ФОМА АКВИНСКИЙ

Большая советская энциклопедия (БЭС)

        Фома Аквинат (Thomas Aquinas) (1225 или 1226, замок Роккасекка близ Акуино, Южная Италия, – 7.3.1274, монастырь Фоссануова, Юж. Италия), средневековый философ и теолог, систематизатор ортодоксальной схоластики (См. Схоластика), основатель Томизма; монах-доминиканец (с 1244). Учился в Неаполитанском университете (1239–44), затем у Альберта Великого (См. Альберт Великий) в Парижском (1245–48) и Кельнском (1248–1252) университетах. С 1257 доктор Парижского университета. Читал лекции в Париже, Кельне, Риме и Неаполе. В 1323 причислен к лику святых католической церкви, в 1567 признан пятым «учителем церкви».
         В основных монументальных трудах «Сумма теологии» (около 3 тыс. статей, не окончена) и «Сумма против язычников» подведены итоги теологическо-рационалистических поисков зрелой схоластики, направленных на отработку вероучения в формах здравого смысла. Культуру здравого смысла, упорядочение «естественного» рассудка, над которым надстраивается ярус «сверхъестественные» догмы, Ф. А. вслед за Альбертом Великим нашёл у Аристотеля. Задача, которую ставит себе Ф. А., – это упорядочение множества в единство, а не просто созерцание единства, отрешённого от всякой множественности; он как бы стремится вывести бытие бога из бытия вещей. В этом мышление Ф. А. отличается от абстрактного умозрения ранней схоластики (Ансельм Кентерберийский), ориентировавшейся на Платона, неоплатонизм и Августина. В рубриках «Суммы теологии» одни и те же схемы мысли накладываются на бесконечную пестроту конкретных вопросов – от пяти доказательств бытия бога до определения границ допустимого и недопустимого в финансовой деятельности и т.п.
         В основе онтологии Ф. А. – восходящая к Аристотелю антитеза «потенциального» (возможного) и «актуального» (действительного).»Потенциальное» – колеблющаяся, неустановившаяся, открытая для перемен незавершённость и постольку несовершенство. «Чистая потенциальность» – материя, «слабейший вид бытия»; она характеризуется лишь пассивной восприимчивостью к воздействию извне. «Актуальное» – это реализованность, осуществлённость, завершённость и тем самым совершенство. «Актуальна» в своей противоположности материи форма – принцип порядка и чёткости; абсолютная актуальность, не допускающая какой либо потенциальности, – бог, источник всякого оформления. Материя вносит в форму и присущую форме идеальную всеобщность конкретизирующий «принцип индивидуации». Во всём сущем Ф. А. вслед за Аристотелем различает «субстанцию» (сущность) и «акциденции». Онтология Ф. А., как это вообще характерно для средневековой философии, ценностно окрашена: «сущее и благое есть понятия взаимозаменимые» (Summa theologiae, II, q. 18, a. 3).
         Антропология Ф. А., особенно связанная с острыми идеологическими конфликтами его эпохи, исходит из представления о человеческом индивиде как личностном соединении души и тела. Душа нематериальна и субстанциальна, однако получает завершающее осуществление лишь через тело. Эту идею Ф. А. защищал как против платоническоавгустиновского спиритуализма, так и против Аверроизма (Сигер Брабантский), учившего о единой безличной интеллектуальной душе во всех мыслящих существах мироздания. Учение Оригена о сущностном тождестве ангельской и человеческой природы, с точки зрения Ф. А., ложно. Человеческая душа – не просто «двигатель» тела, но его субстанциальная форма. Эта концепция вызвала противодействие августинистскофранцисканских оппонентов Ф. А., пока не была принята на Вьеннском соборе в 1314 в качестве ортодоксальной доктрины католической церкви. В аверроизме Ф. А. видел ниспровержение христианской эсхатологии, апеллирующей к судьбам личной души. Личность для Ф. А. – «самое благородное во всей разумной природе» (там же, 1, q. 20, а. 1), интеллект – это всегда личный интеллект и постольку не абсолютное начало, но часть целого. Только в боге интеллект есть сущность, в человеке же – потенция сущности, так что не «интеллект мыслит», но человек мыслит «при посредстве» интеллекта. Это включение интеллекта в душевнотелесную индивидуальность и отрицание его абсолютности, вытекающее из христианских догматических предпосылок, сочетается у Ф. А. с утверждением примата интеллекта над волей. Ф. А. считает, что разум сам по себе выше воли, однако делает оговорку, что в жизненной плоскости любовь к богу важнее, чем познание бога.
         Для этики Ф. А. характерно учение о «естественном законе», вложенном богом в сердца людей и описываемом в духе этики Аристотеля; над ним надстраивается «божественый закон», который превосходит «естественный закон», но не может ему противоречить. В трактате «О правлении государей» Ф. А. соединяет восходящие к Аристотелю представления о человеке как общественном существе, об общем благе как цели государственной власти, о моральном добре как середине между порочными крайностями и т.д. с христианскими догматами и доктриной о верховном авторитете римского папы. Ф. А. с оговорками признаёт право народа восстать против тирана, систематически извращающего справедливость.
         Философскотеологическая система Ф. А. стала с 14 в. знаменем доминиканских схоластов в их спорах с августинизмом и францисканским «скотизмом» (системой Иоанна Дунса Скота (См. Иоанн Дунс Скот)). С 16 в. томизм энергично насаждается иезуитами; их теологи (Ф. Суарес и др.) комментируют и модернизируют систему Ф. А. Со 2й половины 19 в. учение Ф. А. становится основой Неотомизма.

         Соч.: Opera omnia, v. 1–25, Parma, 1852–73 (переизд. N. Y., 1948); v. 1–34, P., 1871–80, v. 1–16, Roma, 1882 (изд. не оконч.); рус. пер. – в кн.: Антология мировой философии, т. 1, М., 1969, с. 823–62.
         Лит.: Бронзов А. А., Аристотель и Фома Аквинский в отношении к их учению о нравственности, СПБ, 1884; Боргош Ю., Фома Аквинский, [пер. с польск.], 2 изд., М., 1975; Га раджа В. И., Проблемы веры и знания в томизме, «Вопросы философии», 1963, №9; Мaritain J., Le docteur Angelique, P., 1930; Grabmann M. Thomas von Aquin, 8 Aufl., Munch., 1949; PieperJ., Uber Thomas von Aquin, 2 Aufl., Munch., 1949; Chesterton G. K., St. Thomas Aquinas, N. Y., 1956; G ilson E.; Le thomisme. Introduction a la philosophic de St. Thomas d'Aquin, 6 ed., P., 1965.
         С. С. Аверинцев.
        Фома Аквинский.

Мультимедийная энциклопедия

СВ. (1226-1274), теолог и философ-схоласт, учитель церкви. Родился в начале 1226 в Роккасекка, родовом замке близ Аквино. Воспитывался у бенедиктинцев в монастыре Монте-Кассино, а позднее изучал свободные науки в Неаполитанском университете. После вступления в доминиканский орден был отправлен в Париж и Кельн для прохождения новициата и изучения теологии; в этот период его наставником был Альберт Великий. В 1252 возвратился в доминиканский монастырь св. Иакова в Париже, а четыре года спустя был назначен на одно из закрепленных за доминиканцами мест преподавателя теологии в Парижском университете. В период с 1254-1256 составил комментарий к Четырем книгам сентенций Петра Ломбардского и сочинил небольшой трактат О сущем и сущности (De ente et essentia). К парижскому периоду относится также его неоконченный комментарий к знаменитому трактату Боэция О Троице (De Trinitate). Эта небольшая работа содержит классическое изложение учения Фомы о классификации, взаимоотношении и методологии наук того времени. Кроме того, тогда же им было написано сочинение Об истине (De veritate), суммирующее итоги первого из проведенных им в качестве преподавателя теологии цикла диспутов. Фома возвратился в Италию летом 1259 и на протяжении следующих девяти лет жил в Ананьи, Орвието, Риме и Витербо. Большую часть этого времени он провел в должности советника по богословским вопросам и "чтеца" при папской курии. В Орвието Фома встретился с Гильомом Мербике, также доминиканцем, и эта встреча подвигла Гильома на переводы с греческого подлинника сочинений Аристотеля, а самого Фому - к созданию ряда комментариев, в которых Фома старался разъяснить наиболее существенные моменты аристотелевской философии. В этот период он написал свою философскую "сумму" - Сумму против язычников (Summa contra gentiles), которая, согласно первоначальному замыслу, должна была стать теоретическим руководством для доминиканских миссионеров. Тогда же он начал писать свое самое зрелое и самое знаменитое сочинение - теологическую "сумму" - Сумму теологии (Summa theologiae), которая так и осталась незавершенной (после 6 декабря 1273 Фома уже не имел возможности писать). В этом монументальном синтезе христианской мысли Фома осуществил свое намерение "кратко и ясно изложить то, что относится к священному учению... для наставления начинающих", тщательно рассмотрев вопросы, касающиеся "Бога, пути разумных существ к Богу и Христа, который, по Своему Человечеству, есть наш путь к Богу". К этому же периоду относится и написанное в жанре quaestiones disputatae (спорных вопросов) сочинение О могуществе Бога (De potentia Dei). В конце 1268 Фома был вызван в Париж для участия в полемике против новейшей формы аристотелизма - латинского аверроизма. К 1272 относится написанный в резкой полемической форме трактат О единстве интеллекта против аверроистов (De unitate intellectus contra Averroistas). В том же году его отозвали в Италию для учреждения новой школы доминиканцев в Неаполе. Здесь он работал над компендием теологии, оставшимся незавершенным. Фома скончался 7 марта 1274 в цистерцианском монастыре в Фоссанова по пути в Лион, куда он был приглашен папой Григорием X в качестве консультанта Лионского собора. 11 апреля 1567 он был провозглашен учителем церкви. День памяти святого в Западной церкви 28 января. Философия. Фома понимает божественные творения (effecti) как обладающие наличным бытием индивидуальные сущности (субстанции), обозначаемые специальным термином supposita ("подлежащие"). Об акте существования допустимо говорить лишь применительно к тому, что обладает существованием, т.е. наличествует в своем собственном существовании. Таким образом, существованием (бытием) обладают только субстанции со своими акцидентальными свойствами (акциденциями), принадлежащими им, и своими действованиями (operationes). То, что осуществляет акт существования (бытия) в некоторой сущности (essentia), есть субъект (subjectum), или субстанция этой сущности. Сущность - это то, чт есть та или иная вещь; "подлежащее", или suppositum, - это то, что существует и действует: "действованием обладает suppositum и индивидуальное. Поэтому действование... предполагает субъект, который действует" (Sum. Theol. III, 7, 13). Выражение "то, что существует" (и действует) приложимо лишь к субстанции, или "подлежащему". В сложных субстанциях "подлежащим" является сама эта субстанция (например, в человеке suppositum - это весь человек), так как понятие части несовместимо с понятием "подлежащего". "Поэтому рука или нога не может называться подлежащим (hypostasis)... - равно как и душа, поскольку она есть лишь часть человеческого существа" (Sum. Theol. I, 75, 4). Таким образом, познающий человек представляет собою сложную (составную) субстанцию, и, если соблюдать терминологическую строгость, не следует говорить, что "знают" чувства или "знает" интеллект, так как знанием обладает человек, использующий обе эти способности. Человеческая душа соединена с телом прежде всего для того, чтобы человек обладал сущностной полнотой. Но человек, выступающий в качестве субъекта познания, нуждается также и в теле, чтобы достигать знания при посредстве своих органов чувств. Человеческий индивид общается с внешним миром прежде всего посредством органов чувств, которые воспринимают реальность, внешнюю по отношению к человеку. А поскольку человеческая душа одушевляет тело, она пребывает на том же уровне, что и внешние материальные формы, и может вступать в общение с ними. Эти материальные объекты оказывают влияние на сложную субстанцию. Посредством чувств человек получает "материю" (содержание) интеллекта, который воздействует на эту материю, чтобы в акте абстрагирования выработать свои "понятия". Абстрактные понятия извлекаются из чувственных данных умом и служат человеку тем средством, с помощью которого познающий субъект постигает сущность вещей ("чт есть та или иная вещь"). Благодаря понятиям "человеческий интеллект, хотя он и не обладает знанием индивидуальных субстанций как таковых, обладает правильным знанием вещей, так как он познает их через их сущности" (De veritate II, 4). Философия пытается постигнуть те характеристики сущностей вещей, которые лежат за пределами чисто чувственного восприятия. Интеллект своей собственной силой извлекает из чувственного опыта эти сущности. Это действие интеллекта Аристотель называл "простым созерцанием неделимых сущностей", или "простым восприятием" (т.е. актом интеллектуальной интуиции, направленной на постижение отвлеченных принципов и начал). Для Фомы же процесс познания завершается лишь в акте суждения, которое связывает сущности с существованием, т.е. с миром субстанций ("подлежащих"). Основная функция суждения - это утверждение существования (бытия). Первый акт, акт "простого постижения", подчинен второму акту, акту суждения, в котором завершается познание. Истина принадлежит к компетенции суждения и связана прежде всего с актом существования, а не с сущностью; иными словами, "истина следует за существованием вещи" (De veritate I, 1). Для Фомы подлинным объектом интеллектуального познания выступает бытие, однако интеллект по-разному подходит к этому объекту в актах простого восприятия и суждения. В первом случае интеллект постигает выражение бытия в его умопостигаемом основании, сущности, во втором - в самом акте бытия, т.е. в существовании. Существование каждой субстанции связано с нею более тесно, чем ее умопостигаемость. Существование есть конечный акт самого бытия и в силу этого - конечный акт "бытия умопостигаемым": "первое, что постигается интеллектом, - это бытие, так как все познаваемо лишь постольку, поскольку оно действительно существует (est in actu)" (Sum. Theol. I, 5,2). Для того чтобы постигнуть реальность во всей ее полноте и целостности, мы должны прежде всего постигнуть бытие как совпадение сущности и существования. В рамках нашего опыта нет никакого реального бытия, которое не было бы актуально существующей сущностью и сущим, постигаемым через его сущность. Так что все сущее характеризуется определенным соотношением между тем, что есть, и актом, в котором оно существует. Различиями в отношении к акту существования обусловлена градация, присущая самому понятию бытия, которое оказывается множественным: в актах предикации все тождеименные (тавтологические) имена сводятся к одному, первому нетождеименному (аналогическому) имени, которое есть "бытие (ens)" (Sum. Theol. I, 13, 5). Исходя из того, что акт существования ограничен сущностью, которая отлична от него, мы вынуждены сделать вывод о реальности некой причины, которая сама по себе есть свой собственный акт существования: "все вещи, различающиеся между собою по степени причастности бытию, делающей их более или менее совершенными, имеют своей причиной единое первое бытие (causare ab uno primo ente), которое обладает бытием в наиболее совершенной степени... из того, что всякая вещь есть бытие (ens) по причастности, вытекает, что она причинно обусловлена. Следовательно, такого рода бытие (ens) не может быть (esse) без того, чтобы быть причинно обусловленным... Но поскольку причинная обусловленность не соответствует смыслу понятия простого бытия, то, стало быть, существует бытие (ens), которое причинно не обусловлено" (Sum. Theol. I, 44, 1). Всякая тварная сущность реально отделена от акта своего существования, как потенция реально отделена от акта, в котором она актуализуется, ведь если бы это было ее собственное существование, то это было бы само Бытие, а не тварное бытие. Согласно Фоме, единственное возможное объяснение наличия подобных тварных субстанций заключается в том, что их существование было даровано им по свободному волеизъявлению, "Тем, Который есть", т.е. чистым Бытием, или Бытием как таковым. Именно эта идея творения резко отделяет христианскую философскую традицию от языческой (греческой), так как в классической греческой философии космос мыслился несотворенным и вечным. Наивысшую степень актуальности выражает "чистый акт бытия (существования)", принципиальное отличие которого от всех прочих актуализаций бытия составляет его "чистота", или "абсолютность". За первым бытием, в порядке иерархического убывания, следуют субстанции, различающиеся между собою в отношении своего актуального существования в силу того, что они суть "экзистенции" тех или иных конкретных субстанций, в различной степени причастные бытию. Первое действие Творца - это самый акт бытия, а все последующие творения предполагают этот акт и основаны на нем. Творец сообщает свое бытие творениям посредством уподобляющего приобщения. Будучи милосердным и премудрым, Создатель наделяет создания, которые Он вызывает к существованию, всем, что потребно для осуществления их сущностей, и всем, что необходимо для того, чтобы они исполнили свое предназначение. Акт бытия переходит в активность тварных существ точно так же, как высшее Благо активизирует и привлекает к себе всю совокупность творений, составляющих универсум. Благо диффузивно и коммуникативно по своей сущности (bonum est diffusivum seu communicativum sui esse), т.е. оно, в силу своей сущности, распространяет свое влияние и делает другое причастным себе, поэтому оно есть одновременно и цель (causa finalis), которой подчинено все сущее, и "содетельная" причина (causa efficiens). Эта способность или сущностное свойство блага сообщать себя другому подразумевается самим понятием блага. Именно в силу своей абсолютной благости Бог сообщил свою благость творениям таким образом, что одна тварная субстанция может сообщать другой то, что она получила (Cont. gent. III, 69). В 13 в. теологи, развивавшие августиновскую традицию, были склонны недооценивать или преуменьшать величие творения и естественного порядка вещей, чтобы тем самым лишь подчеркнуть славу Творца. По-видимому, они опасались, что, если они припишут производящую силу тварным причинам, творения окажутся слишком независимыми от Творца и недосягаемыми для Божественного всемогущества. Для Фомы же, наоборот, преуменьшение совершенства творения означало преуменьшение совершенства Божественного могущества. Кроме того, такая позиция, с его точки зрения, вступала в противоречие с понятием Божественной премудрости, так как бессмысленно было бы творить бессильные и бездействующие причины. "Это унижает порядок мироздания, сплоченный упорядоченностью и причинными связями, тогда как в действительности Первая Причина, от избытка своей собственной благости, сообщает другим вещам не только возможность быть, но и возможность быть причинами" (De veritate XI, 1). Если рассматривать эти утверждения с исторической точки зрения, мы увидим, что они были сформулированы и заострены в ходе ожесточенной полемики. Для самого Фомы они были глубоко укоренены в его метафизике бытия. Благость совпадает с бытием, и поэтому самому бытию присуще распространяться и выходить за свои пределы, чтобы сообщить другому свое собственное совершенство. Уже в ранних сочинениях Фома обращает внимание на нелепость допущения, будто Бог сотворил человека лишенным способности постигать естественные истины без особой божественной помощи (в августинизме - "иллюминации", просвещающего озарения). В противовес Авиценне и "иллюминационистам"- августинианцам Фома утверждал, что человек постигает то, чего он не знает, светом своего собственного интеллекта и интуитивно постигнутых им принципов, начальных и наиболее общих понятий, которые служат "орудиями" для интеллекта, подобно инструментам, которыми пользуется строитель. Достоверность знания обеспечивается достоверностью знания первых принципов. Умозаключения же признаются истинными, если они сводимы к этим принципам. В этом смысле "философия основана на истинах, выявляемых светом естественного разума. Вместе с тем Бог наделяет нашу природу своими сверхъестественными дарами (дарами благодати), но делает это таким образом, что эти дары не разрушают природу, а приводят ее к совершенству. Поэтому свет веры не затмевает врожденного нам естественного света разума. А стало быть, истины философии не могут противоречить истинам веры. В противном случае либо те, либо другие были бы ложны, а поскольку Бог есть творец и нашей природы, и нашей веры, то он был бы и творцом лжи в нас, а это невозможно" (De Trinitate II, 3). Вера не противоречит разуму, но есть один из видов познания. Она всецело основана на божественном Откровении, чем и обусловлена ее непогрешимая достоверность. Акт вероизъявления - это акт приятия богооткровенной истины на том основании, что она возвещена Богом. Такое согласие со стороны человека, обладающего верой, непоколебимо, однако ему предшествует акт выбора, который осуществляется свободной волей, побуждаемой к этому благодатью. С другой стороны, то, что постигается интеллектуальной интуицией, - например, начальные принципы познания, - обладает естественной убедительностью, и познающий человек не выбирает, соглашаться ли ему с ними или не соглашаться. Поэтому знание (философское и научное) и вера должны различаться между собою и по субъекту, и по объекту. Очевидно, что Фома ставит веру выше разума: он никогда не упускает случая подчеркнуть трансцендентную природу и несравненную высоту слова Божьего. Однако этим он вовсе не принижает разум. И хотя сверхъестественное он ставит неизмеримо выше естественного, это не означает, что он принижает естественное. Согласно Фоме, существует лишь один правильный метод познания, подразумевающий рассмотрение философских проблем с точки зрения философии, а теологических - с точки зрения теологии. Может показаться, что этот метод заключает в себе противоречие, однако для Фомы и вера и философия срастаются в органическое целое, так как и то и другое проистекает из одного и того же божественного источника. Итоги. Учение Фомы явилось попыткой обновить христианскую мысль в свете метафизики и теологии, систематизированной на основе принципов аристотелизма. Вместе с тем Фома переосмыслил аристотелевское учение, исправив в нем то, что считал необходимым. Быть может, самым существенным вкладом Фомы в развитие аристотелизма явилось то, что он распространил аристотелевское учение об акте и потенции на отношения между сущностью и актом существования, в котором актуализируется сущность. Фома утверждал, что вовсе не на Аристотеля, а на христианское откровение опирается учение о том, что акт бытия есть "акт всякого акта и совершенство всякого совершенства" (De potentia Dei VII, 2), глубочайшее основание реальности и наивысший атрибут божественности: "Аз есмь сущий" (или: "Я есть Тот, Кто есть", см. Исх 3:13-14). Он считал, что именно акт бытия составляет основу и определяет природу умопостигаемого порядка реальности. Конечно, влияние философии Аристотеля на Фому не следует недооценивать. Достаточно обратиться к чтению богословских сочинений Фомы, чтобы убедиться в том, как высоко он ставит труды этого философа. Вместе с тем именно в комментариях Фомы к Аристотелю мы читаем, что "изучение философии служит не для того, чтобы узнать, что думали люди, а для того, чтобы постигнуть истину" (De coelo I, 22). Сам Фома всегда стремился самым тщательным образом рассмотреть все возражения, выдвигаемые философами, "так как никто не может вынести суждение по какому-либо поводу, не выслушав доводов обеих сторон, так что тот, кто прислушивается к философии, вправе с большим основанием вынести окончательное суждение, коль скоро он прислушивается к аргументам обеих сторон" (In Metaph. III). Ни в коем случае не ставя под сомнение авторитет Августина, Фома спорил с его последователями, убеждая их в необходимости отказаться от платонизма. Чтобы сделать учение Аристотеля приемлемым для Церкви, Фома комментировал его сочинения, переосмысливая многие моменты его учения. У Аквината были замечательные комментаторы, например Каетан (1470-1534) или Иоанн св. Фомы (1589-1644), однако только в 20 в., с появлением исследований таких ученых, как Э.Жильсон, Ж.Маритен и Р.Хатчинс, удалось уловить самый дух его философии во всей его оригинальности и жизненной мощи. ЛИТЕРАТУРА Соколов В.В. Средневековая философия. М., 1979 Честертон Г.К. Вечный человек. М., 1991 Тарнас Р. История западного мышления. М., 1995

Орфографический словарь Лопатина

Фом`а Акв`инский, Фом`а Акв`инский

Антисери Д., Реале Дж. Западная философия от истоков до наших дней

Жизнь и сочинения
    Фома Аквинский был самым крупным схоластом, гением метафизики и восхитительным по масштабу умом. Его логическая система поражает прозрачной ясностью и органичностью связей. Он был, скорее, аристотелевского, чем платоно-августинианского круга мыслителем. Его отец, итальянец Ландольфо, граф Акветинский, и мать, норманка Теодора, жили в средней Италии (Лацио), когда в 1221 году у них родился сын Томазо, или по-гречески, Фома. Свое образование он начал в аббатстве Монте Кассино. Аббат Монтекассино был крупным феодалом, однако, непрекращающиеся войны между императором и папой превратили аббатство в место печальное и пустынное. Вскоре мы видим Фому в университете Неаполя, основанного Фридрихом II. Здесь он познакомился с доминиканцами, и новые формы религиозного служения наполняют его энтузиазмом. Несмотря на возражения со стороны семьи, его решение стать доминиканцем остается непоколебимым. С 1248 по 1252 год он ученик Альберта Великого. Талант метафизика мало-помалу набирает силу. В Кельне он снискал репутацию "немого буйвола" своим молчаливым и замкнутым нравом. Известно, однако, что после одного из его выступлений Альберт, пораженный глубиной и прозрачностью мысли своего ученика, воскликнул: "Эти молчуны, называемые буйволами, взревут когда-нибудь так, что их услышит весь мир".
    Когда в 1252 году главный магистр ордена сделал заявку на молодого ассистента для академической карьеры в Париже, Альберт, не задумываясь, указал на Аквината. Так начался штурм горных вершин знания: с 1252 по 1254 год он — бакалавр "библикус", с 1254 по 1256 год — бакалавр "сентенциариус". Известны его работы этого периода: комментарии к "Сентенциям" Петра Ломбардского, "О сущем и сущности", "О началах природы". Преодолев немало препятствий, он, как и Бонавентура, становится магистром теологии и главой кафедры Парижского университета, где преподает с 56 по 59 год, написав тогда же работы "О спорных вопросах истины", Комментарии к сочинению Боэция "О Троице" и "Сумма против язычников".
    Затем начался период странствований Фомы (по традиции своего ордена). Он посетил самые крупные университеты Кельна, Болоньи, Рима, Неаполя, написав комментарии к сочинениям Псевдо-Дионисия, "Теологический компендиум", "О разделенных субстанциях". Во второй раз его вызывают в Париж, чтобы сразиться с аверроистами и противниками Аристотеля, предтечей которых был Сигер Брабантский. Там он пишет "О вечности мира", "О единстве теологического интеллекта" и продолжает начатую в Риме грандиозную работу "Сумма теологии", так и не завершенную. Ничтожность и суетность всего мирского, в том числе своей работы, открылась Аквинату перед смертью, ее непостижимой тайной и ожиданием встречи с Богом. На увещевания своего врача и секретаря Реджинальда да Пиперно прекратить работать он ответил: "Non possum, quia omnia quae scripsi videntur mihi paleae... respectu eorum quae vidi et revelata sunt mihi'. — "He могу, потому что все, что я написал, кажется мне трухой, с точки зрения того, что я увидел и что мне было открыто".
    7 марта 1274 года по пути в Лион Аквинат скончался в возрасте 54 лет. По распоряжению папы Григория X он должен был участвовать в работе Лионского Собора. Судьба распорядилась иначе.
Разум и вера, философия и теология
    "Сумма против язычников" начинается словами Илария из Пуатье: "Знаю лишь свою обязанность перед Богом, главный долг моей жизни, каждое слово мое и чувство говорят лишь о Нем". Говорить о человеке и мире весомо и со смыслом можно лишь в контексте откровения, — исходная позиция Аквината.
    Итак, разум и философия суть praeambula fidei, преамбула веры. Верно, что в автономии своей философия имеет определенную конфигурацию, но познавательные ее возможности не следует преувеличивать. Надлежит интегрировать ее в область сакрального. Разница между философией и теологией не в том, что первая занята одним, вторая другим: обе говорят о Боге, человеке, мире. Но первая дает знание несовершенное по поводу того, о чем теология в состоянии говорить более внятно, ведя к вечному спасению.
    Заблуждение разделяемое многими, поясняет мысль Фомы Жильсон, состоит в принятии того, что благодать морально облагораживает людей, и неприятии того, что откровение может облагораживать философию как философию, — в такой позиции нет логики. Та же метафизика — поле континуальности между Аристотелем и Фомой Аквинским, мост между концепциями мира до и после Христова воплощения. Следовательно, вера совершенствует разум, а теология философию. Благодать не подменяет, но облагораживает природу. Выпрямляющее воздействие теологии не выталкивает философию из ее собственной ниши, заменяя собой, вера ориентирует разум, без элиминации последнего. Поэтому необходима корректная философия, ибо тогда возможна действенная теология. Как "преамбула веры" философия обладает безусловной автономией, ибо ее инструменты и методы не ассимилируемы теологическими методами и инструментами.
Теология не подменяет философию
    В "Сумме против язычников" Аквинат пишет: "Есть некоторыеистины, которые превосходят сколь угодно мощный разум: например,Бог един, но в Трех Лицах. Другие истины вполне доступны разуму:например, что Бог существует, что Бог един и подобные этому". Первые три книги "Суммы" посвящены вопросам второго типа, в четвертойсобраны только истины откровения.
    Нужно всегда исходить из рационального, ведь разум умеет всех примирить в своей универсальности. Потому в почву общих для всех истин можно имплантировать более сложный дискурс, теологическое по характеру углубление. Полемизируя с евреями, можно опереться на Ветхий завет. В схватке с еретиками можно апеллировать ко всей Библии. Но на что опереться в спорах с язычниками, как не на разум?
    Поэтому, будучи апологетом, не следует упускать из внимания то, что разум образует нашу сущностную характеристику: не пользоваться им, значит, не уважать его природных требований. Такое умаление не оправдывает даже ссылка на Всевышнего. Более того, существует со времен античности философский корпус как результат своего рода гимнастики рацио: эти плоды стали органичной частью христианской традиции. Наконец, уверен Аквинат, радикальная зависимость человека от Бога не лишает его относительной автономии. И тут необходимо держать в боевой готовности весь арсенал средств чистого разума, познавательный потенциал, чтобы сделать достойным его ответ на изначальный вызов "знать и господствовать над миром". И если верно, что теология не вытесняет философию, а вера — разум, то ясно, что он последний мотив и единственный источник истины.
Фундаментальная структура метафизики
    В ранней работе Фомы "Сущее и сущность" мы находим основные теоретические посылки, из которых потом возникнет философская конструкция.
    а) Логическое сущее. "Ens", существо, сущее — фундаментальное понятие для обозначения чего бы то ни было как существующего. Оно может быть как чисто концептуальным, логическим, так и реальным сверхментальным. Разделение, нельзя не видеть, подчеркивает, что не все, что мыслимо, существует реально. Так вот, логическое ens выражено через соединительный глагол "быть", спрягаемый во всех формах. Его функция состоит в объединении понятий. Мы оперируем глаголом "быть", выражая связи между понятиями истинными, если они связаны корректно, но это не говорит о существовании понятий Если говорится, что "утверждение противоречиво" или что "слепота-в глазах", это все верно, но связка "есть" не отсылает к существованию слепоты или утверждения. Зато существуют люди утверждающие вещи, относительно которых произносятся утверждения. Существую глаза, потерявшие нормальную функцию видеть, но слепоты как такс вой нет. Слово "слепота" использует человеческий интеллект, чтобы дать краткое имя факту, что не все глаза видят. А посему не будем гипостазировать понятия и наивно верить, что каждому из них соответствует нечто в реальности.
    Ясно, что это позиция умеренного реализма, согласно которому универсальный характер понятий проистекает из абстрактной силы интеллекта. Реален только индивид, только отдельно существующее. Универсалии, хотя их нет в реальности, все же не лишены реального основания, ибо из него выводятся. Поднимаясь над чувственным опытом, интеллект приходит к понятию универсальности; частично она выражает его абстрактную деятельность, частично это выражение самой реальности.
    б) "Ens" реальное. Все реальное, будь то мир, Бог, человек — существа экзистенциальные. Быть существующим приписывается как миру, так и Богу, но лишь по аналогии, ибо Бог — само бытие, а мир обладает бытием. Лишь в Боге бытие совпадает с сущностью, потому и говорится, что это чистый акт, бытие самодостаточное. Тварное же имеет существование, актуальность которого выводит его из логического в реальное бытие.
    Два понятия — "эссенция" (essentia) и "актус эссенди" (actus essendi) — сущность и бытийственный акт — есть то, благодаря чему вещи отличаются друг от друга. В отличие от Бога, в ком бытие совпадает с сущностью, все прочее лишь тяготеет к тому, чтобы быть, то есть наделено бытийной потенцией ("id quod potest esse" — "то, что может быть"). Все это следует понимать так, что бытование некоторых вещей не необходимо, что они могут быть, а могут и не быть, исчезнув, превратиться в прах. А поскольку нет полного совпадения бытия с сущностью у отдельных компонентов мира, то и весь мир может быть, а может и не быть в своей совокупности, ибо он не необходим, а лишь возможен и случаен. Наконец, очевидно, что и существуя, мир существует не сам по себе, а благодаря чему-то иному, чье бытие тождественно сущности, и это иное — Бог. Это и есть метафизическое ядро всех доказательств бытия Бога Аквината.
    Еще более существенным выглядит его рассуждение об акте бытия, которым Бог владеет изначально, а сотворенный мир вторичным образом, участвуя в бытии. Не случайно, метафизику Аквината часто называют метафизикой "актус эссенди". Бытие, таким образом, это акт, реализующий сущность, которая сама по себе только обещание бытия. Речь идет о такой философии бытия, где оно открывается навстречу сущностям, давая последним возможность реализоваться, воплотившись в сущее. Мы в просвете во всем новой онтологической перспективы, сравнительно с греческой. Вопросы, наиболее типичные для нее, касаются не сущности, но бытия: каково оно, почему бытие больше, чем ничто? Этот вопрос через Лейбница и Шеллинга станет позже центральным в метафизике Хайдеггера и Витгенштейна. "Непостижимое не в способе, каким артикулирует себя мир, но в факте, что он есть", — скажет последний.
    Коль скоро это метафизика бытия, она предлагает фундамент знания более глубокий, чем метафизика сущностей, ибо ее интересуют реальность и возможность самих сущностей. Это одна из причин того, что, когда позднее галилеевский дискурс вступит в критическую фазу, мысль Аквината продемонстрирует свой высокий теоретический тонус, благодаря реализму. Говоря о теме бытия, мы обнаруживаем себя в круге таинственного и чудотворного. Бытие предшествует самой возможности любого дискурса. Это исток, начало которого не просматривается, ибо факт наличия существ вопрошающих уже присутствует, как существует дэ факто то, чего могло бы и не быть. Изумление перед тайной бытия, изначальный восторг, пробуждающийся в нас в момент ощущения этого бесценного и неописуемого дара, благодаря которому мы вызваны к бытию из ничто, — характеристика томизма, возможно, наиболее точная. Это основное переживание отодвигает в тень последующую проблему способа бытия. Ее Фома решает с помощью десяти категорий — субстанций и девяти акциденций — возможных моделей бытия.
    Перед нами философия оптимизма, ибо она вскрывает в бытии глубокий смысл. Это философия конкретного, ибо бытие — это акт, действие, благодаря которому сущности есть дэ факто. Это философия веры, ибо лишь верующий может уловить и удержать позитивность благословенного действия, из ничего создающего нечто. Теперь можно понять, почему трансценденталиями (основными понятиями) бытия становятся единое, истинное, благое.
Трансценденталии: единое, истинное, благое
    Понятие трансцендентального подразумевает идентификацию, нераздельность бытия с единством, истиной и благом, вплоть до их взаимопревращения.
    1) Унитарность ens, или единство бытия, формула его такова: от ne ens est unum —"все сущее одно". Бытие едино, говорим мы, подразумевая, что оно нераздельно, внутренне непротиворечиво, даже если образовано из частей. Более того, единство зависит от ступени бытия, в том смысле, что, чем выше градус обладаемого бытия, тем больше единства. Сцепление между камнями в куче вовсе не то единство, что есть между Петром и Павлом, потому и степень бытия во всем у них разная. Единство — фундамент бытия: лишить бытия можно, лишь рассыпав единство. Единство Бога иное, чем единство Петра, последнее не то, что единство камня. Единство Бога — единство простоты, ибо его бытие тотально. Единство Петра и камня — единство композиции (сущность и актус эссенди) на разных уровнях. Трансцендентальное единство нельзя смешивать с числовым множеством: первое приписывается всему сущему, второе — лишь материальному и соизмеримому, составляющему предмет математики.
    2) Omne ens est verum — "все сущее истинно". Истинность сущегоодна из трансценденталий в том смысле, что все сущее постижиморационально. Должна ли метафизика заниматься вопросами истины?На этот вопрос Аристотель в VI книге "Метафизики" отвечает отрицательно. Ведь истинность — это мера суждения интеллекта, компонующего, связующего или разводящего понятия, того, что в уме, а не вреальности, интересующей метафизику. Вопросами установления истины занимается логика.
    Фома, отдавая должное логике и ее принципам, все же полагает истину предметом метафизики. Мир сотворенного — выражение божественного проекта, результат мышления Бога. Поэтому, утверждая, что все сущее истинно, он имел в виду, что всякая тварь несет на себе печать высшего Зодчего, создавшего ее для реализации совершенного замысла. Онтологическую истину следует отличать от логической, произведенной человеческим умом. Последняя требует адекватности вещи нашему интеллекту, первая — адекватности божественному интеллекту — adaequatio rei ad intellectum.
    Истинность сущего зависит от степени обладаемого бытия. Полнота бытия Бога — это полнота его истины. Все прочее верно по мере участия в божественном. Сущее, будучи призвано к бытию, разнится по способу ответствования: одни существа верны по необходимости, другие, владея умом и волей, склонны к измене, но, в конечном счете, этот призыв к бытию и правде неустраним по своей сути, остается как напоминание.
    3) Omne ens est bonum quia omne ens est ens — "Все сущее естьблаго, потому что все сущее — сущее". Этот тезис о благословенностивсего сущего ясно характеризует томизм как христианскую метафизику. Все сотворенное, свободно излитое благой волей всевышнего, несетв себе благо. Нельзя выразить музыкальную идею одним звуком, богатство идеи требует богатства красок. Щедрость Творца — в бесконечно изумляющем разнообразии созданных форм. Всякий христианин неможет не быть оптимистом. Быть исполненным неподдельным изумлением, чувствовать симфонию красок, звуков, форм в любом ничтожном создании, — значит, участвовать в божественной благодати,обладать высоким градусом бытия. Быть сумрачным, не замечать благого, умаляя сотворенное, пренебрегая им, значит, падать, утрачиваябытие.
    Коль скоро сущее благостно, и всякое сущее по-своему стремится к совершенству, значит, благое — объект воли, желания, аппетита. Добро — это желание совершенства. Сущее благословенно, ибо сотворено любящим Богом, его воля к любви изначальна, но производна у человека. По Аквинату, есть благо, достойное само по себе, его желают ради него самого; благо полезное, ибо его хотят для чего-то иного; благо-наслаждение, оно несет счастье. Первое и третье — это Бог, все земные блага — блага второго типа, ибо относятся к целям, которые преследуются.
Аналогия бытия
    В четвертой книге "Метафизики" Аристотель пишет, что вещи бытийствуют по-разному, но всегда в отношении к существу привилегированному и его особой сущности. Подобным образом медики говорят о "здоровом бытии" человека по различным эффектам, например, по цвету лица. И субстанция и акциденции — сущее, но субстанции — сущее привилегированное, первое, основное, акциденции суть ее модификации. Аристотеля интересует горизонталь отношений сущего. Аквинат же занят выяснением вертикального среза: аналогии, субстанции и акциденции, отношения Бог и мир, конечное и бесконечное.
    Между Богом и тварным нет тождества, как нет и двуначалия: ведь мир — образ и подобие Бога. Зато есть отношение подобия и неподобия, аналогии в том смысле, что все, приписываемое созданному, принадлежит и Богу, но по-разному и с иной интенсивностью. Метафизическое основание аналогии заключено в факте, что обуславливающая причина сообщается, в определенном смысле, сама с собой. Сходство не дополнительное качество, а нечто, существующее в природе эффекта. Имея в виду импликации бытия и его свойств, нельзя не признать, что в бытие мира, как зависимого от Бога, вписана его сакральность.
    Как очевиден смысл сходства, так ясен и смысл различия Творца и тварного. Здесь томизм устанавливает понятие трансцендентности Бога в значении негативной теологии. Если верно, что мы знаем что-то о Боге, то верно и то, что это нами сформулированное знание. Отражает ли оно природу Бога? Если Бог не имеет сущностей, совпадая с бытием, и если наше познание — попытка уточнить его природу то понятно, почему негативная теология превосходит позитивную. Нам лучше известно, что не есть Бог, чем то, что он есть. Именно поэтому полагают, что аналогия ближе к многогласию, чем к единогласию. Существа участвуют в бытии, и это значит, что их бытие не есть Бытие: это различие и есть само участие. Многие суть небытие единого: они другие, но не вне единого. Благодаря этому различию, Бытие и тварное оказываются тесно связанными и максимально дистанцированными в одно и то же время. Участвовать, значит иметь, но это и небытие акта, вместе с тем, это совершенствование, в котором тварное участвует, — участвует, но и только.
Пять способов доказательства существования Бога
    В контексте изложенных метафизических посылок несложно понять пять путей, ведущих к единственной цели, к Богу, в котором все, согласно Аквинату, освящается, совпадает и единится. В онтологическом плане Бог — первое, но психологически дело обстоит иначе. К Богу можно прийти лишь апостериорно, отталкиваясь от мира и его эффектов, понимание которых неизбежно приведет к их источнику. Поначалу Фома использует немало моментов аристотелевской космологии, несравненных по своей убедительности. Вместе с тем метафизический круг аргументов уже в плоскости иной научной ситуации.
    1) Доказательство от движения. В "Сумме теологии" читаем, чтонаиболее очевидный факт того, что вещи меняются в этом мире, ведетнас к мысли о том, что движимое двигается не иначе как силой иной.Двигаться, иначе говоря, значит переводить потенцию в акт. Вещьможет быть приведена в действие тем, кто уже активен. Например,чтобы заставить гореть дерево, которое имеет тепло лишь в потенции,необходимо действующее начало, огонь, в нашем случае. Однако невозможно для одной и той же вещи быть и потенцией и актом одновременно: горячее в акте не может быть горячим и в потенции. Так,невозможно для одного существа быть источником (movens) и субъектом (motum) движения в одном и том же смысле и одновременно.Следовательно, все, что двигается, чем-то движимо.
    Этот первый путь ведет к идее Вечного Двигателя. Космологический аспект этой идеи у Аквината несколько приглушен, на первый план выступает метафизический анализ движения как перехода от потенции к акту. Этот переход происходит не благодаря тому, что движется (значит, оно движимо чем-то); в этом случае можно было бы объяснить природу и человеческие поступки с помощью лишь разума и воли. Фома полагает, что все движущееся и меняющееся должно быть приведено к началу неподвижному и необходимому. И это тот, кого зовут Богом.
    2) Путь действующей причины. В мире чувственных вещей мынаходим порядок действующих причин. Не известно случая, когда бывещь была причиной самой себя, ведь тогда она должна была бы предшествовать себе, что невозможно. В этой серии причин нельзя идти добесконечности, но и пресечь причину означало бы пресечь действие.Если бы можно было в цепи причин идти до бесконечности, то не былобы ни первой причины, ни последнего действия, ни промежуточныхпричин, что опять-таки ложно. Поэтому необходимо принять действующую причину, имя которой Бог.
    При первом прочтении этот аргумент как будто рисует универсум из концентрических окружностей античного типа. Действующая казуальность, выполненная в одной сфере, находит оправдание в казуальности более высокой сферы. Более того, число этих сфер не бесконечно, иначе не было бы первой действующей причины, не было бы ни промежуточной причины, ни последнего действия. Смысл этого довода не физический, но метафизический, основание причинности в том, что есть первая действующая причина, которая все производит, но сама не произведена. Здесь два элемента: а) все действующие причины вызваны другими причинами, в) необусловленная причина — причина всех причин. Если возможно, что одни существа влияют на другие, значит, есть причина необусловленная, первая, и это то, что зовется Богом.
    3) Путь возможности. В природе есть вещи, бытие которых возможно, ибо мы находим их как возникающие и как распадающиеся: ихвозможность быть и не быть. Но если бы все могло бы не быть, то в одинпрекрасный момент не осталось бы ничего существующего. Но ведьдаже если все так, то нечто, чего еще нет, может начать быть лишьблагодаря тому, что уже существует. Значит, если не было ничего, тои ничто не могло бы начаться быть, что абсурдно. Стало быть не всесущее только возможно, должно быть нечто, существование чего необходимо. Но все сущее имеет свою необходимость в чем-то другом.Умозаключая таким образом, мы не можем идти до бесконечности впорочном круге. А потому мы не можем не принять существованиятого, кто имеет собственную необходимость в себе. И это, конечно, Бог.
    Этот аргумент констатирует случайную природу вещей, которые рождаются, растут и умирают: их контингентность означает обладание бытием благодаря не собственной сущности, а чему-то другому. Все, чего могло бы не быть, не необходимо, значит, случайно. Чтобы объяснить актуально существование существ, сделать переход от возможного к реальному, необходимо ввести нечто, к чему неприменимо прошедшее или будущее, что есть чистое действие, вечный акт, и это Бог.
    4) Путь степеней совершенства. Градацию существ — более илименее добрых, правдивых, благородных — мы находим в самой реальности. Однако выражение "более-менее" подразумевает наличие максимального, добрее, истиннее и благороднее чего уж нет; лишь этооправдывает наше право приписывать эти качества другим вещам. Ато, что максимально в истине, мы знаем из "Метафизики", то максимально в самом бытии. Огонь, как максимальный концентрат тепла —причина всех горячих тел. Таким образом, должна быть причина благородства и совершенства всех существ; ее и называет Богом Аквинат.
    И этот путь, как мы видим, метафизически интерпретирует эмпирическую данность. В градации существ, чем больше бытия в каждом конкретном случае, тем больше единства, истины, блага, вплоть до абсолюта, где обладание всем этим максимально. Основание такого перехода прозрачно: если вещи располагают разной мерой бытия и совершенства, значит, нельзя объяснить их бытие простым суммированием относительных сущностей. Ясно, что в этом случае существа принимают свое бытие от того, кто сам ничего уже не принимает, причастность к которому не требует участия в чем-то другом.
    5) Путь финализма. Пятый путь, говорит Фома, открывается, когда мы говорим об управлении миром. Даже вещи, лишенные разума, природные тела ведут себя так, чтобы достичь лучших результатов, стремясь к некоему финалу. Ясно, что достигают его не по воле слепого случая, но по намерению. Понятно и то, что лишенное сознание не может двигаться к цели иначе, как направляемое кем-то разумным: не зря же за летящей стрелой мы всегда угадываем скрывающегося где-то лучника. Итак, сила всеведующая, направляющая природные существа к цели, зовется Бог.
    В этом последнем доказательстве Аквинат хочет подчеркнуть две вещи. Он исходит из понятия цели, но не целесообразности всего универсума. Здесь бесполезно было бы искать механическую картину природы, где Бог — сборщик деталей часового механизма. Он говорит о целесообразности некоторых вещей, имеющих в себе начало единства и направления развития. Во-вторых, исключения случайного характера, по его мнению, не умаляют и не отменяют первого установления.
    Теперь мы можем сказать, что целесообразность конституирует определенный тип бытия, где царствуют регулярность, порядок, целесообразность. Какова же причина этого порядка? Ясно, ее нельзя отождествлять с самими существами, вещами, лишенными разума. Так эта дорога выводит нас к Ординатору, знающему и управляющему в соответствии со знаемыми целями всем сущим, удерживая его в бытии и том особом порядке, в каком оно было сотворено.
Lex aeterna, lex naturalis, lex humana, lex divina
    Человек, по мнению Аквината, это природа рациональная: "Ratio est potissima hominis natura", "Разум есть могущественнейшая природа человека". Назначение человека — понимать и действовать с пониманием. Это положение лежит в основании его этики и политики. Человеку природным образом свойственно постигать цель, к которой тяготеет всякая вещь, природный порядок вещей, завершением которого является высшее Благо — Бог. Если бы человеческий интеллект мог обладать блаженством божественного видения, воля человека не могла бы желать ничего другого. Но в земном измерении разум знает добро и зло в вещах и действиях, что ниже Бога, а потому наша воля свободна хотеть или не хотеть нечто из земных ценностей. Это и составляет суть свободной разумной воли: ratio causa libertatis, разум — причина свободы. Именно в свободе человека и склонен искать корень зла Фома Аквинский. Она ничуть не умаляется предзнанием Бога, он знает все, что необходимо должно быть и что будет по свободе человеческой. Человек свободен в том смысле, что, идя к цели, он ведет себя сам. Он не стрела, выпущенная лучником, не инструмент, на котором играют. И коль скоро в нем есть природный порядок (habitus), так неизбываема к нем предрасположенность к пониманию благих целей и начал действия. Но понимать не значит действовать. Человек грешит именно потому, что свободен — свободен удаляться и забывать универсальные законы, открываемые разумом, и откровение божества.
    Фома различает три типа законов: вечный закон (lex acterna), естественный (lex naturalis) и человеческий (lex humana). Помимо и поверх всего — божественный закон (lex divina), откровение. Вечный закон — это рациональный план Бога, универсальный порядок вещей, ведомых через этот порядок к назначенной цели. Этот план Провидения знаком лишь Богу и блаженным святым. Впрочем, частично в вечном плане бытия участвует и человек как существо рациональное. Такое участие человека в вечном и есть закон натуральный. Люди, согласно этому закону, будучи рациональными, следуют или должны следовать его сути: "делай добро и избегай зла". Благо для любого существа — самосохранение. Благо для любого человека означает следовать предписаниям собственной природы: союз мужчины и женщины, воспитание детей — все это благо, ибо соответствует природе анимального. Но как рациональному существу человеку предписано жить в сообществе и стремиться к познанию истины. Специфицируя понятия блага и зла, томизм придерживается скорее формы, внутри которой человек проявляет себя как волящее и естественное существо, и эта форма — рациональность, в рамках которой естественно все, к чему его побуждает действовать разум.
Право естественное и позитивное
    С "lex naturalis", естественным законом, тесно связан закон человеческий. Это и будет позитивным правом, законом, установленным человеком. Люди, по своей природе, общительны, социальны, поэтому они устанавливают юридические законы, дабы воспрепятствовать злу. Как любой закон, "lex humana" апеллирует к разуму, устанавливая средства, допустимые к достижению целей, и сам порядок целей, особенно заботясь о коллективном начале в видах общего блага,
    В отличие от Августина, полагавшего государство и его законы исторической необходимостью, зависимой от первородного греха, Фома, следуя здесь за Аристотелем, видит в государстве природную необходимость бытия человека, поскольку он человек. Законы, установленные человеком, исходят из естественного закона двумя способами: дедуктивно или путем спецификации более общих норм. В первом случае мы получаем право человеческое, во втором — право гражданское. Из первого, например, вытекает запрет на убийство, но вид наказания за уже совершенное убийство — из второго, гражданского права. Последнее есть социальная и историческая аппликация естественного права. Предписания позитивного права исходят из естественного права, они присутствуют в сознании; казалось, общество могло бы не фиксировать их юридически, и все-таки мы находим правовые установления для тех, кто склонен к порокам и не поддается убеждениям. Закон призван вынудить избегать зла тех, кто не делает этого по доброй воле, с тем, чтобы сохранить мирный покой всех остальных. Так люди с дурными наклонностями сначала по принуждению, потом по привычке научаются делать должное и, возможно, становятся добродетельными, избавляясь от страха. Принудительная сила закона, кроме охранительной функции, по Аквинату, имеет еще и педагогическую. Закон должен исходить из факта несовершенства людей. Он не может заблокировать все пороки, но те, которые растлевают других, может, более того, обязан. Убийство, воровство грозят смертью всему обществу, поэтому важно поддерживать не все, но те добродетели, которые умеют противостоять наиболее опасным порокам.
    Существенно, что когда человеческий закон, будучи природным по происхождению, входит в противоречие с естеством, с этого момента он не существует как закон. Аквинат солидарен с Августином в том, что закон, чтобы быть законом, должен быть справедливым, в противном случае, мы имеем тотальную коррупцию. Теорию справедливости — юстицию — святой Фома определяет как "постоянную волю находить для каждого свое право", вполне в духе Аристотеля и Цицерона. Однако он уточняет: юстиция — это предрасположенность души, дающей воле постоянство и неустранимость в нахождении права каждого. Юстиция бывает коммутативная и дистрибутивная, относящаяся к человеческому обмену и распределению между членами сообщества.
    Моральная ценность закона, полагает Аквинат, диктуется естественным правом. Несправедливый юридический закон несет в себе насилие, однако и такой закон может считаться обязательным к исполнению в случае необходимости пресечь скандальный беспорядок. В случае противоречия закона человеческого божественному неподчинение такому закону Фома считает безусловно необходимым, например, в случае санкционированного идолопоклонства. Восстание против тирана также оправдано, ибо для подданных хуже и больше зла, чем тирания, уже не может быть.
    Наилучшая форма правления, согласно томизму, монархия, верный гарант порядка и единства государства. Наихудшая — тирания, двигатель которой — грубая сила, зло. Чем эффективнее и организованнее эта сила, тем порочнее. Это своего рода кривое зеркало, ведь верная форма правления тем сильнее, чем больше в ней единства, как уже говорилось.
    Государство может и должно направлять людей к благу всех, способствовать некоторым добродетелям; позитивное право служит человеку в достижении его земных целей. Но государство бессильно в достижении цели сверхъестественной, которая всегда актуальна для человека, поскольку он человек. Ни лэкс натуралис, ни лэкс хумана здесь не достаточны. Лишь лэкс дивина, закон откровения, позитивный закон Бога может привести к блаженству сверхприродному, которое заполняет и искупает все несовершенства человеческих законов.
    Итак, в согласии с классической парадигмой, естественный закон — это природный разум. Критерий, по которому человек способен отличить добро от зла, — разум, управляющий его поступками. Последняя цель достижима, если он ведом законом божественным, и это снова разум, знающий естественный закон. Последний, скорее, природный инстинкт, чем естественное право. Не лэкс натуралис заключен в нормах закона и в Евангелии, но эти нормы — сам божественный закон, а естественное право — объект всего лишь человеческого разума.
Вера ведет разум
    "Нет ничего помимо Бога, и этот Бог — бытие: таков краеугольный камень христианской философии; он установлен не Платоном, не Аристотелем, но Моисеем" (Жильсон). Бог — бытие высшее, совершенное, истинное. Все прочее — плод его свободного и сознательного действия. Это положение — своего рода ценностный метроном, предпосланный философскому дискурсу. Когда философское положение, говорит Фома, противоречит утверждению веры, ошибка, без сомнения, со стороны философии.
    Мы перед лицом христианской философии, все проблемы греческой философии модифицированы. В контексте томизма Бог — источник бытия и само бытие, в греческом горизонте Бог тот, кто дает форму миру, лепит предсуществующую материю (Платон) или дает исток космосу, увлекая его к совершенству. Греческий Бог не дарует бытие, он сам определенный модус бытия. Его бытие не тотально, но частично, ибо материя существует от века и независимо от него. Томизм интересуют не столько формы, сколько бытие, конкретизирующееся через формы. Бог дарует своим созданиям бытие, а это больше, чем формы. Бог не просто Вечный двигатель, как называл его Аристотель, он — частный акт, творец, и как творец, он двигатель. Томистские доказательства существования Бога не физические, а физико-метафизические.
    Новизна и глубина такой интерпретации в том, что все в реальности обретает свой смысл и назначение: нет отныне ничего пустяшного, все малое и незначительное бытийствует как знаемое и желанное Им. Древние проблемы обретают иное звучание. Понятие каузальности Аристотеля под пером Аквината трансформируется, ибо ее объект не формы, но бытие. Чтобы объяснить, как, будучи вне Бога, который есть бытие по преимуществу, существа имеют бытие, он вводит понятие участия. Аристотелевский Бог притягивает все вещи к себе как финальной причине, мир вещей не им созданный. Томистский Бог притягивает к себе созданное им по безмерной любви, оставляя в креативном акте поле любви открытым, оттого еще более прочным.
    Но, может быть, Бог создал мир ради славы своей, которую нельзя ни умалить, ни возвеличить? Нет, Творец создал все для вящей славы нашей, а не своей, не затем, чтобы наслаждаться, потому что прекрасно, а затем, чтобы беседовать со своим творением. Бог любви, он не замкнут в кругу своих мыслей, как Бог Аристотеля.
    В другой контекст попадает также проблема зла. Если не было Бога, нельзя объяснить природу добра. Но если есть Бог, тогда откуда зло? Для античной философии зло это небытие, бесформенная материя, противящаяся Демиургу, зодчему (версия Платона). Для Аквината, поскольку все происходит от Бога, такое решение проблемы неприемлемо. Исток физического и морального зла — возможность конечного бытия, в рамках которого нам знакомы мутации и смерть, свобода рациональных существ, не признающих родства своего с Богом. Тело к злу не причастно. Не тело заставляет грешить дух, а дух порочит тело. Зло не в утрате рациональности, рассудительности, это не ошибка в расчете, как хотели думать греки. Зло в неподчинении Богу, утрате связи и памяти о фундаментальной зависимости от него. Корень зла в порче духа и свободы.
    Материя в томизме начало индивидуации. В ее отношении к духовному мы уже не находим типичного для греков дуалистического и пессимистического тумана. Тело свято, как свята душа. Платон, обожествляя душу, несколько переусердствовал, сведя тело к темнице, понимая единство тела и души как что-то эпизодическое и негативное. Аристотель реабилитирует единство тела и души, но лишь до того пункта, где начинается платоновское объяснение бессмертия души (обособленного интеллекта). Аквинат следует за Аристотелем, спасая субстанциональность компонентов единства. Мыслит индивидуум, а не душа; тот, кто чувствует, — человек, а не тело. Будучи духовной, душа — форма тела, более того, формальное начало (способность одушевлять тело) обосновывает его субстанциональность.
    Платоновский тезис о субстанциональности души и аристотелевский тезис о душе как формальном начале, фондируя друг друга, дают нам томистский принцип единства человека, в котором отчетливо проступает примат личности над видом. Личность, участвующая в божественном бытии, ведома судьбой к блаженству. "Persona significat id quod est perfectissimum in tota natura", "Личность означает то, что есть самое совершенное во всей природе".
    Новое вино наполнило старые меха, античная проблематика вошла в новую перспективу веры, обретя иные очертания. Бог в греческом горизонте выступал как средство совершенства в неком порядке бытия (мышление в модусе качеств Аристотеля или благо у Платона). Христианский Бог — первый в порядке бытия, где "первый" — понятие метафизическое, и лишь потом "двигатель" как понятие физики. Греческий универсум возможен в более общем плане интеллигибельного или становления, христианский универсум начинается со дня творения в порядке бытия. Целесообразность на греческий лад имманентна внутреннему порядку существ, финализм христианский трансцендентен — все идет назначенным путем к известной заранее цели. Все подчинено Богу: "Бог сотворил небо и землю", "Бог есть тот, кто есть".

История философии. Энциклопедия

ФОМА АКВИНСКИЙ, (Thomas Aquinas) (1225/1226-1274) - средневековый теолог и философ, один из крупнейших представителей схоластики 13 в. Родился в Италии, близ Аквино, в семье графа Ландольфо Аквинского. С пяти лет воспитывался в бенедектинском монастыре, затем учился в Университете в Неаполе. В 1244 Ф.А. постригается в монахи доминиканского ордена ("псов господних"). Изучал богословие в Парижском университете у Альберта Великого. В последствии сам преподавал в Париже, Риме, Неаполе. Доктор теологии (1257). Около десяти лет проводит при папском дворе. Оживление латинского аверроизма (Сигер Брабантский) побудило папу вновь отправить Ф.А. в Парижский университет. Затем Ф.А. возвращен в Неаполь. Во время поездки на собор в Лион заболел и умер. Получил титул "Ангельского доктора" (doctor angelicus). B 1323 причислен католической церковью к лику святых. В 1567 признан "Общим учителем Церкви". Основные произведения: "Философская сумма (об истинности католической веры против язычников)" (1261-1264) и "Сумма теологии" (1265-1273). Ф.А. - основатель особого течения в схоластике, томизма. Первое, что Ф.А. считал необходимым сделать, - трансформировать аристотелевское понимание науки, знания, познания применительно к основной гносеологической проблеме средневековой философии (проблема соотношения веры и знания). Уже в 12 в. начинается бурная переводческая деятельность, в ходе которой Запад знакомится с философией Аристотеля (до этого были известны главным образом его логические произведения). Но знакомство осуществляется прежде всего с арабской интерпретацией Аристотеля, где ведущим авторитетом являлся Ибн-Рушд (Аверроэс). Между тем эта интерпретация не согласовывалась с христианской доктриной. Так, признавалась вечность материи и ее способность порождать формы; единичные вещи рассматривались лишь как косвенный продукт божественного интеллекта; отрицалось индивидуальное бессмертие душ; сущность обладала приматом над существованием. Как известно, у Аристотеля выделяются четыре последовательных ступени: опыт (empeiria), искусство (techne), знание (episteme), мудрость (sophia). Ф.А. всемерно теологизировал последнюю в качестве независимой от других ступеней высшей науки о Боге. Она у Ф.А. целиком зиждется на Откровении. Точнее, у Ф.А. можно выделить три иерархически соподчиненных типа мудрости: мудрость Благодати, мудрость богословская (мудрость веры, использующей разум), мудрость метафизическая. Они различны как формальным объектом, так и характерным для них "светом истины". Для метафизической мудрости (мудрости разума) формальным объектом является не Бог в сокровенной тайне Его триединства, а бытие. Три первые ступени у Аристотеля, напротив, нельзя было оставить независимыми от высшей мудрости, ибо это могло повести к теории двойственной истины. Поэтому у Ф.А. высшая наука (теология) прибегает к помощи других как служебных в отношении нее - прибегает для разъяснения истин Откровения. Источник всех прочих наук - опыт и разум. Некоторые истины Откровения могут быть доказаны рационально, а некоторые нет. Отсюда Ф.А. выводит необходимость различать теологию сверхъестественную, основанную на истинах Откровения; и теологию рациональную, основанную на "естественном свете разума". Соответственно, в томизме различаются истины revelata, которые необходимо были явлены в Откровении и к которым человек собственными силами дойти не мог; и истины revelabilia, раскрытие которых не было чем-то необходимым. К последним человеческий интеллект может придти сам при условии дисциплины и напряженного труда. Все это означает, что имеется какая-то общая сфера между теологией и другими науками. Главный принцип, отстаиваемый Ф.А., - истины науки и истины веры не могут противоречить друг другу. Между ними существует гармония. Мудрость, таким образом, состоит в стремлении постичь Бога, наука же - способствующее этому средство. И хотя человеческий интеллект, по Ф.А., является наиболее слабым на шкале рассудков, это не означает, что он не может быть "судьей самому себе". Другое дело, что такой суд не может считаться высшим судом. Смелость же Ф.А. проявилась в том, что в области философии (естественной теологии) он не принимает авторитет Откровения, Св. Предания, учения св. отцов за исходные предпосылки и безусловные аргументы. В философии как таковой решающим оказывается, согласно Ф.А., интеллектуальное рассуждение. Одна и та же истина может один раз являться нам как истина веры, а другой раз как истина знания. По проблеме универсалий Ф.А. противопоставляет позиции крайнего реализма, опирающегося на платонизм в его августиновской версии, позицию умеренного реализма, которая опирается на аристотелевский гилеморфизм. По Ф.А., универсалии существуют трояко: в божественном интеллекте до всяких вещей, как архетипы (universalia ante rem); в субстанциях или вещах, как их сущность (universalia in rebus); в нашем уме, как абстрагированная форма (universalia post rem). В онтологии Ф.А. придерживается тезиса о безотносительном примате бытия. Акт бытия (esse), будучи актом актов и совершенством совершенств, пребывает внутри всякого "сущего" как его сокровенная глубина, как его подлинная действительность. Эссенциализм Ф.А. считал и философски, и теологически ошибочным. В каждой вещи ее существование несравненно более важно, чем сущность. Ведь именно существование ("действительность всякой действительности") есть то, что связывает существо с Богом. Поэтому в единичных вещах сущность никак не имплицирует существование. Только в Боге сущность и существование не просто связаны, а тождественны. Тем самым, всякая вещь существует не благодаря своей сущности, а через сопричастность акту творения, т.е. воле Бога. Значит, и весь мир - совокупность субстанций - зависим в своем существовании. Таким образом, Ф.А. различает существование самосущностное, безусловное (ipsum esse subsistens), и существование случайное, зависимое (esse contingens). Для первого essentia = esse. Ф.А. впервые применяет к Богу аристотелевское понятие actus purus (чистое действие, чистый акт; у Аристотеля означало энергию). Усвоив аристотелевское actus purus в качестве базисной характеристики Бога, Ф.А. подчиняет волю в Боге интеллекту. Соответственно он утверждает: "Говорить, что справедливость зависит от простой воли Бога, значит говорить, что воля Божия совершается не в порядке мудрости, а это уже богохульство". (Напротив, у Дунса Скота берет начало выдвижение на первый план элемента динамики в Боге и возвышения воли над интеллектом.) Позже понимание Бога как "actus purus" обвинили в отсутствии динамизма; это якобы статичный Бог, а не живой. В самом деле, actus purus - чистая актуальность; но как тогда говорить о Боге как живом, если жизнь есть процесс перехода потенциального в актуальное и немыслима без их сепарации? Онтология Ф.А. разрушает "платоновский мир чистых объектов" в пользу мира "экзистенциальных субъектов". Бог творит не сущности, чтобы потом заставить их существовать, но "существующие субъекты, или основания, бытийствующие в своей индивидуальной природе" (Маритен). Ф.А. не просто заимствует, а переосмысливает гилеморфизм Аристотеля в духе креационизма. Материя сотворена. Но будучи сотворенной, она как и у Аристотеля, выступает основой индивидуации, пассивным субстратом, чьи потенции актуализируются формой. Иначе говоря, в материи Ф.А. усматривает не только негативный (отрицание всякой определенности), но и позитивный момент (потенция к определенности). Что касается формы, то Ф.А. различает, с одной стороны, субстанциальную (через нее субстанция как таковая утверждается в своем бытии) и акцидентальную формы; с другой - материальную (имеет бытие лишь в материи) и субсистентную (имеет собственное бытие и деятельна без всякой материи) формы. Так, все духовные существа являются субсистентными формами, хотя и сложными. Чисто духовные - ангелы; в них следует различать сущность и существование. Человеческие души не нуждаются в материи для своего существования, но она нужна им для завершенности специфичного для них рода бытия. Человек, таким образом, обладает двойной сложностью; в нем различаются не только сущность и существование, но также материя и форма. Одна из проблем, с которой сталкивалась схоластика, проблема индивидуации. С одной стороны, субстанциальная форма определяет существенные свойства множества индивидов, с другой - сущность каждого. Но, согласно Ф.А., форма - не единственная причина вещи (в противном случае все индивиды одного вида были бы неразличимы). Принцип индивидуации можно охарактеризовать так: в духовных существах формы индивидуализируются через самих себя (они не подводятся под genus, каждое из них есть отдельный вид, species). В телесных же индивидуализация происходит не через их сущность, а через materia signata (materia signata - в противоположность materia communis - количественно ограниченная, принадлежащая определенному индивиду). Отсюда - различение в телесных вещах, так называемый quidditas ("quo est"; сущность относится к отдельному существу как его quidditas) и suppositum ("guod est"), т.е. самого индивида. Кроме того, субстанции рассматриваются Ф.А. сквозь призму категорий потенции и акта (бытия возможного и бытия действительного). Без них нельзя объяснить становление и развитие. Оперативные возможности субстанций определяются их действиями, а они - их предметами. Томистская онтология предстает как восходящая иерархия все более концентрированных и спонтанных субъектов существования. Так мы восходим к наиболее благородному и возвышенному во всей своей природе, к личности. Чем более та или иная форма подобна (причастна) Богу, тем она совершеннее. Иерархия форм позволяет в христианском духе истолковывать и аристотелевский перводвигатель, "форму всех форм". Но это подводит нас к выводу о том, что Провидение правит миром. Тем самым Бог ответственен за зло. Чтобы избежать этого, Ф.А. вводит понятие естественных (инструментальных) причин. Бог правит миром не непосредственно, а через эти естественные причины. Так, резец скульптора - инструментальная причина статуи, а сам скульптор - основная (хотя и вторичная, в свою очередь подчиненная причинности архитектора, который строит здание, украшаемое скульптором). В силу сказанного, получает оправдание императив, обязывающий нас к активной деятельности, ибо сам Бог непосредственно не вмешивается в каждое единичное событие. Теодицея Ф.А. противостояла в том числе и ереси катаров, которые рассматривали весь материальный мир как зло. Для Ф.А. зло - это только неполнота добра и лишено самостоятельной реальности. Все сущее как сущее есть благо, и зло существует лишь в благе как своем субстрате (в этом смысле добро есть субъект зла). Мир задуман так, чтобы в вещах существовало определенное неравенство для осуществления всех степеней добра. Именно в силу этого неравенства, позволяющего реализоваться всем степеням совершенства, возможна мировая гармония, которая конкретизируется в универсальной иерархии. Если Бог и является творцом зла, то лишь как наказания, а не как вины. Что существует, есть добро. Но Бог - абсолютная полнота существования; следовательно, Бог - абсолютное добро. Из слов Иисуса Христа ("Я есмь Путь, Истина и Жизнь") следуют фундаментальные "качества" Бога; это так называемые трансценденталии, надкатегориальные определения: Единство, Истина, Благо. Они постулируются вместе с самосущным бытием как не связанные (в отличие от категориальных определений) с опытом. При этом Ф.А. подчеркивает тайность не только Бога, но и всей действительности. Поскольку "познание самого субстанциального бытия свойственно лишь интеллекту Бога и превышает возможности какого бы то ни было сотворенного интеллекта, ибо никакое творение не есть свое собственное бытие, но участвует в бытии", нам остается путь аналогии. Так как существование - это самое глубокое в каждой вещи, а Бог и есть источник и причина всякого существования, то Он ближе к нам, нежели мы - сами себе. Таким образом, Ф.А., избегая всякого пантеизма, решает вопрос об имманентности Бога, согласуемой с его же абсолютной трансцендентностью. Таинство божественной первопричины в том, что будучи причиной всех причин, она не упраздняет необходимости, но и не отрицает, не уничтожает свободы. По Ф.А., "лишать вещи их собственных действий - это значит препятствовать доброте Бога". По существу, это тезис, отстаивающий "права творения" - без посягательства на "права Творца". Ф.А. отвергает онтологический аргумент. Понятие Бога - самое сложное; не зная всех его признаков, нельзя логически заключать о Его бытии. В принципе Ф.А. признает троякое познание Бога: cognitio intuitiva (оно сверхъестественно и уготовано для будущей жизни; это прямое познание Бога per speciem propriam); cognito per fidem (через веру); cognitio per rationem naturalem (через творение, в свете нашего естественного разума). Естественная теология вообще отправляется от следствий, восходя к причинам. Поэтому все "доказательства бытия Бога" у Ф.А. косвенны и апостериорны, предпочтительнее называть их "путями". Таких "путей" Ф.А. приводит пять; и все они в своей основе имеют финалистский тип мышления. Первый "путь" - от наличия движения в мире к его божественному первоисточнику; второй - от цепи причин в мире к первопричине; третий - от мирской случайности к божественной необходимости; четвертый - от различных степеней совершенства в творении к абсолютному совершенству творца; пятый - от иерархии целей в творении к высшей финальной цели. Вся система этих "путей" или "доказательств" держится на принципе аналогии (все вещи существуют лишь через причастность божественному Бытию и содержит в себе его "отблеск" или "печать"; таково онтологическое основание самого этого принципа). В гносеологии Ф.А. принимает тезис, согласно которому наше познание свой необходимый исток имеет в чувственности. Однако, чем выше духовность, тем выше степень познания. Ангельское познание осуществляется с помощью с помощью так называемых присущих понятий; т.е. это умозрительно-интуитивное познание, не опосредованное чувственным опытом. Что касается человеческого познания, то оно, по Ф.А., есть обогащение души субстанциальными формами познаваемых предметов. Но здесь необходимо допустить некое связующее начало, через которое познаваемый предмет как бы "входит" в познающий субъект. Это - "species", "презентативные (или познавательные) формы" (их можно рассматривать равно как и модификации души, и как "викарии", посланники объекта). Если угодно, species - образ познаваемого предмета, "формальный предмет" предмета реального, буквального. Именно "познавательная форма" данного предмета "входит" в меня в акте познания. Ф.А. говорит об "импрессивных специях" ("полученные формы", при помощи которых на уровне внешних чувств создаются первоначальные познавательные образы) - и об "экспрессивных специях" чувственного же порядка (после обработки первоначальных образов при помощи внутренних чувств). К вутренним чувствам Ф.А. относит общее чувство (sensus communis), главная функция которого - собирать воедино все ощущения (поэтому оно обладает некоторым разграничительным суждением); пассивную память (imaginatio sive phantasia), которая является хранилищем впечатлений и образов, созданных общим чувством; активную память (memoria, reminiscentia), функция которой - извлечение сохраненных образов и представлений; инстинкт (vis aestimativa), как наивысшую чувственную способность, которую можно даже назвать ratio particularis (разум особенный, приложимый к абсолютно единичным существам). Итак, под species можно понимать формальный принцип познания, его форму; не столько то, что познается, сколько то, через что познается предмет. Благодаря этому способность познания переходит в акт. Наряду с чувственным species Ф.А. пишет и об интеллигибельном. Вслед за Аристотелем он различает пассивный и активный интеллект. До той работы, которую производят внешние и внутренние чувства, интеллект подобен tabula rasa. Таким образом, Ф.А. отрицает врожденные идеи и понятия. Зато нам прирождены "общие схемы" (conceptiones universales), которые начинают действовать в момент столкновения с чувственным материалом. Они не могут рассматриваться как врожденные понятия, но без них мы вообще не могли перейти к умственному познанию. Процесс перехода образа в понятие предполагает его дематериализацию и обобщение. Этот переход - абстрагирование - совершает актуальный интеллект, в котором Ф.А. также различает "импрессивные специи" (абстрагированные от чувственных) и "экспрессивные специи" интеллектуального порядка. Только благодаря этому из потенциального интеллекта (в который и попадает чувственный образ) возникает понятие. Под intentio же понимается результат познавательного акта, внутреннее слово, в котором душа высказывает предмет самой себе. Проще говоря, вначале активный разум извлекает (абстрагирует) интеллигибельный species из чувственного; затем (уже пассивно) воспринимает первый и информируется им, познавая предмет по его интеллигибельному бытию. Так получается понятие предмета, носителем которого служит возможный разум. Лишь впоследствии душа познает самое себя, направляя на себя свое мышление. До познания же Бога разум возвышается при помощи умозаключений (т.е. это не прямое, а косвенное богопознание). Таким образом, Бог познается не первым, а последним. Интеллектуальное познание продвигается от общего к частному, опираясь на некий врожденный habitus принципов. Ф.А. говорит о трех умственно-познавательных операциях: создание понятия и задержка внимания на его содержании; суждение (позитивные, негативные, экзистенциальные), или сопоставление понятий; умозаключение, или связывание суждений друг с другом. Из этих трех операций (созерцание, суждение, рассуждение) европейская культура, по мнению некоторых современных томистов, развивала главным образом именно третью - в ущерб двум первым. В томизме различаются ум (вся сфера духовных способностей), интеллект (способности умственного познания), разум (ratio, способность к рассуждению). Отсюда можно вывести требование поворота от рационализма в узком смысле к интеллектуализму. В свете эсхатологической перспективы познания следует упомянуть и знаменитое учение Ф.А. о "lumen gloriae", "свете славы". Это то в порядке любовного познания, что позволяет познать нам божественное через реальное участие в Его Природе, которая радикальным образом отлична от духовного строя нашей земной жизни. Как писал Ф.А., "жизнь человека состоит в любви, которая укрепляет его больше всего на свете и в которой он находит самую большую радостью". Человек - высшее в ряду телесных созданий. Его отличает от них нематериальная разумная душа и свободная воля. В силу последней он ответственен за свои поступки. Но корень свободы - разум; таким образом, и здесь мы находим примат интеллекта над волей. Поскольку у каждого естества, по Ф.А., только одна субстанциальная форма, конституирующая его, то человек не состоит отдельно из тела и "вложенной" в него души. Душа понимается Ф.А. как субстанциальная форма тела, но она - не личность, а только ее духовная основа. Личностью является весь человек. Поэтому смерть - разрыв, требующий Воскресения. После смерти, таким образом, сохраняется лишь основа личности, но не полная личность (что возможно только после Воскресения). Душа соотнесена к строго соответствующему ей телу (учение Ф.А. о так называемом commensuratio, "соответствии"), их единством и конституируется личность. Как чувства (внешние и внутренние) обращены к интеллекту, так страсти (вожделение и пылкость) обращены к воле. Но воля - это не погашение страстей, а их "сублимирование"; чувственные страсти, подчиняясь воле, преображаются в духовные. Воля же тем более свободна, чем более подчинена интеллекту. Добродетели появляются там, где есть духовные способности - интеллект и воля. Предпринимая анализ поступка, Ф.А. выделяет в нем интенцию (намерение); рассудительность, приводящую нас к практическим суждениям (здесь относится к средствам воли); согласие, дающее разрешение на некоторые из этих суждений, т.е. сам акт воли; свободный выбор. Нет морально безразличных поступков. Интеллект, управляющий волей - практический, а познающий добро (бытие) - спекулятивный. Отсюда - деление добродетелей на моральные и интеллектуальные. Главные интеллектуальные добродетели - познание первых принципов, знание, мудрость; главные моральные добродетели - познание практических первооснов (к ним относятся и естественные права человека), совесть, благоразумие. Если добавить к благоразумию добродетели мужества, умеренности и справедливости, то они дают нам как бы общую структуру нашей моральности. Но совершенное их единство дает только любовь (три богословские добродетели: вера, надежда, любовь). Ф.А. различает справедливость обменную (commutativa) и разделяющую (distributiva), а также справедливость humana (относится к конкретным отношениям между людьми) и institia legalis (относится к законам и функционированию институтов). Частная собственность - не одно из естественных прав, но один из первых выводов или следствий из этих прав. Поэтому не всякое лишение собственности есть кража. Человек, далее, есть "политическое животное". Как таковое, он может существовать только в государстве, которое есть бытие логически более раннее, чем его граждане. Государство происходит от Бога и суть его - быть единой направляющей волей. Тем не менее, Ф.А. допускает возможность ниспровержения тирана. Чтобы обойти возникающую здесь трудность (всякая власть от Бога), он вводит различение сущности власти и ее формы (способ правления). Виды государств в зависимости от способа правления - олигархия, монархия, тирания ("демократию" можно рассматривать как разновидность тирании). Наилучшая форма власти сочетает элементы монархические, аристократические и демократические. Ф.А. развивает целую систему права. Оно есть разумное распоряжение подданными, направленное ко всеобщему благу. Вечное право - совокупность общих божественных принципов управления миром. Естественное - совокупность правил вечного права, отраженного в уме человека. Позитивное право - применение принципов естественного права к общественной жизни. Как уже отмечалось, из различия форм, каждая из которых суть подобие Бога в субстанциях, Ф.А. выводит универсальную иерархию бытия. Она является онтологическим основанием иерархии общественного порядка. Каждый, таким образом, должен выполнять определенные функции в составе целого. Следовательно, общественное разделение труда предопределено телеологией божественной деятельности. При трактовке человека с богословской точки зрения надо иметь в виду то, что Ф.А. писал в своей "Summa contra gentiles": "Если богословие занимается существами, то постольку, поскольку оно вкладывает в них известное подобие Божие, и постольку, поскольку ошибка по отношению к ним ведет к ошибке в вещах божественных". Современные томисты усматривают в концепции гармонии веры и разума, ведущей также к гармонии интеллекта и воли, интеллектуальных, моральных и теологических добродетелей, базу для созидания гармоничной и целостной культуры. В 1879 учение Ф.А. было признано официальной философской доктриной католицизма (Энциклика Льва XIII "Этерни патрис").
H. C. Семенов

История философии. Грицианов

(Thomas Aquinas) (1225/1226—1274) — средневековый теолог и философ, один из крупнейших представителей схоластики 13 в. Родился в Италии, близ Аквино, в семье графа Ландольфо Аквинского. С пяти лет воспитывался в бенедектинском монастыре, затем учился в Университете в Неаполе. В 1244 Ф.А. постригается в монахи доминиканского ордена (‘псов господних’). Изучал богословие в Парижском университете у Альберта Великого. В последствии сам преподавал в Париже, Риме, Неаполе. Доктор теологии (1257). Около десяти лет проводит при папском дворе. Оживление латинского аверроизма (Сигер Брабантский) побудило папу вновь отправить Ф.А. в Парижский университет. Затем Ф.А. возвращен в Неаполь. Во время поездки на собор в Лион заболел и умер. Получил титул ‘Ангельского доктора’ (doctor angelicus). B 1323 причислен католической церковью к лику святых. В 1567 признан ‘Общим учителем Церкви’. Основные произведения: ‘Философская сумма (об истинности католической веры против язычников)’ (1261—1264) и ‘Сумма теологии’ (1265—1273). Ф.А. — основатель особого течения в схоластике, томизма. Первое, что Ф.А. считал необходимым сделать, — трансформировать аристотелевское понимание науки, знания, познания применительно к основной гносеологической проблеме средневековой философии (проблема соотношения веры и знания). Уже в 12 в. начинается бурная переводческая деятельность, в ходе которой Запад знакомится с философией Аристотеля (до этого были известны главным образом его логические произведения). Но знакомство осуществляется прежде всего с арабской интерпретацией Аристотеля, где ведущим авторитетом являлся Ибн-Рушд (Аверроэс). Между тем эта интерпретация не согласовывалась с христианской доктриной. Так, признавалась вечность материи и ее способность порождать формы; единичные вещи рассматривались лишь как косвенный продукт божественного интеллекта; отрицалось индивидуальное бессмертие душ; сущность обладала приматом над существованием. Как известно, у Аристотеля выделяются четыре последовательных ступени: опыт (empeiria), искусство (techne), знание (episteme), мудрость (sophia). Ф.А. всемерно теологизировал последнюю в качестве независимой от других ступеней высшей науки о Боге. Она у Ф.А. целиком зиждется на Откровении. Точнее, у Ф.А. можно выделить три иерархически соподчиненных типа мудрости: мудрость Благодати, мудрость богословская (мудрость веры, использующей разум), мудрость метафизическая. Они различны как формальным объектом, так и характерным для них ‘светом истины’. Для метафизической мудрости (мудрости разума) формальным объектом является не Бог в сокровенной тайне Его триединства, а бытие. Три первые ступени у Аристотеля, напротив, нельзя было оставить независимыми от высшей мудрости, ибо это могло повести к теории двойственной истины. Поэтому у Ф.А. высшая наука (теология) прибегает к помощи других как служебных в отношении нее — прибегает для разъяснения истин Откровения. Источник всех прочих наук — опыт и разум. Некоторые истины Откровения могут быть доказаны рационально, а некоторые нет. Отсюда Ф.А. выводит необходимость различать теологию сверхъестественную, основанную на истинах Откровения; и теологию рациональную, основанную на ‘естественном свете разума’. Соответственно, в томизме различаются истины revelata, которые необходимо были явлены в Откровении и к которым человек собственными силами дойти не мог; и истины revelabilia, раскрытие которых не было чем-то необходимым. К последним человеческий интеллект может придти сам при условии дисциплины и напряженного труда. Все это означает, что имеется какая-то общая сфера между теологией и другими науками. Главный принцип, отстаиваемый Ф.А., — истины науки и истины веры не могут противоречить друг другу. Между ними существует гармония. Мудрость, таким образом, состоит в стремлении постичь Бога, наука же — способствующее этому средство. И хотя человеческий интеллект, по Ф.А., является наиболее слабым на шкале рассудков, это не означает, что он не может быть ‘судьей самому себе’. Другое дело, что такой суд не может считаться высшим судом. Смелость же Ф.А. проявилась в том, что в области философии (естественной теологии) он не принимает авторитет Откровения, Св. Предания, учения св. отцов за исходные предпосылки и безусловные аргументы. В философии как таковой решающим оказывается, согласно Ф.А., интеллектуальное рассуждение. Одна и та же истина может один раз являться нам как истина веры, а другой раз как истина знания. По проблеме универсалий Ф.А. противопоставляет позиции крайнего реализма, опирающегося на платонизм в его августиновской версии, позицию умеренного реализма, которая опирается на аристотелевский гилеморфизм. По Ф.А., универсалии существуют трояко: в божественном интеллекте до всяких вещей, как архетипы (universalia ante rem); в субстанциях или вещах, как их сущность (universalia in rebus); в нашем уме, как абстрагированная форма (universalia post rem). В онтологии Ф.А. придерживается тезиса о безотносительном примате бытия. Акт бытия (esse), будучи актом актов и совершенством совершенств, пребывает внутри всякого ‘сущего’ как его сокровенная глубина, как его подлинная действительность. Эссенциализм Ф.А. считал и философски, и теологически ошибочным. В каждой вещи ее существование несравненно более важно, чем сущность. Ведь именно существование (‘действительность всякой действительности’) есть то, что связывает существо с Богом. Поэтому в единичных вещах сущность никак не имплицирует существование. Только в Боге сущность и существование не просто связаны, а тождественны. Тем самым, всякая вещь существует не благодаря своей сущности, а через сопричастность акту творения, т.е. воле Бога. Значит, и весь мир — совокупность субстанций — зависим в своем существовании. Таким образом, Ф.А. различает существование самосущностное, безусловное (ipsum esse subsistens), и существование случайное, зависимое (esse contingens). Для первого essentia = esse. Ф.А. впервые применяет к Богу аристотелевское понятие actus purus (чистое действие, чистый акт; у Аристотеля означало энергию). Усвоив аристотелевское actus purus в качестве базисной характеристики Бога, Ф.А. подчиняет волю в Боге интеллекту. Соответственно он утверждает: ‘Говорить, что справедливость зависит от простой воли Бога, значит говорить, что воля Божия совершается не в порядке мудрости, а это уже богохульство’. (Напротив, у Дунса Скота берет начало выдвижение на первый план элемента динамики в Боге и возвышения воли над интеллектом.) Позже понимание Бога как ‘actus purus’ обвинили в отсутствии динамизма; это якобы статичный Бог, а не живой. В самом деле, actus purus — чистая актуальность; но как тогда говорить о Боге как живом, если жизнь есть процесс перехода потенциального в актуальное и немыслима без их сепарации? Онтология Ф.А. разрушает ‘платоновский мир чистых объектов’ в пользу мира ‘экзистенциальных субъектов’. Бог творит не сущности, чтобы потом заставить их существовать, но ‘существующие субъекты, или основания, бытийствующие в своей индивидуальной природе’ (Маритен). Ф.А. не просто заимствует, а переосмысливает гилеморфизм Аристотеля в духе креационизма. Материя сотворена. Но будучи сотворенной, она как и у Аристотеля, выступает основой индивидуации, пассивным субстратом, чьи потенции актуализируются формой. Иначе говоря, в материи Ф.А. усматривает не только негативный (отрицание всякой определенности), но и позитивный момент (потенция к определенности). Что касается формы, то Ф.А. различает, с одной стороны, субстанциальную (через нее субстанция как таковая утверждается в своем бытии) и акцидентальную формы; с другой — материальную (имеет бытие лишь в материи) и субсистентную (имеет собственное бытие и деятельна без всякой материи) формы. Так, все духовные существа являются субсистентными формами, хотя и сложными. Чисто духовные — ангелы; в них следует различать сущность и существование. Человеческие души не нуждаются в материи для своего существования, но она нужна им для завершенности специфичного для них рода бытия. Человек, таким образом, обладает двойной сложностью; в нем различаются не только сущность и существование, но также материя и форма. Одна из проблем, с которой сталкивалась схоластика, проблема индивидуации. С одной стороны, субстанциальная форма определяет существенные свойства множества индивидов, с другой — сущность каждого. Но, согласно Ф.А., форма — не единственная причина вещи (в противном случае все индивиды одного вида были бы неразличимы). Принцип индивидуации можно охарактеризовать так: в духовных существах формы индивидуализируются через самих себя (они не подводятся под genus, каждое из них есть отдельный вид, species). В телесных же индивидуализация происходит не через их сущность, а через materia signata (materia signata — в противоположность materia communis — количественно ограниченная, принадлежащая определенному индивиду). Отсюда — различение в телесных вещах, так называемый quidditas (‘quo est’; сущность относится к отдельному существу как его quidditas) и suppositum (‘guod est’), т.е. самого индивида. Кроме того, субстанции рассматриваются Ф.А. сквозь призму категорий потенции и акта (бытия возможного и бытия действительного). Без них нельзя объяснить становление и развитие. Оперативные возможности субстанций определяются их действиями, а они — их предметами. Томистская онтология предстает как восходящая иерархия все более концентрированных и спонтанных субъектов существования. Так мы восходим к наиболее благородному и возвышенному во всей своей природе, к личности. Чем более та или иная форма подобна (причастна) Богу, тем она совершеннее. Иерархия форм позволяет в христианском духе истолковывать и аристотелевский перводвигатель, ‘форму всех форм’. Но это подводит нас к выводу о том, что Провидение правит миром. Тем самым Бог ответственен за зло. Чтобы избежать этого, Ф.А. вводит понятие естественных (инструментальных) причин. Бог правит миром не непосредственно, а через эти естественные причины. Так, резец скульптора — инструментальная причина статуи, а сам скульптор — основная (хотя и вторичная, в свою очередь подчиненная причинности архитектора, который строит здание, украшаемое скульптором). В силу сказанного, получает оправдание императив, обязывающий нас к активной деятельности, ибо сам Бог непосредственно не вмешивается в каждое единичное событие. Теодицея Ф.А. противостояла в том числе и ереси катаров, которые рассматривали весь материальный мир как зло. Для Ф.А. зло — это только неполнота добра и лишено самостоятельной реальности. Все сущее как сущее есть благо, и зло существует лишь в благе как своем субстрате (в этом смысле добро есть субъект зла). Мир задуман так, чтобы в вещах существовало определенное неравенство для осуществления всех степеней добра. Именно в силу этого неравенства, позволяющего реализоваться всем степеням совершенства, возможна мировая гармония, которая конкретизируется в универсальной иерархии. Если Бог и является творцом зла, то лишь как наказания, а не как вины. Что существует, есть добро. Но Бог — абсолютная полнота существования; следовательно, Бог — абсолютное добро. Из слов Иисуса Христа (‘Я есмь Путь, Истина и Жизнь’) следуют фундаментальные ‘качества’ Бога; это так называемые трансценденталии, надкатегориальные определения: Единство, Истина, Благо. Они постулируются вместе с самосущным бытием как не связанные (в отличие от категориальных определений) с опытом. При этом Ф.А. подчеркивает тайность не только Бога, но и всей действительности. Поскольку ‘познание самого субстанциального бытия свойственно лишь интеллекту Бога и превышает возможности какого бы то ни было сотворенного интеллекта, ибо никакое творение не есть свое собственное бытие, но участвует в бытии’, нам остается путь аналогии. Так как существование — это самое глубокое в каждой вещи, а Бог и есть источник и причина всякого существования, то Он ближе к нам, нежели мы — сами себе. Таким образом, Ф.А., избегая всякого пантеизма, решает вопрос об имманентности Бога, согласуемой с его же абсолютной трансцендентностью. Таинство божественной первопричины в том, что будучи причиной всех причин, она не упраздняет необходимости, но и не отрицает, не уничтожает свободы. По Ф.А., ‘лишать вещи их собственных действий — это значит препятствовать доброте Бога’. По существу, это тезис, отстаивающий ‘права творения’ — без посягательства на ‘права Творца’. Ф.А. отвергает онтологический аргумент. Понятие Бога — самое сложное; не зная всех его признаков, нельзя логически заключать о Его бытии. В принципе Ф.А. признает троякое познание Бога: cognitio intuitiva (оно сверхъестественно и уготовано для будущей жизни; это прямое познание Бога per speciem propriam); cognito per fidem (через веру); cognitio per rationem naturalem (через творение, в свете нашего естественного разума). Естественная теология вообще отправляется от следствий, восходя к причинам. Поэтому все ‘доказательства бытия Бога’ у Ф.А. косвенны и апостериорны, предпочтительнее называть их ‘путями’. Таких ‘путей’ Ф.А. приводит пять; и все они в своей основе имеют финалистский тип мышления. Первый ‘путь’ — от наличия движения в мире к его божественному первоисточнику; второй — от цепи причин в мире к первопричине; третий — от мирской случайности к божественной необходимости; четвертый — от различных степеней совершенства в творении к абсолютному совершенству творца; пятый — от иерархии целей в творении к высшей финальной цели. Вся система этих ‘путей’ или ‘доказательств’ держится на принципе аналогии (все вещи существуют лишь через причастность божественному Бытию и содержит в себе его ‘отблеск’ или ‘печать’; таково онтологическое основание самого этого принципа). В гносеологии Ф.А. принимает тезис, согласно которому наше познание свой необходимый исток имеет в чувственности. Однако, чем выше духовность, тем выше степень познания. Ангельское познание осуществляется с помощью с помощью так называемых присущих понятий; т.е. это умозрительно-интуитивное познание, не опосредованное чувственным опытом. Что касается человеческого познания, то оно, по Ф.А., есть обогащение души субстанциальными формами познаваемых предметов. Но здесь необходимо допустить некое связующее начало, через которое познаваемый предмет как бы ‘входит’ в познающий субъект. Это — ‘species’, ‘презентативные (или познавательные) формы’ (их можно рассматривать равно как и модификации души, и как ‘викарии’, посланники объекта). Если угодно, species — образ познаваемого предмета, ‘формальный предмет’ предмета реального, буквального. Именно ‘познавательная форма’ данного предмета ‘входит’ в меня в акте познания. Ф.А. говорит об ‘импрессивных специях’ (‘полученные формы’, при помощи которых на уровне внешних чувств создаются первоначальные познавательные образы) — и об ‘экспрессивных специях’ чувственного же порядка (после обработки первоначальных образов при помощи внутренних чувств). К вутренним чувствам Ф.А. относит общее чувство (sensus communis), главная функция которого — собирать воедино все ощущения (поэтому оно обладает некоторым разграничительным суждением); пассивную память (imaginatio sive phantasia), которая является хранилищем впечатлений и образов, созданных общим чувством; активную память (memoria, reminiscentia), функция которой — извлечение сохраненных образов и представлений; инстинкт (vis aestimativa), как наивысшую чувственную способность, которую можно даже назвать ratio particularis (разум особенный, приложимый к абсолютно единичным существам). Итак, под species можно понимать формальный принцип познания, его форму; не столько то, что познается, сколько то, через что познается предмет. Благодаря этому способность познания переходит в акт. Наряду с чувственным species Ф.А. пишет и об интеллигибельном. Вслед за Аристотелем он различает пассивный и активный интеллект. До той работы, которую производят внешние и внутренние чувства, интеллект подобен tabula rasa. Таким образом, Ф.А. отрицает врожденные идеи и понятия. Зато нам прирождены ‘общие схемы’ (conceptiones universales), которые начинают действовать в момент столкновения с чувственным материалом. Они не могут рассматриваться как врожденные понятия, но без них мы вообще не могли перейти к умственному познанию. Процесс перехода образа в понятие предполагает его дематериализацию и обобщение. Этот переход — абстрагирование — совершает актуальный интеллект, в котором Ф.А. также различает ‘импрессивные специи’ (абстрагированные от чувственных) и ‘экспрессивные специи’ интеллектуального порядка. Только благодаря этому из потенциального интеллекта (в который и попадает чувственный образ) возникает понятие. Под intentio же понимается результат познавательного акта, внутреннее слово, в котором душа высказывает предмет самой себе. Проще говоря, вначале активный разум извлекает (абстрагирует) интеллигибельный species из чувственного; затем (уже пассивно) воспринимает первый и информируется им, познавая предмет по его интеллигибельному бытию. Так получается понятие предмета, носителем которого служит возможный разум. Лишь впоследствии душа познает самое себя, направляя на себя свое мышление. До познания же Бога разум возвышается при помощи умозаключений (т.е. это не прямое, а косвенное богопознание). Таким образом, Бог познается не первым, а последним. Интеллектуальное познание продвигается от общего к частному, опираясь на некий врожденный habitus принципов. Ф.А. говорит о трех умственно-познавательных операциях: создание понятия и задержка внимания на его содержании; суждение (позитивные, негативные, экзистенциальные), или сопоставление понятий; умозаключение, или связывание суждений друг с другом. Из этих трех операций (созерцание, суждение, рассуждение) европейская культура, по мнению некоторых современных томистов, развивала главным образом именно третью — в ущерб двум первым. В томизме различаются ум (вся сфера духовных способностей), интеллект (способности умственного познания), разум (ratio, способность к рассуждению). Отсюда можно вывести требование поворота от рационализма в узком смысле к интеллектуализму. В свете эсхатологической перспективы познания следует упомянуть и знаменитое учение Ф.А. о ‘lumen gloriae’, ‘свете славы’. Это то в порядке любовного познания, что позволяет познать нам божественное через реальное участие в Его Природе, которая радикальным образом отлична от духовного строя нашей земной жизни. Как писал Ф.А., ‘жизнь человека состоит в любви, которая укрепляет его больше всего на свете и в которой он находит самую большую радостью’. Человек — высшее в ряду телесных созданий. Его отличает от них нематериальная разумная душа и свободная воля. В силу последней он ответственен за свои поступки. Но корень свободы — разум; таким образом, и здесь мы находим примат интеллекта над волей. Поскольку у каждого естества, по Ф.А., только одна субстанциальная форма, конституирующая его, то человек не состоит отдельно из тела и ‘вложенной’ в него души. Душа понимается Ф.А. как субстанциальная форма тела, но она — не личность, а только ее духовная основа. Личностью является весь человек. Поэтому смерть — разрыв, требующий Воскресения. После смерти, таким образом, сохраняется лишь основа личности, но не полная личность (что возможно только после Воскресения). Душа соотнесена к строго соответствующему ей телу (учение Ф.А. о так называемом commensuratio, ‘соответствии’), их единством и конституируется личность. Как чувства (внешние и внутренние) обращены к интеллекту, так страсти (вожделение и пылкость) обращены к воле. Но воля — это не погашение страстей, а их ‘сублимирование’; чувственные страсти, подчиняясь воле, преображаются в духовные. Воля же тем более свободна, чем более подчинена интеллекту. Добродетели появляются там, где есть духовные способности — интеллект и воля. Предпринимая анализ поступка, Ф.А. выделяет в нем интенцию (намерение); рассудительность, приводящую нас к практическим суждениям (здесь относится к средствам воли); согласие, дающее разрешение на некоторые из этих суждений, т.е. сам акт воли; свободный выбор. Нет морально безразличных поступков. Интеллект, управляющий волей — практический, а познающий добро (бытие) — спекулятивный. Отсюда — деление добродетелей на моральные и интеллектуальные. Главные интеллектуальные добродетели — познание первых принципов, знание, мудрость; главные моральные добродетели — познание практических первооснов (к ним относятся и естественные права человека), совесть, благоразумие. Если добавить к благоразумию добродетели мужества, умеренности и справедливости, то они дают нам как бы общую структуру нашей моральности. Но совершенное их единство дает только любовь (три богословские добродетели: вера, надежда, любовь). Ф.А. различает справедливость обменную (commutativa) и разделяющую (distributiva), а также справедливость humana (относится к конкретным отношениям между людьми) и institia legalis (относится к законам и функционированию институтов). Частная собственность — не одно из естественных прав, но один из первых выводов или следствий из этих прав. Поэтому не всякое лишение собственности есть кража. Человек, далее, есть ‘политическое животное’. Как таковое, он может существовать только в государстве, которое есть бытие логически более раннее, чем его граждане. Государство происходит от Бога и суть его — быть единой направляющей волей. Тем не менее, Ф.А. допускает возможность ниспровержения тирана. Чтобы обойти возникающую здесь трудность (всякая власть от Бога), он вводит различение сущности власти и ее формы (способ правления). Виды государств в зависимости от способа правления — олигархия, монархия, тирания (‘демократию’ можно рассматривать как разновидность тирании). Наилучшая форма власти сочетает элементы монархические, аристократические и демократические. Ф.А. развивает целую систему права. Оно есть разумное распоряжение подданными, направленное ко всеобщему благу. Вечное право — совокупность общих божественных принципов управления миром. Естественное — совокупность правил вечного права, отраженного в уме человека. Позитивное право — применение принципов естественного права к общественной жизни. Как уже отмечалось, из различия форм, каждая из которых суть подобие Бога в субстанциях, Ф.А. выводит универсальную иерархию бытия. Она является онтологическим основанием иерархии общественного порядка. Каждый, таким образом, должен выполнять определенные функции в составе целого. Следовательно, общественное разделение труда предопределено телеологией божественной деятельности. При трактовке человека с богословской точки зрения надо иметь в виду то, что Ф.А. писал в своей ‘Summa contra gentiles’: ‘Если богословие занимается существами, то постольку, поскольку оно вкладывает в них известное подобие Божие, и постольку, поскольку ошибка по отношению к ним ведет к ошибке в вещах божественных’. Современные томисты усматривают в концепции гармонии веры и разума, ведущей также к гармонии интеллекта и воли, интеллектуальных, моральных и теологических добродетелей, базу для созидания гармоничной и целостной культуры. В 1879 учение Ф.А. было признано официальной философской доктриной католицизма (Энциклика Льва XIII ‘Этерни патрис’).

Новый философский словарь

(Thomas Aquinas)
(1225/1226-1274) - средневековый философ и богослов (титул Ангельского доктора), монах-доминиканец, систематизатор ортодоксальной схоластики, основатель томизма. Родился в Акуино (Италия) в семье графа Ландольфо Аквинского. Воспитывался сначала в бенедиктинском монастыре, в 1244 вступил в орден доминиканцев. Ученик Альберта Великого. Преподавал в Париже, Риме, Неаполе. Доктор теологии (1257). Возглавил борьбу в Парижском университете против Сигера Брабантского и приверженцев аверроизма. В 1323 был причислен католической церковью к лику святых, а в 1567 признан "учителем церкви". Основные сочинения: "Сумма философии, об истинности католической веры против язычников" (1261-1264) и "Сумма теологии" (не окончена, 1265-1273). Теологически осмысливая аристотелевскую философию, Ф.А. пытался обосновать католическое вероучение, примирить веру и знание, которые, по его мнению, не противоречат друг другу. Если же выводы науки вступают в противоречие с верой, то это свидетельствует, по Ф.А., о неправильном ходе рассуждений. В то же время Ф.А. считал, что есть рационально постижимые догматы веры (существование Бога, бессмертие души и др.) и рационально непостижимые (сотворенность мира, троичность Бога, первородный грех), которые сверхразумны и не постижимы наукой. Они познаваемы только верой и теологией. Философия используется теологией лишь для более доступного изложения истин откровения. Признавал значимость телесного ("человек не есть только душа, но и некое соединение души и тела"), примат интеллекта над волей. Цель человека видел в достижении загробного блаженства, а средством его достижения считал добродетельную жизнь. Однако достичь блаженства нельзя без божественной благодати. Ф.А. считал, что все виды власти - от Бога, но отдавал предпочтение монархии, допуская возможность свержения несправедливого правителя. В то же время церковную власть ставил выше светской, считая, что все правители должны подчиняться папе римскому, так как он получил власть "от Христа". Основной принцип философии Ф.А. - гармония веры и разума. С 1879 (Энциклика Льва XIII "Этерни патрис") философская система Ф.А. была признана "единственно истинной философией католицизма", став основой неотомизма. См. также: Томизм, Неотомизм.
А.А. Круглое

Философский словарь

(1225 или 1226 — 74) — средневековый католический теолог, монах-доминиканец, ученик Альберта Великого, в 1323 был причислен к лику святых (назван Аквина-том по месту рождения в Аквиио близ Неаполя). Объективно-идеалистическая философия Ф. А. сложилась в результате теологической интерпретации учения Аристотеля, приспособления аристоте-лизма к христианскому вероучению. Обработка аристотелевской философии Аквинатом шла по линии выхолащи-вания ее материалистических идей н усиления идеалистических элементов (учение о неподвижном мировом пер-водвигателе н др.). Значительное влияние на философию Ф. А. оказало и учение неоплатонизма. В споре об универсалиях занимал позиции “умеренного реализма” (Реализм средневековый), признавал универсалии трех видов: до единичных вещей (в божественном разуме), в самих вещах (как общее в единичном) в после вещей (в. познающем их человеческом разуме). Осн. принцип философии Ф. А. — гармония веры и разума; он считал, что разум способен рационально доказать бытие бога и отклонить возражения против истки веры. Все существующее укладывается Ф. А. в созданный богом иерархический порядок. 'Учение Ф. А. об иерархии бытия отражало церковную организацию феодальной эпохи. В 1879 схоластическая система Ф. А. официально объявляется “единственно истинной философией католицизма”, становятся одним из осн. направлений немарксистской философии, оказывающих значительное влияние на духовную жизнь совр. зап. об-ва (Неотолшэм). Оси. соч. Ф. А.: “Сумма против язычников” (1261 — 64), “Сумма теологии” (1265 — 73).

Философский энциклопедический словарь

ФОМА АКВИНСКИЙ (Thomas Aquinas) (род. 1225/26, замок Роккасекка, близ Акуино, недалеко от Неаполя – ум. 7 марта 1274, монастырь Фоссануова, около Рима) – первый схоластический учитель церкви, «princeps philosophorum» («князь философии»); с 1879 признан официальным католич. религиозным философом, который связал христ. вероучение (в частности, идеи Августина Блаженного) с философией Аристотеля. Учился в Кельне, Болонье, Риме, Неаполе; Фома аквинский первый проводит четкую и резкую границу между верой и знанием. Разум, по его мнению, только дает обоснование непротиворечивости откровения, веры (мистерий); возражения же против них рассматриваются лишь как вероятные, не вредящие их авторитету. В отношении понимания природы универсалий – реалист. Как теолог понимал бытие Бога в смысле христ. религии и разделял идею творения мира из ничего и бессмертия души, которая как «чистая форма» не может быть разрушена. Однако она не существует до земной жизни, а создается Богом. Она приобретает знания не в результате воспоминаний, как у Платона, а благодаря чувственному восприятию, в которое облечено познание идеи, озаряемое интеллектом. Все мироздание рассматривается Фомой Аквинским как универсальный иерархический порядок внутри бытия, порядок, который установлен Богом и указывает всему существующему его прирожденное место. Интеллект, по его мнению, подчинен воле. Для совершения нравственных поступков человек должен уважать естественный порядок в личной жизни и обществе. Выбранные из его философии (метафизики и натурфилософии) 24 тезиса были определены церковью 24 июля 1924 как истинное учение Фомы Аквинского; см. ТОМИЗМ. Осн. произв.: «Summa contra gentiles», 1261 – 1264; «Quaestiones disputatae», 1256-1273; «Summa theologiae», 1265-1273.

Философский энциклопедический словарь 2

        Фома Аквинат (Thomas Aquinas) (1225 или 122В, замок Роккасекка близ Акуино, Юж. Италия,— 7. 3. 1274, монастырь Фоссануова, Юж. Италия), ср.-век. философ и теолог, систематизатор ортодоксальной схоластики, основатель томизма; монах-доминиканец (с 1244). В 1567 признан пятым «учителем церкви».
        В осн. трудах «Сумма теологии» и «Сумма против язычников» подведены итоги теологич.рационалистич. поисков зрелой схоластики, направленных на отработку вероучения в формах здравого смысла. Культуру здравого смысла, упорядочение «естеств.» рассудка, над которым надстраивается ярус «сверхъестеств.» догмы, Ф. А. вслед за Альбертом Великим нашёл у Аристотеля. Задача, которую ставит себе ?. ?.,— это упорядочение множества в единство, а не просто созерцание единства, отрешённого от всякой множественности; он как бы стремится вывести бытие бога из бытия вещей. В этом мышление Ф. А. отличается от абстрактного умозрения ранней схоластики (Ансельм Кентерберийский), ориентировавшейся на Платона, неоплатонизм и Августина. В рубриках «Суммы теологии» одни и те же схемы мысли накладываются на бесконечную пестроту конкретных вопросов — от пяти доказательств бытия бога до определения границ допустимого и недопустимого в финансовой деятельности и т. п.
        В основе онтологии Ф. А. — восходящая к Аристотелю антитеза «потенциального» (возможного) и «актуального» (действительного). «Потенциальное» — колеблющаяся, неустановившаяся, открытая для перемен незавершённость и постольку несовершенство. «Чистая потенциальность» — материя, «слабейший вид бытия»; она характеризуется лишь пассивной восприимчивостью к воздействию извне. «Актуальное» — это реа-лизованность, осуществлённость, завершённость и тем самым совершенство. «Актуальна» в своей противоположности материи форма — принцип порядка и чёткости; абс. актуальность, не допускающая к.-л. потенциальности,— бог, источник всякого оформления. Материя вносит в форму и присущую форме идеальную всеобщность конкретизирующий «принцип индивидуа-ции». Во всём сущем Ф. А. вслед за Аристотелем различает «субстанцию» (сущность) и «акциденции». Онтология ?. ?., как это вообще характерно для ср.-век. философии, ценностно окрашена: «сущее и благое есть понятия взаимозаменимые» (Summa theologiae II q. 18, а. 3).
        Антропология ?. ?., особенно связанная с острыми идеологич. конфликтами его эпохи, исходит из представления о человеч. индивиде как личностном соединении души и тела. Душа нематериальна и субстанциальна, однако получает завершающее осуществление лишь через тело. Эту идею Ф. А. защищал как против плато-ническо-августиновского спиритуализма, так и против аверроизма (Сигер Брабантский), учившего о единой безличной интеллектуальной душе во всех мыслящих существах мироздания. Учение Оригена о сущностном тождестве ангельской и человеч. природы, ст. зр. ?. ?., ложно. Человеч. душа — не просто «двигатель» тела, но его субстанциальная форма. Эта концепция вызвала противодействие августинистско-францисканских оппонентов ?. ?., пока не была принята на Вьеннском соборе в 1314 в качестве ортодоксальной доктрины католич. церкви. В аверроизме Ф. А. видел ниспровержение христ. эсхатологии, апеллирующей к судьбам личной души. Личность для Ф. А.— «самое благородное во всей разумной природе» (там же I q. 20, а. 1), интеллект — это всегда личный интеллект и постольку не абс. начало, но часть целого. Только в боге интеллект есть сущность, в человеке же — потенция сущности, так что не «интеллект мыслит», но человек мыслит «при посредстве» интеллекта. Это включение интеллекта в душевно-телесную индивидуальность и отрицание его абсолютности, вытекающее из христ. догматич. предпосылок, сочетается у Ф. А. с утверждением примата интеллекта над волей. Ф. А. считает, что разум сам но себе выше воли, однако делает оговорку, что в жизненной плоскости любовь к богу важнее, чем познание бога.
        Для этики Ф. А. характерно учение о «естеств. законе», вложенном богом в сердце людей и описываемом в духе этики Аристотеля; над ним надстраивается «божеств. закон», который превосходит «естеств. закон», но не может ему противоречить. В трактате «О правлении государей» Ф. А. соединяет восходящие к Аристотелю представления о человеке как обществ. существе, об общем благе как цели гос. власти, о моральном добре как середине между порочными крайностями и т. д. с христ. догматами и доктриной о верховном авторитете рим. папы. Ф. А. с оговорками признаёт право народа восстать против тирана, систематически извращающего справедливость.
        Филос.-теология, система Ф. А. стала с 14 в. знаменем доминиканских схоластов в их спорах с августинизмом и францисканским скотизмом. С 1(5 в. томизм энергично насаждается иезуитами; их теологи (Суарес и др.) комментируют и модернизируют систему Ф. А. Со 2-й пол. 19 в. учение Ф. А. становится основой неотомизма.
        Opera omnia, v. 1—25, Parma, 1852—73 (переизд.—N. ?., 1948); v. 1—34, P., 1871—80; v. i—Iti, Roma, 1882 (изд. не оконч.); рус. пер.— в кн.: Антология мировой философии, т. 1, М., 1969, с. 823 — 62.
        Бронзов ?. ?., Аристотель и ?. ?. в отношении к их учению о нравственности. СПБ, 1884; Боргош Ю., ?. ?., [пер. с польск.], ?., 19752; Maritain J., Le docteur Angilique, P., 1930; Grabm?nn M., Thomas von Aquin, Munch., 19498; Pieper J., Uber Thomas von Aquin, Muneh., 19492: Chesterton G. K., St. Tliomas Aquinas, Garten City (N. Y.), 1956; Gilson E., Le thomisme. Introduction a la Philosophie de St. Thomas d'Aquin, P., 19656.
        С. С. Аверинцев.

Если вы желаете блеснуть знаниями в беседе или привести аргумент в споре, то можете использовать ссылку:

будет выглядеть так: ФОМА АКВИНСКИЙ

будет выглядеть так: Что такое ФОМА АКВИНСКИЙ