 |
 |
|
 |
|
|
БРУНО ДЖОРДАНО |
| Мультимедийная энциклопедия |
| (Bruno, Giordano)
(1548-1600), итальянский философ, родился в поселке у города Нола недалеко
от Неаполя в 1548. Учился в монастырской школе в Неаполе, где в 1565
вступил в доминиканский орден; в 1572 стал священником. Обвиненный в ереси
в 1576, бежал сначала в Рим, а затем за пределы Италии; переезжал из
города в город, занимался чтением лекций и сочинением многочисленных
трудов, был принят при дворах Генриха III и Елизаветы. В 1592 по доносу
венецианского патриция Джованни Мочениго, пригласившего его в Венецию, был
предан суду инквизиции. Бруно был арестован, против него было начато
следствие - сначала в Венеции, а в 1593, после выдачи Бруно Венецианским
государством, в Риме. Ему были предъявлены многочисленные обвинения в
богохульстве, аморальном поведении и еретических взглядах в области
догматической теологии; осуждению подверглись также некоторые из его
философских и космологических идей. Бруно отказался признать ложными
главные из своих теорий и по повелению Климента VIII был приговорен к
смертной казни, а затем сожжен на костре на площади Кампо ди Фьоре в Риме
17 февраля 1600.
Среди ранних сочинений Бруно - комедия на итальянском языке Подсвечник (Il
Candelaio, 1582) и несколько трактатов, посвященных теориям Раймунда
Луллия об искусстве механического мышления и памяти ("великом искусстве").
Важнейшими произведениями этого периода являются диалоги на итальянском
языке, написанные им в Англии, и поэмы на латинском языке, написанные в
Германии. Его метафизическое учение изложено в работе О причине, начале и
едином (De la causa, principio e uno, 1584), в которой он утверждает, что
Бог (Бесконечное) включает или сочетает в себе все атрибуты, в то время
как частные феномены суть не что иное, как конкретные манифестации единого
бесконечного принципа. Единая универсальная материя и единая универсальная
форма, или душа, являются непосредственными началами всех отдельных вещей.
Космология Бруно изложена в его работе О бесконечности, Вселенной и мирах
(De l'infinito, universo e mondi, 1584). В этом произведении он
опровергает традиционную аристотелевскую космологию и утверждает, что
физическая Вселенная бесконечна и включает бесконечное число миров, в
каждом из которых есть солнце и несколько планет. Таким образом, Земля
всего лишь небольшая звезда среди других звезд в бесконечной Вселенной.
Метафизика Бруно является связующим звеном между взглядами Николая
Кузанского и Спинозы; она также оказала непосредственное влияние на
немецкий классический идеализм. В своей космологии Бруно следует Лукрецию
и Копернику, однако выводит из коперниканской системы гораздо более
радикальные следствия, чем ее автор. Больше, чем любой другой итальянский
философ того времени, Бруно заслуживает названия предшественника, если не
основателя современной науки и философии. Его идеи и произведения
свидетельствуют скорее о смелости и богатом воображении, чем о точности и
осторожности в выводах, однако совпадение его идей с позднейшими научными
и философскими теориями поразительно. Трагическая смерть Джордано Бруно
сделала его мучеником за свободу мышления.
Среди других важнейших трудов Бруно - Пир на пепле (Cena de le leneri,
1584); Изгнание торжествующего зверя (Spaccio de la bestia trionfante,
1584); Тайна Пегаса (Cabala del cavallo Pegaseo, 1585); О трагическом
энтузиазме (Degli eroici furori, 1585); 120 статей о природе и Вселенной
против перипатетиков (Centum et viginti articuli de natura et mundo
adversus Peripateticos, 1586); 160 статей (Articuli centum et sexaginta,
1588); О тройственном минимуме и измерении (De triplici minimo et mensuro,
1589); О монаде, числе и фигуре (De monade, numero et figura, 1589); О
безмерном и бесчисленном (De immenso, innumerabilibus et infigurabilibus,
1589).
ЛИТЕРАТУРА
Бруно Д. Изгнание торжествующего зверя. М., 1914
Бруно Д. Диалоги. М., 1949
Бруно Д. О героическом энтузиазме. М., 1953 |
| Антисери Д., Реале Дж. Западная философия от истоков до наших дней |
религия как метафизика бесконечного и "героический энтузиазм"
Жизнь и творчество
Джордано Бруно родился в Ноли в 1548 г. При крещении ему дали имя Филиппе; имя Джордано он получил в монастыре Сан-Доменико в Неаполе совсем молодым, а с 1572 г. стал священником.
Еще в годы студенчества проявился его мятежный характер, и в 1567 г. против него был начат процесс, который остался незавершенным.
В 1576 г. было возбуждено новое дело, не столько по подозрению в ереси, сколько из-за убийства одного из собратьев-монахов, который донес на него. На самом деле подозрение было необоснованным. Но ситуация усложнилась настолько, что Бруно вынужден был бежать в Рим, невзирая на монашеский сан, потом на Север (Генуя, Ноли, Савона, Турин, Венеция), а затем в Швейцарию, в Женеву, где он сблизился с кальвинистскими кругами. Но вскоре у него возникли разногласия и с теологами-кальвинистами.
С 1579 г. Бруно жил во Франции. Первые два года он провел в Тулузе, а в 1581 г. перебрался в Париж, где ему удалось привлечь к себе внимание Генриха III, у которого он получил защиту и поддержку.
В 1583 г. в свите французского посла он отправился в Англию, где жил в основном в Лондоне. Некоторое время он провел также в Оксфорде, однако поссорился там с преподавателями университета, которых считал "педантами". Недавно обнаруженные документы свидетельствуют, что оксфордские ученые обвинили его в плагиате, использовании в своих лекциях идей, заимствованных у Фичино (магико-герметическую доктрину).
В 1585 г. он возвратился в Париж, но вскоре почувствовал, что не может больше пользоваться защитой короля, и после одной бурной стычки с последователями Аристотеля вынужден был бежать.
На этот раз он избрал лютеранскую Германию. В 1586 г. Бруно обосновался в Витгенберге, где публично восхвалял лютеранство. Но и здесь надолго не задержался. В 1588 г. он попытался добиться расположения императора Рудольфа II Габсбурга, но безуспешно. Через несколько месяцев вновь вернулся в Германию, где в 1589 г. в Гельмштадте вступил в лютеранскую общину, откуда через год был изгнан.
В 1590 г. философ перебрался во Франкфурт, где опубликовал свою трилогию - три большие поэмы на латинском языке. Во Франкфурте он через книгопродавцев получил приглашение от знаменитого венецианца Джованни Мочениго, желавшего изучить мнемотехнику, в которой Бруно знал толк. Он неосторожно принял приглашение и вернулся в Италию в 1591 г. В том же году Мочениго донес на Бруно в Священную канцелярию.
В 1592 г. в Венеции начался процесс над Бруно, который завершился его осуждением. В 1593 г. в Риме философ снова предстал перед судом. После безуспешных попыток убедить его отречься от некоторых тезисов, Бруно был приговорен к сожжению на костре, что и было исполнено на Кампо деи Фьори (Поле цветов) 17 февраля 1600 г.
Бруно не отрекся от своих философско-религиозных взглядов и умер, самой гибелью утверждая их. "Он умер, чтобы жила его философия. Таким способом он бросил вызов, и судебный процесс возобновился: он был продолжен совестью итальянского народа, который осудил тех, кто его убил" (А. Гуццо).
Многочисленны труды Бруно. Среди них особого упоминания заслуживают: комедия "Подсвечник" (Candelaio, 1582), "О тенях идей" (De umbris idearum, 1582), "Пир на пепле" (Сепа de le Ceneri,
4), "О причине, начале и едином" (De causa, principio el uno, 1584), "О бесконечности, вселенной и мирах" (De l'infinito, universe е mondi, 1584), "Изгнание торжествующего зверя" (Spaccio de la bestia trionfante, 1584), "О героическом энтузиазме" (De gli eroici furori, 1585), "О наименьшем" (De minimo, 1591), "О монаде" (De monade, 1591), "О неизмеримом и неисчислимом" (De immense et innumerabilibus, 1591).
Характеристика основных идей Бруно
Чтобы понять философа, необходимо выявить основу его мыслей, источник понятий и дух, дающий им жизнь. Какова эта основа, источник, дух Бруно?
Недавние исследования проливают свет на эти вопросы. Шифр к идеям Бруно - в их магико-герметическом характере. Бруно идет по стопам философов Возрождения, но удержаться в рамках христианской ортодоксии ему не удается. Более того, идеи Бруно могут быть поняты как род возрожденческого гнозиса с элементами египетской религиозности, характерной для герметических сочинений. Неоплатонизм служит основой и концептуальной схемой этого типа религиозного видения.
Документальное подтверждение этому - недавнее исследование Ф. А. Йетс (в уже цитированной книге "Джордано Бруно и герметическая традиция" (Giordano Bruno e la tradizione ennetica), развязывающее многие узлы в интерпретации работ Бруно. "Философия Бруно, - пишет Йетс, - изначально герметична... он был герметиком наиболее радикального типа, с особой магико-религиозной миссией..."
Что же пытался сделать Бруно? Все очень просто, замечает Йетс. Он возвращает возрожденческую магию к ее языческим истокам, оставив слабые попытки Фичино выработать безобидную магию, утаив ее основной источник, "Асклепиус" (который за создание идолов и амулетов был осужден св. Августином). Христианский герметизм без "Асклепия", по мысли Бруно, смешон. Следует восстановить культ природных богов Греции и религию, с помощью которой египтяне постигли божественные идеи, интеллигибильное Солнце, Единое неоплатоников.
Вот как Бруно цитирует в "Изгнании" плач "Асклепия" в его последнем пророчестве: "Ты не знаешь, о Асклепий, что, как Египет - образ неба... так наша земля - мировой храм. Но, увы, наступит время, когда станет ясно, что Египет тщетно старался быть ревнивым хранителем божественного. [...] О Египет, Египет, от твоих религий останутся только легенды. [...] Темноту предпочтут свету, смерть будут считать полезнее жизни, никто не станет возводить очи к небу, на верующего будут смотреть как на безумного, кощунника считать благоразумным, неистового сильным, наихудшего лучшим. И, поверьте мне, будет осужден на смерть тот, кто религии предпочтет рассудок; потому что возникнет новый суд, новые законы, не останется ничего святого, ничего почитаемого: не будет слышно слова, достойного неба и небожителей. Останутся только падшие ангелы, которые, смешавшись с людьми, принудят несчастных к дерзости на всякое зло, как если бы оно было справедливым; начнутся войны, грабежи, обман и все противное душе и природной справедливости: наступят старость, расстройство мира, утрата веры. Но будь спокоен, Асклепий, потому что после того, как все это случится, Отец и Господь Бог, правитель мира, всемогущий покровитель... несомненно, положит конец безобразию, призвав мир к его исконному образу".
"Египтянство" Бруно - это "благая религия", разрушенная христианством, к которой следует вернуться, пророком которой он себя чувствует, принимая миссию реаниматора. Последний фрагмент из работы Йетса завершает картину этой новой экзегезы: "Таким образом, Бруно отклоняет все попытки Фичино сконструировать форму теологии, в которой древние теологи и маги вписаны в христианский платонизм. В Corpus Hermelicum Бруно увидел египетскую религию в неоплатонической форме теургического и экстатического опыта, как восхождение к Единому. Именно так интерпретировали неоплатоники поздней античности египетскую традицию. Однако мы не находим у Бруно рабского подражания этому типу неоплатонизма с его мистериософским культом. Он, конечно, испытал большое влияние Фичино и Пико, со всем аппаратом каббалистических и христианских ассоциаций, синкретизма различных философских и религиозных учений, древних и средневековых. Следует также напомнить, что Джордано Бруно в конце XVI в. был свидетелем трагических проявлений религиозной нетерпимости. Тогда в религии герметизма искали терпимости, видели дорогу, которая приведет к объединению различных сект, а не к их взаимоуничтожению. Среди различных исповеданий христианского герметизма, католического и протестантского, большая их часть избегала магии. В этот момент является Джордано Бруно, который, взяв за основу магический герметизм, предсказывает нечто вроде египетской контрреформы, возвращение к египетской традиции, благодаря которой религиозные проблемы исчезнут; наконец, он защищает нравственную реформу, делая акцент на важности благих общественных начинаний, этики, отвечающей критериям общественной пользы".
Понятно, что Бруно не мог найти общего языка ни с католиками, ни с протестантами (строго говоря, его сложно назвать христианином, потому что в конце концов он поставил под сомнение Божественную природу Христа и основные догматы христианства). Тезисы, которые он брал то здесь, то там, были тактическими опорами для проведения собственной реформы. Именно поэтому он вызывал в любом окружении, где бы ни преподавал, яростную реакцию. Он не мог примкнуть ни к одной религии. Создать новую религию - вот его цель.
И все же он был "опьянен Богом" (выражение Новалиса, относящееся к Спинозе) и "бесконечное было его началом и концом" (так говорил Шлейермахер о Спинозе). Но речь идет о Божественном и Бесконечном неоязыческого типа, выраженных в концептуальном аппарате неоплатонизма, в интерпретации Николая Кузанского и Фичино.
Искусство запоминания (мнемотехника) и магико-герметическое искусство
Первые труды Бруно посвящены мнемотехнике, и среди них особо выделяется трактат "О тенях идей" (De umbris idearum). написанный в Париже и посвященный Генриху III. Искусство запоминания очень древнее. Римские ораторы рекомендовали для лучшего запоминания речей ассоциировать структуру и последовательность понятий и аргументов с последовательностью возведения частей здания. В середине века Раймунд Луллий, как уже говорилось, не только выводил правила мнемотехники, предназначенные облегчить запоминание путем четкого выявления ментальных закономерностей, но и пытался координировать их со структурой реального.
В эпоху Возрождения мнемотехника получает новое развитие, а в работах Бруно достигает своей вершины.
Ф. Йетс суммирует возрожденческую концепцию мнемотехники и вклад в нее Бруно следующим образом: "В эпоху Возрождения (искусство мнемотехники) было модой среди неоплатоников и герметиков. Метод закрепления в памяти основных образов и архетипов предполагал в качестве системы мнемотической локализации сам космический порядок и требовал поэтому глубокого знания универсума. Эта концепция очевидна уже в том фрагменте из труда "О жизни, которую следует рассматривать с неба" (De vita coelitus comparanda), где Фичино пишет, что планетарные образы и краски, запечатленные в памяти так, как если бы они были воспроизведены на потолке комнаты (на фресках, по канонам магико-симпатических соответствий), служили для их обладателя организационным принципом всех явлений, с которыми он столкнется, выйдя из дома". Герметический опыт отражения универсума в уме лежит в основе магической памяти, а метод следования за этим опытом фиксировал в памяти образы-архетипы, активизированные магическим образом. Пользуясь магическими образами или талисманами, маг надеялся познать и обрести космическую силу через магическую организацию воображения, стать сверхчеловеком, оставаясь в гармонии с космосом. Эта особая трансформация классического искусства запоминания имеет свою историю еще до Бруно, но именно у него она достигает своей кульминационной точки.
Бруно в работе "О тенях идей" явно присоединяется к Гермесу Трисмегисту, убежденному, что "египетская" религия лучше христианской, поскольку это религия ума, реализующаяся в преодолении культа солнца, видимого образа солнца идеального, каковым является интеллект. "Тени идей" не осязаемы, они скорее (в контексте Бруно) "магические образы", блики Божественного разума, копиями которых являются осязаемые вещи. Обретая эти "магические образы", можно получить в уме слепок универсума, а значит, не только удивительную память, но и активизацию всех способностей человека.
Далее в работе представлена серия образов, на основе которых Бруно организует систему памяти, вслед за Фичино, на плотинов-ской основе.
Итак, Бруно парижского периода предстает как реформатор магико-герметической традиции. Но примирение этой доктрины с христианской догматикой, которого добивался Фичино, его больше не заботит, он решил идти до конца.
Вселенная Бруно и ее значение
После Франции - наиболее значительного этапа в карьере Бруно - наступил черед Англии, где он написал и опубликовал итальянские диалоги, являющиеся лучшими в его творчестве.
Прежде чем говорить об их содержании (оно получило дальнейшее развитие и углубление в поэмах на латинском языке, написанных и опубликованных в Германии), стоит напомнить, как Бруно появился перед англичанами, учеными Оксфордского университета. Недавно обнаруженные документы (найденные Р. Мак Налти) сообщают нам о темах лекций Бруно в Оксфорде и о реакции слушателей. Он излагал коперниканскую картину универсума, гелиоцентрическую концепцию бесконечности космоса, связав ее с астральной магией и солярным культом, предложенным Фичино. Но один из ученых "нашел, что, как первая, так и вторая лекции были заимствованы, почти слово в слово, из работ Марсилио Фичино" (в частности, из работы De vita coelitus comparanda). Разгорелся скандал, который вынудил Бруно быстро ретироваться от "педантов-грамматиков" из Оксфорда, которые ничего не поняли в его рассуждениях. Он создавал образ возрожденческого мага, владеющего новой "египетской" религией в герметическом откровении, культ deus in rebus, Бога, присутствующего в вещах. В "Изгнании" "египетская" тема усиливается, а "мудрейший Меркурий Египтянин", т.е. Гермес Трисмегист, выступает как источник знания. Идея "бога в вещах" и магия, понимаемая как мудрость, восходят к "интеллигибельному солнцу", которое открывается миру то в большей, то в меньшей степени. "Магия, - уточняет Бруно, - в той мере, в какой она обращается к сверхъестественному, является божественной; а в той, в какой она обращена к созерцанию природы и к раскрытию ее секретов, она природная; и она выступает математической посредницей в том, что касается рассуждений и действий души на границе телесного и духовного, духовного и интеллектуального".
"Египтянство" Бруно - это форма языческой религии, на которой он хочет основать реформу нравственного порядка. Но каковы ее философские основы?
Мы уже неоднократно подчеркивали, что речь идет по сути о заимствованных из неоплатонизма основах, с подчеркнуто пантеистическими акцентами, об идеях элейской школы и тематике Авицеброна.
Выше всего Бруно ставит "причину", или высшее "начало", именуемое им также Сверхразумом, от которого происходит все, но который сам при этом остается для нас непознаваемым. Весь универсум (вселенная) есть следствие этого начала; но из знания следствия нельзя получить знание причины, так же как от статуи невозможно перейти к образу скульптора - ее создателя. Это начало - не что иное, как Единое Плотина. Бруно пишет: "От божественной субстанции - как потому, что она бесконечна, так и потому, что она бесконечно далека от результатов нашей дискурсивной деятельности, - у нас нет ничего, кроме останков (говорят последователи Платона); отдаленного эффекта (говорят перипатетики); облачения (говорят каббалисты); спин и задов (говорят талмудисты); зеркал, теней и загадок (говорит Апокалипсис)". Сравнение со статуей в значительной степени неадекватно, добавляет Бруно, ведь статуя, являясь законченным произведением, может быть познана полностью; вселенная же бесконечна, и поэтому "сложно познать первопричину и начало по его следствию". Но не в метафизике креационизма, а в контексте плотиновской мысли эти утверждения обретают смысл.
Как у Плотина от высшего начала происходит Разум, так, по аналогии, Бруно говорит о всеобщем Разуме, но он понимает его в духе имманентизма, как "разум в вещах", это - способность мировой Души. От нее берут начало все формы материи, составляющие с ней неразрывное единство: "Этого хочет Нолан, Разум, дающий жизнь всему, названный (так) пифагорейцами. Это Тимей, дающий формы; Душа как формальное начало, названная ими источником форм; материя, из которой творится и формуется любая вещь - хранилище форм".
Гиломорфическую структуру реальности, таким образом, по сравнению с последователями Аристотеля, Бруно понимал совершенно иначе: формы динамически структурируют материю, движущуюся в разные стороны, именно потому, что все одухотворено, все живо. В каждой вещи заключена мировая душа, а в душе присутствует вселенский разум, вечный источник форм, которые постоянно обновляются.
Бруно говорит о жизни души и о вселенском разуме, который есть Бог, или Божественное, в то время как в трудах Телезио пан-витализм в довольно узких рамках сенсуализма уходит корнями в учение досократиков. У Телезио Бог трансцендентен, а жизненная сила, которую Бог дал материи, не имеет ничего общего с божественной жизнью; у Бруно Бог становится имманентным, а жизнь космоса - божественной жизнью или бесконечным ее распространением.
Поэтому становится понятным, как в этом контексте совпадают понятия Бога и природы, формы и материи, действия и силы, так что Бруно смог написать: "Отчего становится нетрудно принять в конце концов, что все, в соответствии с субстанцией, едино, что, может быть, и имел в виду Парменид, вульгарно трактуемый Аристотелем".
Следующая страница, взятая из работы "О причине, начале и едином", хорошо воссоздает сотворенный Бруно образ вселенной. "Итак, вселенная едина, бесконечна, неподвижна. Единая абсолютная возможность, единое действие, единая форма, или душа, единая материя, или тело, единая вещь, единое существо, единое максимальное и наилучшее; которое недоступно пониманию; она не может иметь границ и конца и потому безгранична и бесконечна и вследствие этого неподвижна. Она не перемещается в пространстве, ибо не имеет вне себя ничего, к чему она могла бы переместиться, потому что она - все. Она не возникает; ибо нет другого бытия, которого она могла бы желать или ожидать, поскольку она охватывает все бытие. Она не разлагается; потому что нет другой вещи, в которую бы она превратилась, поскольку она - всякая вещь. Она не может уменьшаться или расти, поскольку она бесконечна; а к этому нельзя ни прибавить, ни отнять. Бесконечное не имеет пропорций. Ее нельзя привести в иное расположение духа, ибо она не имеет вне себя ничего, от чего бы она могла страдать или волноваться. [...] Кроме того, чтобы понять все ее существо, единство в соответствии и невозможность перейти в иное и новое существование или в иные типы существования, нужно помнить, что она не может подвергаться изменениям какого-либо типа и не может иметь что-нибудь противоположное или отличное, что бы ее изменило, ибо в ней все согласовано. Она не материя, ибо не имеет и не может иметь очертаний, не имеет и не может иметь границ. Она не есть форма, потому что не дает форм и очертаний ничему другому, поскольку она - все, она - максимум, она - единое, она - всеобщее. Она не поддается измерению и не является мерой. Она недоступна постижению, ибо она не больше себя. Она не познана, ибо она не меньше себя. Она не сравнима ни с чем, ведь она не есть то и другое, но одно и то же. Поскольку она - одно и то же, она не имеет разных сущностей, а раз она не имеет разных сущностей, не имеет и разных частей; поскольку она не имеет разных частей, она не есть сложное. Это род термина, не являющегося термином, форма, которая не является формой, такая материя, что уже не материя, и такая душа, которая скорее не душа: потому что это - неразличимое все, и вселенная есть единое".
Бесконечность Всего и смысл, который Бруно сообщил коперниканской революции
В концепции Бруно бесконечное становится, как уже было сказано, символическим числом.
Если бесконечна Причина, или Первооснова, бесконечным должен быть и результат. Поэтому Бруно пишет в работе "О неизмеримом": "Божественное полностью необъяснимо в физическом плане, лишь в бесконечном, и только в нем оно проявляется в собственной универсальности, в соответствии с бесчисленными видами и согласно расположению бесконечного: везде начало сходится с концом, а центр со всех сторон связан с бесконечным. То, что идет от вечного, божественного, согласно всякому бытию, как распространение бесконечной доброты, есть результат божественного всемогущества".
На этом основании Бруно поддерживает не только идею бесконечности мира в целом, но также (восприняв мысли Эпикура и Лукреция) идею существования бесконечных миров, похожих на наш, с другими планетами и другими звездами: "И это называется бесконечной вселенной, в которой имеются бесчисленные миры".
Жизнь бесконечна, в нас бесконечна индивидуальность, как и во всех сложных вещах. Умереть не означает испариться, ибо "ничто не исчезает совсем"; умереть - это только измениться случайным образом, в то время как то, что меняет, остается вечным, неизменным.
Но почему происходит это изменение? Почему частность, материя всегда ищет другую форму? Возможно, она ищет другое бытие? Не "другое бытие" (которое уже есть всегда), находчиво отвечает Бруно, "но другой способ бытия". И именно в этом заключается различие между вселенной и отдельными вещами во вселенной: "Первая включает все бытие и все способы бытия; из вещей каждая имеет бытие, но не все способы бытия".
В связи с этим Бруно находит, что вселенная сферична и вместе с тем бесконечна. "Парменид сказал, что единое со всех сторон равно самому себе, а по Мелиссу, оно бесконечно; между ними нет противоречия, но один, скорее, уточняет другого". Герметический образ Бога в виде "сферы, с центром повсюду и без периферии", ставший знаменитым благодаря Кузанцу, удивительным образом подошел Бруно.
Бог есть тотальность бесконечного, потому что все во всем и в каждой части целого. Вселенная же как производное от Бога бесконечна, но не тотально бесконечна, потому что она во всем также, но не полностью во всех своих частях (или, во всяком случае, не может быть бесконечной тем же образом, что и Бог, - причина всего во всех частях): "Я говорю, что вселенная безусловно бесконечна, ибо она не имеет края, поверхности; я говорю, что вселенная не совершенно бесконечна, потому что каждая часть ее конечна и каждый из бесчисленных миров, входящих в нее, бесконечен. Я говорю, Бог безусловно бесконечен, ибо Он Сам исключает всякий конец, и всякий Его атрибут один и их бесконечно много; и я говорю, что Бог полностью бесконечен, ибо Он весь во всем мире и в каждой Его части бесконечно и полностью - в противоположность бесконечности вселенной, которая полностью во всем, но не во всех частях".
Теперь мы в состоянии понять причины, по которым Бруно с энтузиазмом принял революцию Коперника. Действительно, гелиоцентризм: а) в совершенстве согласовался с герметическим гнози-сом, который придавал Солнцу (символу интеллекта) совершенно особое значение; б) позволял ему разрушить тесные рамки аристо-телизма, постулат о конечности вселенной, и развеять все "фантастические небесные перегородки", убрав препятствия на пути к бесконечному.
"Героические энтузиасты"
Плотиновское "созерцание" единого во Всем становится "героическим энтузиазмом" у Бруно. После восхождения к знанию - спуск, от истока к ручью. Но у Бруно это созерцание трансформируется в некую форму "обожения", страстное желание быть единым с предметом любви, и плотиновский экстаз трансформируется в магический опыт. (Уже Фичино называл любящего человека "сподобившимся" "божественному исступлению".) Йетс пишет: "К чему действительно стремится религиозный опыт, описанный в работе "Героические энтузиасты", это герметический гнозис, т.е. мистическая любовная поэзия мага, созданного божественной силой, и он стремится отвоевать этот атрибут божественности, с соответствующими возможностями. [...] Это духовный дневник человека, видевшего себя религиозным магом". В центре сочинения - миф об охотнике Актеоне, который, не успев налюбоваться Дианой, был превращен из охотника в оленя, дичь, за которой охотятся, и растерзан своими собаками. Диана - символ божества, имманентного природе, а Актеон символизирует интеллект в погоне за истиной и божественной красотой; сторожевые псы - желания, а борзые Актеона (более быстрые) символизируют мысли.
Итак, Актеон обращен в объект познания (дичь), а его псы (мысли и желания) - в охотников. Почему? Да потому, что искомая истина - в нас самих, и, открыв это, мы открываем суетность наших собственных мыслей и понимаем, "уже обретя истину в себе самих, что не было необходимости искать божественное вне себя".
"Таким образом, псы - мысли о божественном, - заключает Бруно, - пожирают Актеона, умерщвляя его как вульгаризацию, освобождая от смятения чувств, из тюрьмы плоти; чтобы он больше не любовался на свою Диану через щели и окна, но, разрушив стену, смог бы увидеть весь горизонт". На вершине "энтузиазма" человек видит все в целости, ибо стал одержимым.
Заключение
Бруно, в рамках философии Возрождения, определенно наиболее сложный из философов. Отсюда различные толкования его учения. В настоящее время многие интерпретации его идей пересматриваются.
Делать из него предтечу современного ученого эпохи научной революции смешно, ведь его интересы были иной природы (магико-религиозной и метафизической), отличной от той, на которой базировались идеи Коперника. Сомнительно, что Бруно понимал научный смысл этого учения.
Невозможно выявить и математический аспект сочинений Бруно, потому что его математика - это пифагорейская аритмология, а следовательно, метафизика.
Но Бруно удивительным образом предвосхищает некоторые положения Спинозы, и особенно - романтиков. Свойственное этим философам опьянение Богом и бесконечным уже присутствует в трудах Бруно. У Шеллинга (по крайней мере на одной из фаз его развития) мы увидим отдельные наиболее яркие черты сходства с нашим философом. Одно из самых прекрасных и волнующих сочинений Шеллинга носит название "Бруно".
В целом творчество Бруно знаменует собой вершину Возрождения и в то же время эпилог этого неповторимого периода развития западной мысли. |
|
|
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
|
|
