.А. Интеллигенция и власть. М., 1991; Исаев И.А. Политико-правовая утопия в России. Конец XIX-начало XX вв. М., 1991; Мережковский Д.С. В тихом омуте: Статьи и исследования разных лет. М., 1991; Вехи. Из глубины. М., 1991; Вехи: Интеллигенция в России: Сборники статей 1909-1910. М., 1991; Зернов Н.М. Русское религиозное возрождение XX века. Париж, 1991; Отечественная философия: опыт, проблемы, ориентиры исследования. Вып. VII: “Вехи” и “веховцы”. Русские мыслители и западные традиции. М., 1992; В поисках пути: Русская интеллигенция и судьбы России. М., 1992; Из-под глыб: Сборник статей. Париж, 1974, М., 1992; О'Коннор Т.Э. Анатолий Луначарский и советская политика в области культуры. М., 1992; Якобсон А.А. Конец трагедии. Вильнюс; М., 1992;
Бухарин Н.И. Революция и культура: Статьи и выступления 1923-1936 гг. М., 1993; Кантор В.К. В поисках личности: Опыт русской классики. М., 1994; Дегтярев Е.Е., Егоров В.К. Интеллигенция и власть: (Феномен российской интеллигенции и проблемы взаимоотношений интеллигенции и власти). М., 1993; Виноградов В.В. История слов. М., 1994 (“Интеллигенция”); Невостребованные возможности русского духа. М., 1995; Бельчиков Ю.А. К истории слов интеллигенция, интеллигент // Филологический сборник: (К 100-летию со дня рождения академика В.В. Виноградова). М., 1995; Щетинина Г.И. Идейная жизнь русской интеллигенции: конец XIX-начало XX в. М., 1995; 0'Коннор Т.Э. Инженер революции: Л. Б. Красин и большевики, 1870-1926. М., 1993; Интеллигенция. Власть. Народ: Антология. М., 1993; Интеллигенция в условиях общественной нестабильности. М., 1996; Колеров М.А. Не мир, но меч: Русская религиозно-философская печать от “Проблем идеализма” до “Вех” 1902-1909. СПб., 1996; Омельченко Н.А. В поисках России: Общественно-политическая мысль русского зарубежья о революции 1917 г., большевизме и будущих судьбах российской государственности. СПб., 1996; Шмидт С.О. К истории слова “интеллигенция” // Россия. Запад. Восток: встречные течения. К 100-летию со дня рождения академика М.П. Алексеева. СПб., 1996; Сушков Б.Ф. Русская культура: новый курс.Духовные процессы в России в условиях демократических реформ. Философия и культура гуманизма на современном этапе. М., 1996; Русское подвижничество. СПб., 1996; Опыт русского либерализма: Антология. М., 1997; Кормер В. Двойное сознание интеллигенции и псевдо-культура. М., 1997.

И. В. Кондаков

Орфографический словарь Лопатина

интеллиг`енция, интеллиг`енция, -и

Словарь Ожегова

ИНТЕЛЛИГ’ЕНЦИЯ, -и, жен., собир. Люди умственного труда, обладающие образованием и специальными знаниями в различных областях науки, техники и культуры; общественный слой людей, занимающихся таким трудом. Российская и. Сельская и.

Словарь Ушакова

ИНТЕЛЛИГ’ЕНЦИЯ, интеллигенции, мн. нет, ·жен. (от ·лат. intelligentia - понимание).
1. Общественный слой работников умственного труда, образованных людей (·книж. ). Советская интеллигенция. «- Ни один господствующий класс не обходился без своей собственной интеллигенции... Рабочий класс ·СССР также не может обойтись без своей собственной производственно-технической интеллигенции.» Сталин.
2. собир. Люди этого слоя. На собрании присутотвовала только интеллигенция.

Толковый словарь Ефремовой

[интеллигенция]
ж.
1) Социальная группа лиц, профессионально занимающихся умственным - преимущественно сложным и творческим - трудом, развитием и распространением образования и культуры и отличающихся высотой духовно-нравственных устремлений, обостренным чувством долга и чести.
2) разг. Лица умственного труда.

Социологический Энциклопедичечкий Словарь

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ (от лат. intelli-gens - мыслящий, разумный) - англ. intellectuals /intelligentsia; нем. Intelligenz. Совокупность людей, занятых умственным трудом. 2. Соц. слой людей, профессионально занятых квалифицированным умственным трудом и обладающих необходимым для этого специальным образованием. В зависимости от выполняемых соц. функций и типа образования различают: И. научно-техн., инженерно-техн., гуманитарную, медицинскую, военную, художественную, педагогическую и т. д. 3. Совокупность людей с высшим образованием. 4. То же, что интеллектуал.

Философский словарь

(лат. intelli-gens — понимающий, разумный) — социальная группа, состоящая из людей, профессионально занятых умственным трудом. Состав ее чрезвычайно разнообразен: инженеры, учителя, врачи; научные работники и преподаватели вузов; художественная И.; квалифицированные специалисты аппарата управления (служащие государственных учреждений) и т. д. И. возникла еще в рабовладельческом и феодальном об-вах вместе с отделением умственного труда от физического, но наибольшего развития в досоциалистических формациях достигла в период капитализма. И. никогда не была и не может быть особым классом, т. к. рекрутируется из различных классов и не занимает своего особого положения в системе отношений собственности. Как социальный слой она обслуживает интересы различных классов и потому в социально-политическом отношении не является однородной. Научно-технический прогресс увеличивает абсолютную и относительную численность И. и повышает ее роль в жизни об-ва.

Философский энциклопедический словарь

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ (от лат. intellegere – постигать, схватывать, быть знатоком) – свойственная человеку духовная, разумная способность, в узком смысле – способность быстро находить выход, решение в необычных обстоятельствах, правильно и быстро схватывать главное в положении вещей или процессе и вообще гибкость ума, приспособляемость, умственное любопытство, способность к быстрому мышлению и заключению. Степень развития интеллигенции различна, начиная с близкой к нулевой при идиотизме до непостижимо высокой у гения. По характеру своему она реактивна или спонтанна, судя по тому, нуждается ли она в толчке извне или нет, она критична или созидательна, смотря по тому, рассматривает ли она данное или творит новое, она теоретична или практична в зависимости от того, относится ли она к мыслительной работе или к повседневной жизненной деятельности (типы интеллигенции). Для установления характера и степени развития интеллигенции служат проверки интеллектуальности, которые состоят в том, что ставятся различные задачи (см. ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ТЕСТИРОВАНИЕ), решение (а также характер и быстрота этого решения) или нерешение которых позволяет заключить о характере и степени развития интеллигенции. Словом «интеллигенция» обозначают также духовно ведущий слой народа. Как «буржуазная интеллигенция» она существует уже со времен гуманизма, до этого духовное руководство находилось в руках духовенства. Интеллигенция – прослойка людей, лишенных предрассудков, веротерпимых; поэтому она духовно более подвижна, многообещающа и с большим трудом поддается политическому руководству, чем др. группы населения, но вместе с тем она более лабильна, менее инстинктивна, жизненно опаснее. Интеллигенция ближе стоит к людям искусства, но по своему поведению менее эмоциональна, чем они.

Философский энциклопедический словарь 2

        (лат. intelligentia, intellegentia — понимание, познавательная сила, знание, от intelli-geiis, intellegens — умный, понимающий, знающий, мыслящий), обществ. слой людей, профессионально занимающихся умств. (преим. сложным) трудом и обычно имеющих соответствующее, как правило, высшее образование. Термин «П.» появился в России в сер. 19 в. и из русского перешёл в др. языки. Обществ. функции И. заключаются в создании, развитии и распространении культуры. В. И. Ленин относил к И. «... всех образованных людей, представителей свободных профессий вообще, представителей умственного труда (brain worker, как говорят англичане) в отличие от представителей физического труда» (ПСС, т. 8, с. 309, прим.). Различные представители И. примыкают к разным обществ. классам, интересы которых И. осмысливает и выражает в идейно-теоретич. форме.
        Предпосылкой появления И. в её первичных формах было отделение умств. труда от физического, когда возникли социальные группы, эксплуатировавшие подавляющее большинство, занятое исключительно физич. трудом, и присвоившие себе монополию на гос. и обществ. управление и др. формы умств. деятельности. Первой такой группой явилась каста жрецов. В ср.-век. Европе их место заняло духовенство, верхушка которого входила в класс феодалов. В императорском Китае каста образованных чиновников (шэньши) участвовала в осуществлении власти. Однако монополия эксплуататорских классов на умств. деятельность не носила абс. характера, и, начиная с античности, формируются группы И. (врачи, учителя, артисты и т. д.), жившие на положении челяди при дворах знати. В ходе нар. движений эксплуатируемые классы также выдвигали своих идеологов.
        Подлинная история И. начинается с утверждением капитализма, когда возникает обществ. слой людей умств. труда, живущих за счёт продажи его продуктов или своей рабочей силы. Поначалу крупнейшие проф. группы И. — юристы, учителя, врачи; с машинной индустрией появляется инженерно-технич. И. На первых стадиях развития капитализма большинство И. — экономически независимые специалисты, т. н. лица «свободных профессий» (это наименование нередко и поныне применяется к И.), Её социальное положение носит промежуточный, межклассовый характер, ввиду чего она определяется марксистами как «прослойка». И. того периода формируется гл. обр. из имущих слоев, её отличают преим. бурж. и мелкобурж. мировоззрение и образ жизни, у неё развито ощущение привилегированности, избранности. Часть И. выбивается в класс буржуазии, однако осн. масса И. может быть определена как мелкобуржуазная. В то же время из среды И. выдвигаются революц.-демократич. элементы, преодолевающие бурж. идеологию и выражающие интересы трудящихся, а наиболее передовые её представители вырабатывают социалистич. сознание и вносят его в рабочий класс. Таким был путь К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина и мн. др. деятелей социалистич. и коммунистич. движения.
        С развитием крупной машинной индустрии и особенно с началом науч.-технич. революции темпы роста И. резко ускоряются, обгоняя др. классы и социальные слои. В странах развитого капитализма доля И. в 70-х гг. 20 в. составляла 10—20% самодеят. населения. В менее развитых странах она многократно ниже, хотя также повышается. Проф. структура И. обновляется и усложняется.
        Механизация и автоматизация, внедрение науки в производство обусловливают особенно быстрый рост науч.-технич. И. На крупных монополистич. предприятиях, в новейших отраслях пром-сти (электронной, химич., ракетно-ядерной и т. д.) удельный вес учёных и ИТР среди занятых достигает 30—50%. В результате классовой борьбы пролетариата и в связи с потребностями производства расширились сферы образования и мед. обслуживания и соответственно выросли такие группы И., как врачи, преподаватели и т. д. В связи с усложнением управления и усилением гос.-монополистич. тенденций одной из крупнейших групп И. стали адм.управленч. работники; растущая часть И. переходит на гос. службу. Развитие средств массовой информации и «массовой культура» породили целую «индустрию сознания», а с ней - широкие отряды И. (журналисты, специалисты кино, телевидения и радио, рекламы, активисты бурж. и социал-реформистских политич. партий). Особенно быстро растёт студенчество, пополняющее ряды интеллигенции. В то же время некоторые привилегированные профессии И. (юристы, священнослужители) теряют былой престиж, а их удельный вес падает.
        В условиях совр. капитализма классовое положение И. резко меняется. Гл. тенденция — её пролетаризация. Она проявляется прежде всего в переходе подавляющего большинства И. к работе но найму, причем, подвергаясь капиталистич. эксплуатации, низшие её группы сближаются с рабочим классом, иногда сливаются с ним. Характеристика И. как лиц «свободных профессий» ныне стала анахронизмом: по найму теперь работает не только почти вся производств.технич. И., но и большая часть И. сферы услуг — представители таких традиционно «независимых» специальностей, как врачи, юристы, литераторы, художники и т. д. Но и формально независимые специалисты, сохраняя собственность на свои конторы и кабинеты, оказываются в фактич. подчинении у крупного капитала (через систему заказов, клиентуру и т. д.). Соответственно меняется характер труда И.: работа в одиночку, но типу ремесленной, сменяется трудом по индустриальному образцу, в больших коллективах; специализация массы работников умств. труда, как правило, сужается. Эти тенденции приводят к росту удельного веса специалистов среднего и низшего звена — техников, лаборантов, медсестёр, рядовых конторских служащих и т. д., труд которых проходит по заданным программам и носит скорее механич. характер. В связи с этим мн. социологи всё чаще относят понятие И. лишь к верхнему её слою, занимающемуся творч. трудом.
        По уровню заработной платы наёмная трудящаяся И. также сближается с рабочим классом, причём некоторые массовые её отряды, напр. школьные учителя, нередко оплачиваются ниже квалифициров. рабочих. Растущие массы И. страдают от безработицы, особенно усилившейся во время мирового экономич. кризиса 70-х гг.
        Наряду с пролетаризацией И., при капитализме происходит процесс создания рабочим классом собственной «рабочей интеллигенции» (см. В. И. Ленин, ПСС, т. 4, с. 269). К ней могут быть отнесены в капиталистич. странах активисты коммунистич. партий, левых профсоюзов и др. прогрессивных организаций трудящихся. Однако пролетаризация И. не носит абсолютного характера. Большинство И. по-прежнему относится к промежуточным, средним слоям. Хотя они и эксплуатируются крупным капиталом, некоторые из них эксплуатируют свой вспомогательный персонал. От рабочих они отличаются и по обществ. положению (напр., на производстве, где ИТР нередко выступают в роли надсмотрщиков), по социально-проф. интересам (напр., ориентацией на карьеру, на высокий статус и престиж), а нередко и бурж. политич. взглядами. Высокопоставленные группы И. (в частности, высшие менеджеры) могут быть отнесены к буржуазии, частично — к монополистич. буржуазии. Мн. выходцы из семей капиталистов, получая образование в привилегиров. вузах, подключаются к политич. власти или осуществляют управление крупнокапиталистич. собственностью в качестве специалистов. Капиталистами становятся и некоторые предприимчивые специалисты, создающие проф. предприятия (крупные юри-дич. конторы, частные клиники, н.-и. фирмы, специализиров. з-ды) и эксплуатирующие не только рабочих, но и своих коллег. Мононолистич. капитал всё шире привлекает крупных бурж. специалистов к выработке и осуществлению политики, к участию в правительстве. Всё это свидетельствует об усилении социально-экономич. дифференциации И.
        Мировоззрение И. также крайне неоднородно, в её рядах идёт острая идейнополитич. борьба. Интересы бурж. И., ориентированной на модернизацию и укрепление капиталистич. строя, отражают теории, пропагандирующие приход к власти интеллектуальной элиты (Д. Белл, 3. Бжезинский в США, Р. Арон во Франции, X. Шельски в ФРГ, и др.). Эти теории находят отклик, в частности, среди инж.-технич. и адм.-управленч. И. Довольно широкие круги естеств.-науч. и частично гуманитарной И. выступают за «нейтральную» науку и культуру, за неучастие И. в социальных конфликтах, что не исключает критики технократич. идеологии и отд. сторон капитализма, хотя объективно нередко препятствует решительной борьбе с ним. Демо-кратич. большинство И. под давлением своих непосредств. экономич. интересов, в силу характера своего труда и обществ. роли, вступает в конфликт с капитализмом, его антигуманными целями и политикой. Широкие круги демократич. И. и студенчества внесли большой вклад в борьбу прогрессивных сил против агрессии амер. империализма в Юго-Вост. Азии, против расовой дискриминации в США, за демократизацию системы образования во Франции и др. странах развитого капитализма. Апогеем этих выступлений явилась т. н. студенч. революция кон. 1960-х гг. — первое массовое выступление И. в союзе с рабочим классом и др. передовыми силами против гос.-монополистич. капитализма и его политики. Совр. прогрессивная И. капиталистич. стран, борясь за социальную справедливость, за решение глобальных проблем человечества, за мир и разоружение, против агрессивной политики империализма, постоянно вступает в конфликт с бурж. строем.
        В кон. 60-х — нач. 70-х гг. определ. популярность в среде демократич. И., особенно гуманитарной, и студенчества капиталистич. стран приобрели теории «ультралевых» идеологов (Г. Маркузе, Т. Роззак в США, Ж. П. Сартр во Франции, и др.), которые, подвергнув критике совр. капитализм за насаждение психологии бездумного потребительства, за разрушение естеств. среды, акты агрессии и насилия, в то же время выдвинули утопич. программы: взамен социальной и политич. революции — моральное самосовершенствование, приостановка развития науки и техники, уход к природе, противопоставили партиям рабочего класса, их сознательной революц. политике стихийные выступления студенчества и анархиствующей И., которую они изобразили главной антикапиталистич. силой. Ощущение бесперспективности этих программ, настроения безысходности явились психологич. основой террорис-тич. волны, охватившей экстремистов из числа И. и использованной реакц. кругами для борьбы против сил социализма. В 70-х гг. в среде зап. либерально-демо-кратич. И. стали популярными морализаторские проекты, пытающиеся соединить марксизм с религией (Э. Фромм, Ч. Рейч в США), пессимистич. предсказания мировой катастрофы в случае продолжения науч.-технич. революции (Л. Мэмфорд в США, Ж. Эллюль во Франции, и др.). Бурж. идеологи и средства массовой информации раздувают социальный пессимизм и религ. настроения, чтобы отвлечь И. от политич. борьбы, популяризируют контрреволюц., антирационалистич. писания «левых» ренегатов («новые философы» во Франции).
        В условиях нарастания классовой борьбы и углубления кризиса капитализма прогрессивная И. остро критикует отступничество и социальную апологетику. Происходит всё большое сближение требований работников физич. и умств. труда. Демократич. массы И. всё шире включаются в проф. движение и борьбу рабочего класса, участвуя в забастовках, демонстрациях и т. д. В то же время специфич. корпоративные интересы некоторых групп, напр. инж.-технич. И., сдерживают их вовлечение в профсоюзы, а в ряде случаев приводят к их противодействию борьбе рабочего класса. В развивающихся странах прогрессивную идейно-политич. эволюцию И. ограничивают её мелкобурж. устремления, презрение к физич. труду и т. д.
        Растущие массы И. в капиталистич. странах эволюционируют в сторону социализма, связывая свою судьбу с коммунистич. партиями. Со своей стороны компартии, ведя борьбу за создание широкого антимонополистич. фронта во главе с рабочим классом, выступают за тесный союз с И., проводят большую работу по привлечению её на свою сторону. В Италии, Франции, Японии, Испании и др. странах мн. крупные деятели науки и культуры являются коммунистами или сочувствующими им, что значительно повышает поли-тич. престиж компартий. Коммунистич. движение критикует антимарксистские взгляды и теории, преувеличивающие либо преуменьшающие роль И. в обществ. развитии.
        И. в социалистич. обществе. После свержения бурж. строя демократич. И. активно втягивается партией рабочего класса в социалистич. строительство. Коммунисты добиваются изживания недоверия части И. к революции, стремятся приобщить старую И. к идеалам социализма, который придаёт ей сознание своей обществ. полезности, открывает широкие возможности для приложения сил ко всем областям обществ. развития. В результате культурной революции, открывающей доступ всем слоям трудящихся и ранее отсталым народностям к образованию и культуре, формируется новая И.. которая постепенно сливается со старой в единую социалистич. И. Правящие коммунистические партии стремятся создать благоприятную обстановку для труда и творчества И., стимулировать её развитие, ибо «без руководства специалистом различных отраслей знания, техники, опыта, переход к социализму невозможен...» (Ленин В. И., ПСС, т. 36, с. 178).
        Международное коммунистическое и рабочее движение отвергает люмпенпролетарское недоверие к И., осуждает избиение И.
        По мере повышения экономич. и культурного уровня общества, с продвижением к развитому социализму численность И. непрерывно растёт, а при переходе к развитому социализму обгоняет рост др. социальных групп. В кон. 70-х гг. специалисты со средним спец. и высшим образованием составляли в СССР ок. четверти занятых в нар. хозяйстве. Социалистич. И. пополняется выходцами из рабочего класса и крестьянства и в меньшей степени путём самовоспроизводства. Социалистическое государство стимулирует этот процесс (предоставление трудящейся молодёжи льгот при поступлении в вузы, поиски и выдвижение юных талантов).
        С развитием науч.-технич. революции проф.-квали-фикац. структура социалистич. И. усложняется. В её состав входят науч., инж.-технич. И., деятели культуры (литературы, искусства и др.), работники просвещения, здравоохранения, аппарата управления. Можно разделять также И. на городскую и сельскую, по сферам занятости (производств. и сферы услуг), по степени творч. характера труда, уровню квалификации и т. д.
        Развивающаяся в условиях перехода к коммунизму тенденция к социальной однородности, преодоление существ. различий между умств. и физич. трудом проявляются в повышении культурно-образоват. уровня массы рабочих и крестьян; введении всеобщего ср. образования; росте слоя рабочих, сочетающих физич. труд с интеллектуальными функциями анализа и контроля; увеличении числа профессий и рабочих мест, требующих спец. образования и занимаемых специалистами; в тяге представителей И. к физич. труду в свободное время; растущем числе социально смешанных семей, в которых наряду с рабочими и крестьянами живут представители И.; всё более активном участии трудящихся масс в гос. и обществ. управлении. Всё это укрепляет союз рабочего класса, крестьянства и И. и способствует постепенному стиранию граней между ними.
        Для совр. социалистич. И. характерны чувство коллективизма, отсутствие социальной замкнутости. Она деятельно участвует в общем созидат. труде, стоит на позициях социалистич. идеологии. Наиболее активные её представители вступают в ряды коммунистич. партии. В СССР каждый четвёртый-пятый специалист является коммунистом.
        И. как особая социальная группа сохранится «... впредь до достижения самой высокой ступени развития коммунистического общества...» (Ленин В. И., там же, т. 44, с. 351). Когда труд каждого человека приобретёт творч. характер, когда небывало возрастёт науч.-технич. и культурный уровень общества, И. перестанет быть особым социальным слоем.
        Маркс К., Капитал, т. 1,Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 23; его же, Теория прибавочной стоимости, там же, т. 26, ч. 1—3; В. И. Ленин, КПСС об И. [Сб. ст.], М., 1979; Программа КПСС (Принята XXII съездом КПСС), М., 1976; Материалы XXV съезда КПСС, М., 1976; Материалы XXVI съезда КПСС, М., 1981; Луначарский А. В., И. в ее прошлом, настоящем и будущем, [М.], 1924; Грамши А., И. и организация культурной деятельности, Избр. произв., т. 3, М., 1959; Амелин П. П., И. и социализм, Л., 1970; ? е д ю к и н С. А., Великий Октябрь и П., М., 1972; Науч. коммунизм и фальсификация его ренегатами, ?., 19742; Астахова В. Tl., Сов. И. и ее роль в обществ. прогрессе, Харьков, 1976; P у ткевич М. П., И. в развитом социалистич. обществе, М., 1977; Надель С. Н., Совр. капитализм и ср. слои, М., 1978; А м б а р ц у м о в ?. ?., И. капиталистич. стран в совр. борьбе идей, в кн.: Идеология, борьба и мировой революц. процесс, М., 1978; Партия и И., «ПМС», 1979, № 1.
        Е. А. Амбарцумов.

Если вы желаете блеснуть знаниями в беседе или привести аргумент в споре, то можете использовать ссылку:

будет выглядеть так: ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ

будет выглядеть так: Что такое ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ